В минувшее воскресенье организаторы протестной голодовки, проходившей возле областного управления Пенсионного фонда в Донецке, заявили о ее прекращении. «Акция окончена», — сообщил лидер палаточного городка Николай Гончаров и уехал домой.
С десяток небольших палаток, в которых люди, прибывшие со всей области, жили почти месяц, их владельцы сняли сами. А большую армейскую палатку, которую протестующим предоставил народный депутат Анатолий Гриценко, в ночь на понедельник свернули коммунальные службы. В ней оставались шесть человек из 25 голодающих.
В воскресенье вечером в палаточный городок прибыл губернатор Донецкой области Андрей Шишацкий. Он пообещал пикетчикам выделить из областного бюджета 500 тысяч гривен для решения их самых насущных проблем. Еще полмиллиона гривен чернобыльцам должны предоставить городские и районные администрации области, а также внебюджетные фонды. «Мы выделим в ближайшую неделю первый миллион гривен для того, чтобы компенсировать наиболее активным участникам — это более ста человек, которые потеряли и деньги, и свое время, и здоровье, — заявил губернатор Донетчины Андрей Шишацкий. — За два месяца в среднем по восемь тысяч гривен… Постараемся успеть к 14 декабря (день чествования ликвидаторов аварии на ЧАЭС. — Авт.)». Губернатор пообещал также содействовать в оказании конкретной помощи особо нуждающимся льготникам. «Рад, что сегодня было достигнуто положительное решение», — заметил Андрей Шишацкий.
Тем не менее один из лидеров акции протеста, ликвидатор последствий аварии на ЧАЭС Владимир Деркач, до последнего не покидавший палатку, отказался прекратить голодовку и участвовать в переговорах с губернатором. «Он обещает компенсацию не всем, а по списку, — сказал Владимир Деркач. — Я не хочу участвовать в этом балагане… Буду продолжать акцию протеста до тех пор, пока не выполнят законные требования ее участников, выигравших суды по перерасчету пенсий. А если мне придут обещанные губернатором «разовые доплаты», то отошлю их обратно на адрес облсовета».
Вчера около 60 человек продолжали пикетировать здание Пенсионного фонда.
Участники акции верили, что справедливость восторжествует, и ожидали каких-то кардинальных решений от Кабмина и Верховной Рады. Увы, «наверху» были уверены лишь в одном: денег в казне нет, поэтому какие бы решения ни были приняты судами, правительством или парламентом, исполнены они не будут.
— Мой муж инвалид, в 1999 году ему ампутировали обе ноги, а болеть он начал сразу же после того, как три месяца в 1986-м отработал на ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, — рассказала Людмила Лях, председатель Старобешевской районной организации «Союз-Чернобыль», которая приезжала в палаточный городок постоять за мужа.
По решению суда Юрий Лях начиная с 2007 года ежемесячно получал более восьми тысяч гривен. В ноябре нынешнего года 50-летний мужчина, оставшийся без ног в результате облучения во время работы в зоне, получил 1714 гривен. На днях, после того как в Пенсионном фонде стали принимать протестующих чернобыльцев, жена инвалида добилась определенного прогресса — ей сообщили, что мужу сделали перерасчет. Теперь Юрий Лях будет получать 2 тысячи 100 гривен.
А вот вдовы ликвидаторов — пенсионерки Галина Безуглая и Людмила Кузьмина, — также имея на руках решения судов, ничего не смогли добиться. Обе женщины решили перейти на пенсию своих умерших мужей. Галина Безуглая, муж которой умер в 2005 году, еще успела немного попользоваться пенсией супруга, пересчитанной по решению суда. До ноября нынешнего года Галина получала четыре с половиной тысячи гривен в месяц. В ноябре же ей выплатили 1019 гривен и сказали, что это не окончательно, то есть ей следует быть готовой к тому, что она вернется на свою пенсию. «Благо, я много лет отработала на заводе, пенсия у меня все же не минимальная», — вздыхает женщина.
Вдове Людмиле Кузьминой, муж которой умер 11 августа 2010 года, совсем не повезло. Только она хотела перейти на пенсию супруга и уже выиграла два суда, как Пенсионный фонд подал кассацию. Решение Донецкого апелляционного суда по иску Кузьминой было направлено в Высший административный суд Украины. В общем, сейчас вдова Михаила Кузьмина получает свою пенсию — 764 гривни, а за преждевременное вдовство ей будут доплачивать… 94 гривни.
— Вот это цена жизни моего мужа, который работал прямо на реакторе в июле 1987 года, — с горечью говорит вдова ликвидатора Людмила Кузьмина. — Он даже месяца там не пробыл. Из-за того, что стал жаловаться на сильные головные боли, его отправили домой. Спустя три года у мужа обнаружили опухоль головного мозга, трижды прооперировали, но опухоль все равно снова прорастала. После третьей операции муж умер…
— А эвакуированные вам не интересны? Моя семья жила в трех километрах от реактора, — рассказывает женщина, подошедшая к главной палатке, где голодали лидеры акции протеста.
Кажется, о Чернобыльской катастрофе уже столько сказано и написано, что сенсаций в этом вопросе просто не осталось. Однако беседа с жительницей Горловки Галиной Рябовой убедила меня в обратном. В Чернобыль она попала по распределению — как молодой специалист. Галина работала продавцом, а ее муж был электриком на атомной станции. В субботу 26 апреля 1986 года, когда произошла авария, у всей семьи был выходной и мужа Галины не вызвали на станцию по тревоге. Супруги отправились с детьми на прогулку — тогда сыну Галины было три годика, дочери — год. О том, что случилась авария, женщина догадалась, когда вместе с подругой направилась в овощной магазин, располагавшийся на окраине (поближе к атомной станции), и заметила там людей в защитных костюмах и БТРы.
— Мы испугались, увидев на улицах БТРы, — вспоминает Галина Рябова. — Людей в защитных костюмах, которые, поливали асфальт пеной, мы видели не впервые. Асфальт в Припяти всегда мыли пеной после того, как на станции случались выбросы радиоактивного пара. А они время от времени случались.
Слухи об аварии на четвертом энергоблоке расползлись по Припяти ближе к вечеру, а официально о случившемся и об эвакуации объявили лишь в воскресенье. Людям рекомендовали не выходить на улицу. Но они все равно выходили, опасаясь, что автобусы уедут без них. Ожидали эвакуации на улице и Рябовы. Накрапывал дождик.
— Спустя два года у меня выпали все волосы, — рассказывает Галина Рябова. — Думала, что уже никогда не отрастут. А в 1987-м у меня нашли язвенную болезнь желудка. Дети в детстве не болели, но врачи сразу предупредили: «Облучение бесследно не проходит, оно себя еще проявит». Так и вышло. У сына давление скачет, как у старика, а дочери недавно удалили опухоль.
Муж Галины погиб уже в Горловке в июле 1986 года в результате чьего-то головотяпства — управляя мопедом, наехал на оборванный провод, находившийся под высоким напряжением. Электрика Рябова не отправили на ликвидацию последствий аварии на станции лишь по состоянию здоровья — у него обнаружили проблемы с сердцем.
— Нам, эвакуированным семьям, тогда отдали под заселение целый подъезд в новом доме, но половины моих соседей-отселенцев из Припяти уже нет в живых, — рассказывает 51-летняя горловчанка.
В начале 2010-го Галина подала в суд и добилась выплаты пенсии в размере 4 тысяч 800 гривен ежемесячно, а также выплаты задолженности по пенсии в размере 38 тысяч гривен. Задолженность ей так и не выплатили, да и приличную пенсию переселенка получала недолго. В ноябре она получила 840 гривен. Проникнув в здание Пенсионного фонда вместе с другими протестующими, женщина «выхлопотала» еще сотню. «Это все? Сотня — за потерю здоровья?» — возмутилась пострадавшая. Сотрудник фонда, принимавшая в тот день удар на себя, обреченно развела руками.
— Я бы еще поголодал в палатке, если б не опухоль. В минувший вторник пришлось оперироваться в онкологии, — оправдывается 48-летний Станислав Городецкий, приходивший в палаточный городок проведать своих товарищей.
С 1986 года мужчина живет в общежитии, а с 1996-го стоит в льготной очереди на жилье. И эта очередь почему-то все время отодвигается: семь лет назад Городецкий был седьмым, потом стал четвертым, а со временем… 11-м в льготной очереди и 140-м в общей. В своих многочисленных обращениях в райисполком с просьбой выделить ему отдельное жилье чернобылец непременно уточняет: «С удобствами». Для него жилье с удобствами не само собой разумеющееся. В общежитии, где две кухни и два туалета на этаж, даже нет… душа. После того как помещение сдали в аренду под офис, жильцы вынуждены мыться в тазах… Поначалу свою нынешнюю комнату Станислав делил еще с тремя соседями и только теперь живет в ней один и по состоянию здоровья уже нигде не работает. «В Чернобыле мы жили в таких же палатках — только койки были двухъярусные и печки из кирпича», — глядя на армейскую палатку, вспоминал ликвидатор.
Станислав присоединился к акции протеста в первый же день и голодал с 14 по 23 ноября. До тех пор, пока язва не дала о себе знать и опухоль в носу не превратилась в свищ.
Часть желудка и двенадцатиперстной кишки чернобыльцу удалили сразу после возвращения из «зоны» — в конце мая 1987 года, где он грузил и вывозил мусор с третьего энергоблока ЧАЭС. Еще работая на станции, Стас обратился к врачу с жалобами на боли в животе и тошноту. Доктор спросил его, сколько рентген он набрал. Узнав, что шесть, посоветовал «дотерпеть» до нормы. Норма была — 10 рентген. Парень дотерпел, проработав полтора месяца. А вернувшись в Донецк, попал в больницу. Спустя две недели выписался и… снова слег. И так шесть раз за полгода, пока совсем исхудавшего парня не увезли на «скорой» и не прооперировали.
…Три года назад Городецкому удалили грыжу, на прошлой неделе — опухоль на носу. Это неполный список его проблем со здоровьем. 15 декабря он снова ложится в больницу. Обратившись в суд, как и его товарищи по несчастью, Городецкий добился увеличения ежемесячного размера пенсии до 5 тысяч 381 гривни. А в ноябре он получил уже тысячу 162 гривни плюс 300 гривен доплаты по какой-то загадочной второй ведомости. А вот в иске по выплате задолженности в сумме 32 тысячи гривен суд Городецкому отказал.
— Смотрите, здесь справка о том, что я работал на ЧАЭС с четвертого апреля по 29 мая 1987 года, — Станислав отодвигает большие короба с лекарствами и бережно раскладывает документы. — Мы с Николаем Панасенко были в Чернобыле в одном отряде, потом часто вместе лежали в больнице. В суде тоже встретились. Мы с Николаем призывались в Чернобыль в один день, но он суд по выплатам выиграл, а я — нет. Как такое может быть?
Этот вопрос Станислав попытался выяснить в суде. Официально ему никто не ответил. А неофициально шепнули: «Поскольку в Пенсионном фонде нет денег на выплаты задолженностей льготникам, просили удовлетворять такие иски хотя бы… через одного».
— У меня теперь есть фотография, где я с народным депутатом в палаточном городке, — Станислав аккуратно кладет снимок с нардепом в свою папку. — Нужно же во что-то верить! — оправдывается чернобылец, заметив мою улыбку. — Он, между прочим, как и я, вырос в детдоме. У меня, правда, еще есть брат-близнец, мне бы его найти, пока я жив. Вы мое фото, пожалуйста, опубликуйте.
Станислав Владимирович достает свою детдомовскую справку-характеристику, где написано: «Родился в городе Краматорске Донецкой области 6.02.1963 года. Ребенок из двойни». Все, что чернобыльцу-сироте известно о брате, это его имя — Вячеслав. Братьев записали в журнал под двойной фамилией: Мельник — по матери и Городецкие — по отцу. Вячеслава усыновили еще младенцем, а Стасу не повезло. 15 лет назад моего собеседника разыскал его старший брат по отцу Сергей, который и рассказал Станиславу о том, что у него есть брат-близнец…