В Украине после почти 30-летнего перерыва прошли гастроли Московского цирка Никулина на Цветном бульваре
Народный артист СССР Юрий Никулин до сих пор остается любимцем миллионов. Его талант раскрылся во многих жанрах: на арене цирка, в кино, на телевидении и даже в литературе. В свое время его не захотели принять в театральный институт (дескать, внешность не та), тем не менее на счету актера около трех десятков фильмов: «Когда деревья были большими», «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «Старики-разбойники», «Ко мне, Мухтар!», «Они сражались за Родину», «Двадцать дней без войны», «Чучело»… В этом году в Украине, после почти 30-летнего перерыва, прошли гастроли Московского цирка Никулина на Цветном бульваре, отпраздновавшего не так давно свое 130-летие. Тур приурочили к 90-летию со дня рождения Юрия Никулина, бывшего много лет бессменным руководителем цирка. Эта дата совпала также с 55-летием нынешнего генерального директора — художественного руководителя Максима Никулина (на фото).
— Скажите, Максим…
— Не сын ли я того самого Никулина? — смеется мой собеседник. — Знаете, был на эту тему анекдот, когда двое встречаются: «Извините, пожалуйста, а вы случайно не сын Рабиновича?» — «Сын, но то, что случайно, слышу впервые».
— Понимаю, что это почти по-одесски, но как вы, будучи дипломированным журналистом, стали гендиректором цирка?
— Так сложились обстоятельства. Убили заместителя отца по коммерческой части Михаила Седова. Папе как человеку творческому решать финансовые вопросы, заключать контракты и прочее было абсолютно несвойственно. Он жутко расстраивался, ругался. Тогда-то я и предложил свою помощь. Год работал на добровольных началах — без зарплаты и статуса. Постепенно разобрался в цирковом делопроизводстве. Одновременно продолжал работать на телевидении, так сказать, по своей основной специальности.
— Отцовский авторитет не давил на вас?
— Иногда говорят: «Вот при Никулине в цирке была особая аура!» Нет ауры, нет отца, что теперь сделаешь? Но это не оттого, что я хуже, просто он — гений, а я — обычный человек. И, естественно, понимаю разницу между нами. В свое время инстинктивно выбрал другую профессию — ведь никому не нужен был второй Никулин. А отцовский авторитет на меня не давил. В детстве я учился в обыкновенной школе, хулиганил, как все, бил окна, двойки получал. У педагогов был излюбленный прием: грозили, что напишут отцу на гастроли. Я понимал, что не напишут, — куда писать, если он мотался по всей стране. Кстати, в параллельном классе учился мальчик, чей отец был Героем Советского Союза, полярником и все время находился на дрейфующей льдине. Так пареньку постоянно грозили написать папе на льдину, если сын будет плохо себя вести… Вспоминается анекдот: «Папочка, сегодня у нас в школе сокращенное родительское собрание». — «Что значит сокращенное?» — «Ты, я и директор».
— Как в детстве переносили разлуку с родителями, которые часто уезжали на гастроли?
— Я подсчитал однажды, что своих родителей за год видел месяц-два, не больше. Даже родился, когда отец был на съемках. Слава Богу, что мама оказалась рядом… (смеется). Но странное дело, несмотря на их физическое отсутствие, я никогда не ощущал себя брошенным. Они постоянно звонили из гастрольных поездок, со всех стран, слали нежные письма.
В Москве я находился под бабушкиным присмотром. У нас была необычная коммуналка на Арбате: огромная квартира, разделенная пополам. В одной половине жили соседи, а в другой — в пяти комнатах — я с родителями и родственниками. Жили мы коммуной: мои троюродные брат с сестрой были как родные. На дверях нашей квартиры висела табличка «Колхоз «Гигант» — три звонка». Дом был небогатым (артистам в те времена много не платили), но очень хлебосольным. Когда родители приезжали из-за границы, они привозили игрушки и вещи как мне, так и моим брату с сестрой.
Когда родители работали в Москве, дома после спектакля всегда устраивались посиделки. Там такие люди собирались: дядя Витя (Некрасов), дядя Булат (Окуджава), дяди Жени (Евтушенко и Урбанский), дядя Леша (Баталов)… Как они говорили, как пели, как спорили! С ума сойти можно.
Как-то я сопровождал отца и Ростислава Плятта, с которым отец очень дружил. Они, хорошо приняв на грудь, упирались и куражились. Вы бы видели, как Плятт на снегу выводил палочкой матерное слово, а мы с отцом держали его в это время под руки. Проезжавшие мимо милиционеры (три часа ночи как-никак) не могли понять, что происходит: то ли мираж, то ли кино снимают — Ростислав Плятт и Юрий Никулин серьезно трудятся над крепким словом, а рядом стою я…
— Нужно сказать, что родители никогда не пытались увлечь меня актерской профессией, — продолжает Максим Никулин. — Лишь однажды, в 13 лет, я снялся в кино — первый и последний раз в жизни. Во время летних каникул я крутился под ногами съемочной группы фильма «Бриллиантовая рука». Нужен был мальчик, а тут я. Зачем искать еще кого-то? Вот он — тощий, белобрысый.
Меня сняли в эпизоде с Андреем Мироновым, когда тот оказался на острове. Помните мальчика с ведром и удочками? Я испортил дублей пять-шесть, потому что ждал удара и падал раньше, чем Миронов успевал до меня добежать и пнуть ногой под зад. Тогда Гайдай мне сказал: «Сейчас Андрей тебя бить не будет, просто мимо пройдет». А ему говорит: «Бей сильнее!» В общем, обманули. Я рухнул в воду со страшной обидой и с криком: «Ну что же вы, дядя Андрей!» Да, нелегкое дело — актерское ремесло. Зато какие у меня партнеры были: Миронов, Папанов. Дай Бог каждому. «Бриллиантовая рука» — наверное, лучшее, что снял Гайдай. И одна из лучших ролей отца — недотепистый инженер Семен Семенович Горбунков. Там есть сцена, где Володя Гуляев, который милиционера играл, вручает ему пистолет, а Семен Семенович говорит: «С войны не держал боевого оружия». Маленький вроде бы нюанс, а образ сразу воспринимается по-другому. Не такой уж он недотепистый, если прошел войну и выжил. Сам отец о войне практически ничего не рассказывал. Я его спрашивал, потом перестал — понял, что эта тема для него закрыта.
— Вы никогда не хотели стать циркачом или клоуном?
— Нет, я мечтал быть музыкантом либо кинооператором. Все закончилось тем, что я поступил на журфак МГУ, по окончании которого работал в «Московском комсомольце», потом — на радио и телевидении.
— Доводилось брать интервью у своего отца?
— Я делал с ним сюжет для болгарского телевидения, записывал передачу на радио. А вот для центрального ТВ, для программы «Утро», которую я вел, отца снимать не пришлось. В то время на телевидении бытовала фраза: «Династии хороши только на заводе».
— Как складывались отношения с отцом после вашего прихода в цирк?
— Мы очень сблизились. Появилось время для общения. За четыре года совместной работы я узнал отца лучше, чем за всю прошлую жизнь. Иногда вечером папа звонил мне в кабинет и говорил официально: «Максим, зайдите, пожалуйста». Захожу, а у него уже бутылочка на столе стоит, закуска нехитрая разложена. «Давай махнем, что-то устали сегодня…» Отец любил выпить — не напиться, а именно выпить под хорошую закуску, с друзьями посидеть, попеть, пообщаться. Пил он, кстати, только водку.
* «Хотя родители практически все время находились на гастролях и съемках, я никогда не ощущал себя брошенным», — вспоминал Максим Никулин (на снимке — Юрий Никулин с сыном Максом).
Не так давно я написал статью для одного из зарубежных изданий. Писал об отце, цирке и сам себе задавал вопросы: почему вся страна так любила Юрия Никулина? Потому что он гениальный киноактер? Нет. Хотя он и был великолепным комедийным, драматическим артистом, кроме него, были другие — Тихонов, Леонов. За то, что он великий клоун? Нет. Он не был великим, а просто очень хорошим профессионалом. Его любили совсем за другое. За то, что он был великим человеком! Просто есть вещи, которые всегда дефицитны в жизни каждого из нас: искренность, доброта, честность, порядочность, открытость. Именно за это его любила вся страна. У отца не было второго плана.
— То есть?
— Вот мы сейчас с вами разговариваем, и у нас разговор абсолютно нормальный. Но если, допустим, я общался бы с Медведевым или с Путиным, то лексика была бы другая и сказанное я бы жестче контролировал. А отец говорил одним и тем же языком с шофером, дворником, министром, президентом, со мной, с мамой. Такая вот сверхискренность. Это врожденное, от Бога, воспитать в себе такое нельзя.
— С такой искренностью ему, наверное, непросто жилось?
— Мы его оберегали. Но прорывались, конечно, люди со своими просьбами и «страшными» историями: «Мы из Ташкента, нас обокрали, дайте денег на билет». Не счесть всех украденных документов, тяжело заболевших мужей, жен и детей, погибших собак… И отец всем помогал, всем давал деньги. Я как-то раз его упрекнул: «Тебя разводят, ты не понимаешь?» Он посмотрел на меня, помолчал и сказал: «А вдруг это правда?» И действительно, ведь есть процент, что люди не соврали…
Но если отец узнавал, что человек, которому он доверял, обманул его, предал, он просто вычеркивал его из жизни. Навсегда.
— Скажите, высокопоставленные руководители бывают в цирке?
— Медведев у нас не был, Путин — тоже. Последний руководитель государства, присутствовавший на нашем представлении, — Леонид Брежнев. С его посещением связана отдельная история. В старом цирке, чтобы попасть в правительственную ложу, нужно было подняться на несколько ступенек вверх, а потом спуститься. Надо же было такому случиться, что, когда Брежнев спускался, по ошибке выключили свет. Он не вошел, а буквально упал в ложу. Был страшный скандал, администратор лишился работы.
— Ложа для vip-персон осталась?
— Здание строилось при советской власти. Тогда было положено иметь директорскую и правительственную ложи. Правительственная оставалась даже после развала СССР. Конец этому положил мой отец. Он позвонил в КГБ и сказал: «Мы — коммерческое предприятие, частная компания. Хотите сохранить свою ложу — платите деньги». Они жутко удивились и ответили, что в КГБ расходы на собственную ложу не предусмотрены. Тогда отец предложил: «Откройте ее, мы будем пускать туда зрителей». Сейчас эта ложа пользуется большим спросом.
— Сколько же стоит такое удовольствие?
— Порядка 200 долларов за место. За дополнительную плату можно пригласить туда артистов. Можно стол накрыть — имеется маленький зальчик. В ложу отдельный вход, есть где поставить охрану. Состоятельные люди снимают обычно всю эту красоту на день рождения своих детишек.
— Старые одесситы помнят выступления Юрия Никулина в стенах этого цирка.
— Одесса была третьим городом, куда он приехал на гастроли вместе с Карандашом. Отец рассказывал, как, остановившись в гостинице, они пошли к ларьку, где продавали вино на разлив. За прилавком стояла толстая тетка, крашенная хной. «У вас есть сухое вино?» — спросили они. Одесситка посмотрела на них свирепо: «Нет, только в бутылках» (смеется).
— Кем был для вас отец?
— Если я скажу, что богом, — ошибусь. Скорее всего, эталоном. В отношениях прежде всего, ведь жизнь в искусстве — это тоже человеческие отношения.
Отец никогда не вмешивался в мою личную жизнь. Он не благословлял меня на браки и не осуждал разводы. Никогда не вел со мной душеспасительных бесед. В свободные минуты любил раскладывать пасьянс, разгадывать кроссворды, но только не на работе — стеснялся. Еще обожал разговаривать по телефону и подолгу писал письма.
Могу также сказать, что ни отец, ни дед не были для меня непререкаемыми авторитетами. Зато отец своему отцу поклонялся, хотя у деда характер был очень сложным. Вот пример: возвращается папа с войны и звонит с вокзала домой. Моя бабушка радуется, а дед говорит в трубку: «Ну вот, из-за тебя на футбол не попаду, уже взял билет». Он был страстным болельщиком. Тогда отец отвечает: «Ты иди на футбол, а я пока посижу с родней и ко второму тайму подойду на стадион». Там, впервые после войны, они и общались…
Очень хочется верить, что я многое взял от отца, все-таки я его сын. Только когда его не стало, понял, кем он был для нас всех. Таких людей некем заменить. Как не заменить Евгения Леонова, Анатолия Папанова, Гришу Горина, Андрея Миронова… Придут другие, но таких уже не будет.
Фото из семейного альбома