Прожив в Украине 17 лет, греко-католический священник из Швеции считает, что главная проблема украинцев заключается в нежелании отстаивать свою национальную идентичность
Греко-католический священник Максим Мауритссон поселился в Киеве 17 лет назад. Причем из благополучной Швеции он уезжал с твердым намерением прожить в Украине всю оставшуюся жизнь. Этому необычайно одаренному человеку, знающему все европейские языки, обладающему феноменальной памятью и нечеловеческой работоспособностью, в декабре прошлого года исполнилось 85 лет.
Мы встретились с Максимом Мауритссоном в обычной киевской квартире, одну из комнат которой снимает священник. Несмотря на солидный возраст, мой собеседник просит обращаться к нему на «ты» и грозится брать по одному евро за каждое «вы». В лингвистическом багаже Максима нашлось место и украинскому языку, на котором он разговаривает вполне свободно. Лишь произношение выдает то ли иностранца, то ли жителя западных областей нашей страны. Кстати, в свое время священник одним из первых начал публиковать в ватиканской газете «Римский обозреватель» статьи об Украине.
— После войны я учился в международной духовной семинарии и писал статьи для ватиканской газеты, — рассказывает Максим Мауритссон. — Редакция получала печатные издания многих стран мира, самые интересные материалы из них нужно было переводить на итальянский. Я владею всеми европейскими языками, в том числе и украинским. Как-то мои публикации попали на глаза помощнику львовского епископа Ивану Бучко, который занимался проблемами соотечественников-католиков, живущих за рубежом. Епископ предложил мне поехать в Скандинавию и стать духовным пастырем для проживавших там около полутысячи украинцев. «Без проблем», — ответил я, и отправился работать в Скандинавию.
Когда Украина обрела независимость, многие ваши соотечественники стали ездить в Европу на заработки, в том числе и в Швецию. И однажды на станции метро в Стокгольме я увидел музыкантов, исполнявших украинские национальные мелодии. Поскольку я играю на органе и фортепиано, то сразу понял, что передо мной настоящие профессионалы. Подошел, поинтересовался, откуда они приехали. Оказалось, что из Украины. Я предложил им выступить с концертами в стокгольмских церквах. А супружеская пара из Донецка (жена играла на скрипке, а муж — на тромбоне) в свою очередь пригласила меня в гости. Они рассказали, что в филармонии их родного города есть хороший орган.
— И каковы были твои первые впечатления от Украины?
— Я увидел очень бедную страну, но это меня не обескуражило. Правда, сразу же после прилета несколько растерялся. Не знал, куда идти и что делать. Хорошо, что в «Борисполе» меня встретил донецкий знакомый Александр. Помню, мы вышли из аэропорта и сели в автобус. Сидим, сидим, а автобус все не отправляется. Я поинтересовался, когда же поедем? Александр ответил, мол, когда автобус заполнится пассажирами. Мой первый визит в Украину длился всего семнадцать дней. Но, знаешь, за это время было больше встреч и знакомств, чем за 20 лет жизни в Стокгольме. Я выступал с концертами не только в Донецке, но и в Одессе, Сумах. Как-то по телевизору увидел сюжет о фестивале органной музыки в Киеве. Позвонил организаторам и спросил, нельзя ли и мне принять в нем участие? Они с радостью согласились. Помню, я выходил на сцену в украинских шароварах, вышиванке и… воротничке католического священника.
— Как твое решение о переезде в Украину восприняли родные и близкие?
— Я свободный и самостоятельный человек. И так было всегда. Будучи президентом стокгольмского Института христианской иконографии, я еще во время первого посещения Украины предложил свои услуги руководству Киево-Могилянской академии. И меня пригласили читать лекции студентам. Потом познакомился с представителями украинской творческой интеллигенции, меня избрали членом Всемирного координационного совета от Швеции. И закрутилось, завертелось… За это время я создал несколько благотворительных фондов, которые помогают малоимущим. Мы привозим гуманитарную помощь для бедных людей, отправляем детей на оздоровление за границу и организовываем зарубежные стажировки для украинских врачей.
— Помимо благотворительности и музыки ты занимаешься достаточно хлопотным издательским бизнесом, отдавая приоритет украинским авторам…
— В университетском издательстве «Пульсари» я курирую публикацию книг в сериях «Христианская философия», «Богословие» и «Медицина». Недавно в издательстве вышла книга «Анна Ярославна». Я перевел на французский язык ее краткое содержание. Увы, никто не хочет оказывать нам финансовую помощь. Я обращался в посольства, фонды украинских олигархов… Но везде получал отказ. Мол, издательство — это коммерческая деятельность.
— Можешь сравнить издательский бизнес в Украине и Швеции?
— У нас мало читают. Мы часто шутим, что в Швеции популярна лишь одна книга — банковская. Даже произведения нобелевского лауреата издают тиражом не более пяти тысяч экземпляров. Часть его продают, часть — раздаривают, и через пару месяцев эту книгу можно найти либо в библиотеке, либо у антикваров. В Украине же печатают дополнительные тиражи! Здесь проблема в другом: люди бедные, и книги им зачастую не по карману. Ведь многие из твоих соотечественников живут на один евро в день!
— Ты приехал в Украину из обеспеченной страны. Как привыкал к нашим реалиям? Уже научился скандалить с жэком из-за отсутствия отопления или горячей воды?
— С этим ни малейших проблем! Хочешь, покажу тебе свое имущество? Это в основном книги. А еще — ложка, кружка, тарелка. В моем съемном жилье на кровати нет матраца, только сложенное вдвое одеяло. Есть также стол, стул и телефон. Компьютера нет, я все пишу от руки. Больше мне ничего и не нужно. В Швеции я жил в комнате площадью в 23 квадратных метра, здесь — девять квадратов. А через какое-то время мне будет достаточно и нескольких метров (грустно улыбается).
— Очень спартанский образ жизни…
— Если бы у меня была семья, я бы о ней заботился. Но я одинок, поэтому все деньги, которые зарабатываю, принадлежат не мне, а бедным людям. Я много путешествую по миру. И когда, к примеру, в турагентстве мне скажут, что более удобный прямой маршрут стоит больше, я предпочту ехать с пересадками, чтобы сэкономить. Если поездка обойдется мне дороже, это будет значить, что я краду деньги у нуждающихся! Такова моя концепция. Знаешь, меня часто называют «украинской матерью Терезой». Но какая же я мать, если я — мужчина!
— Тебе нравятся украинские национальные блюда? Сало, например.
— С удовольствием ем борщ, вареники, но не сало. Дело в том, что я не только богослов, музыкант и языковед, но еще и врач. Я вообще не употребляю жиров — ни животных, ни растительных.
— А спиртное себе позволяешь?
— Могу выпить пару капель вина, да и то изредка.
— Максим, как ты отметил Рождество Христово?
— У меня нет праздников, я работаю каждый день. Пишу книги, статьи… Мои труды на шведском, немецком, украинском языках уже изданы, а вскоре выйдет и книга на итальянском.
— Сколько же языков ты знаешь?
— Свободно разговариваю на десяти языках, а читаю еще на сорока. Хорошая память, видимо, досталась мне от отца. Он работал библиотекарем и без малейших усилий запоминал, где лежит каждая книга. Я тоже могу проснуться среди ночи и, не включая свет, найти нужное мне издание.
— А почему ты решил пойти по духовной линии?
— У меня случился, скажем так, философский кризис. Я много думал над смыслом жизни и пришел к выводу, что христианство — правильная религия. Кстати, перед тем как стать священником, я работал в банке.
— Так же, как и другие шведы, читал банковскую книжку?
— Нет. Мне всегда хотелось учиться. Я окончил восемь университетов, в некоторых из них занимался параллельно. Помню, в одном из итальянских вузов пришлось изучать художественную литературу. А я ее не читал принципиально! Меня интересуют лишь конкретные знания: медицина, биология, физика, а не пустые фантазии. Даже музыка занимает меня лишь во время концерта. До и после — нет. И я не волнуюсь перед выступлением, как все нормальные музыканты. Многие артисты стараются сразу же после выступления сбежать, а мне очень нравится общаться со слушателями. Помню, как-то перед концертом в филармонии Ивано-Франковска я… выгнал кассира из кассы и сам продавал билеты.
— А музыку ты пишешь?
— Раньше сочинял, но сейчас на это не остается времени. Для меня самое главное — книги. Я умру, а они останутся. Сейчас готовлю к печати издание об известных и неизвестных украинцах, недавно закончил рукопись о Владимире Ивасюке. А чтобы писать музыку, нужен инструмент, которого у меня никогда не было. Как, собственно, и музыкального образования. Помню, когда мне исполнилось лет десять, мама очень захотела, чтобы я стал пианистом. Родственники возражали. Говорили, мол, музыканты ничего не зарабатывают, пусть сын лучше обувь ремонтирует. Но мама была женщиной упрямой. Она нашла старенькую полуслепую пианистку. Я ходил к ней месяцев семь. А в 13 лет уже играл на органе в нашей церкви. Прямо как Брамс. Позже, когда уже начал выступать с концертами, меня часто спрашивали, какое музыкальное образование я получил. Но никаких официальных бумаг у меня нет!
— Максим, тебе надо мемуары писать…
— О, это, наверное, будет интересная книжка! Я уже работаю над своими записками переводчика.
— Какой-нибудь эпизод из украинской одиссеи войдет в эту книгу?
— Помню как-то на вокзале ко мне подошел мужчина и о чем-то спросил по-русски. А я ответил ему по-украински, что, мол, нахожусь в Украине и разговариваю на языке этого государства. Он тут же начал возмущаться… на английском: «А, так ты бандеровец!» Как же он удивился, когда я показал ему свой шведский паспорт.
— Максим, что ты можешь сказать об украинцах?
— Это очень приятные и миролюбивые люди. В других странах бастуют, а украинцы терпят… Украина никогда не начинала войн, а лишь защищалась. Но у украинцев есть одна проблема — они плохо отстаивают свою национальную идентичность. Знаешь, что в Европе Украину считают частью России? Например, в путеводителе для туристов сообщают, что Печерская лавра — первый монастырь на Руси, София Киевская — русский собор в Киеве, Короленко — российский писатель! Почему? Ментальность! Для многих европейцев Украина просто не существует!
— Но по некоторым знаковым событиям нас все же отличают. Евро-2012, к примеру…
— Говорят, что украинские милиционеры будут заниматься на курсах английского языка. А мы шутим: «Они выучат только два слова: «пенальти» и «пэй», то есть «штраф» (penalty, англ. — Авт.) и «платить» (pay, англ. — Авт.).
— Кстати, а ты сам машину водишь?
— Не умею, но других теории обучал. Помню, мне как-то пришлось замещать священника в одной из немецких больниц. Там работала пожилая женщина-врач, которая получила права еще в молодости, но нормально водить так и не научилась. Я предложил ей свою помощь. Мы садились в машину, она — за руль, я — рядом, и ездили по городу. По ходу объяснял ей, как правильно парковаться, где поворачивать… Эта женщина преисполнилась такой благодарностью, что хотела подарить мне машину. Но я отказался. Мне вполне хватает метро, автобусов и велосипеда. Она до сих пор не знает, что у меня нет и не было прав. У одного из моих приятелей есть своя автошкола. Он предложил мне написать учебник по вождению. И я вполне способен это сделать. Ведь все мои книжки написаны очень простым языком. Таков уж мой принцип.