Мать погибшей 19-летней девушки плеснула кислотой в лицо доктору, чтобы отомстить за дочь, которую медики не сумели спасти
Утром 4 июля в Вознесенскую центральную больницу была доставлена врач-терапевт этой же больницы 39-летняя Оксана Левченко. Как обычно, она в тот день торопилась на работу — к восьми надо было успеть на обход. По дороге женщину кто-то окликнул. Оксана Анатольевна оглянулась, и в этот миг в лицо ей плеснули какой-то жидкостью: «На тебе, получай!» Врач вспоминала, что даже рукой не успела прикрыться. Ее глаза моментально слиплись, а лицо превратилось в сплошное месиво. Доктор бросилась бежать…
В тот же день милиция официально огласила причину инцидента. Мотивом преступления стала профессиональная деятельность Левченко. За что поплатилась доктор из небольшого городка?
По признанию оперативников, случай в их практике уникальный.
— Буквально через полчаса после ЧП в райотдел милиции пришла 53-летняя местная жительница: «Я совершила преступление, арестовывайте!» — рассказывает начальник Вознесенского райотдела внутренних дел Александр Довганюк. — Женщина в подробностях описала подготовку к преступлению. Дома капнула себе на руку соляную кислоту, чтобы проверить, как действует. Получился ожог — значит, кислота качественная. Отлила граммов двести в баночку и отправилась с утра пораньше к дому доктора. Заметив, что Левченко вышла из ворот частного дома, какое-то время шла следом, потом поравнялась с ней и окликнула. Плеснула из банки прямо в лицо. Правый глаз у терапевта мгновенно вытек…
— Докторша то ли от испуга, то ли от боли принялась бежать, — вспоминает Наталья, свидетельница происшедшего. — Медик понимала, конечно, что жидкость следует смыть с лица как можно скорее. Вон, видите, забор из сетки-рабицы? За ним молодая женщина поливала из шланга огород. Несчастная подбежала к ней, крикнула: «Полейте меня!» Но соседка будто остолбенела. Потом я по телевизору видела, как она объясняла журналистам: растерялась, дескать, ведь вода очень холодная, докторша еще простудится. Тут врач как закричит: «Скорей!» Потом ее повезли в больницу.
Мать пострадавшей, услышав голос дочери, выбежала на улицу.
— Ой, як вона кричала! — прижав руки к груди, плачет Лариса Николаевна, мама Оксаны Левченко. — «Печет», «я ничего не вижу», «больно», — це все її слова. Господи, за що так з моєю дитиною? Що вона кому поганого зробила? Нелюди! Нелюди!
Пострадавшую доставили в Вознесенскую районную больницу.
— Мы ее не узнали, — свидетельствуют коллеги Левченко. — Полностью выжженное кислотой лицо. Вместо кожи — какая-то скользкая масса. Ужас! Кто напал на доктора, кто оставил ее без лица? Оксану Анатольевну так быстро провезли мимо нас в реанимацию, что врачи и медсестры где стояли, там и остались. Долго еще не могли прийти в себя.
— Что тут сказать? — пожимает плечами Татьяна Коломиец, заместитель главного врача Вознесенской райбольницы. — Просто нет слов. Это не потеря здоровья и красоты, а крушение всей жизни коллеги! Оксана Анатольевна больше десяти лет трудится здесь, один из лучших специалистов терапевтического отделения нашего стационара. Больные стараются попасть именно к этому доктору, доверяя ее профессионализму. Уж кто-кто, а она не заслужила самосуда. Напала на коллегу женщина, которую мы все знаем, поскольку жалуется на нас во все инстанции уже много лет. Это мама 19-летней Юли, весной 2005 года умершей от скоротечной пневмонии. Девушка лежала здесь, в терапевтическом отделении… Сколько комиссий приезжало разбираться! Вины врачей не нашли, помочь Юле было невозможно. Но мама, видите, иначе считает.
Татьяна Андреевна, впрочем, к долгому разговору была не расположена.
— Я не знаю, хочет ли Оксана Анатольевна, чтобы об этом писали, — торопится выпроводить меня за дверь доктор. — Связывайтесь с Институтом глазных болезней и тканевой терапии имени Филатова в Одессе, она сейчас там. Первую помощь пострадавшей мы оказали у себя, но остальное — не наш уровень, нужны узкие специалисты. Правый глаз доктор уже потеряла, он вытек сразу, сейчас ей пытаются сохранить хоть немного зрения на втором. Очень переживаем, чтобы совсем не ослепла. Собираем деньги, их понадобится много, ведь впереди еще операций и операций, длительное лечение. Кроме нас помочь некому — живет Оксана Анатольевна со старенькой мамой, одна воспитывает дочь-школьницу.
Мнение руководства больницы разделяют, кажется, все: и врачи, и младший медперсонал.
— Почему именно Оксану Левченко выбрали для мести? Здесь какая-то ошибка, — говорит врач Галина Гедзенко. — Ту девочку, Юлю, к нам привезли уже в агонии, не было шансов на спасение. Я хорошо помню, хоть и прошли годы.
Письмо от Антонины Корецкой из Вознесенска в редакцию «ФАКТОВ» пришло в 2005 году, автор жаловалась, что потеряла дочь из-за невнимательности и халатного отношения к своим обязанностям врачей местной больницы. Таким горем и болью пропитался мелко исписанный аккуратным женским почерком листок, что не откликнуться было невозможно. Мы встретились, Антонина Николаевна показала мне некоторые документы. В частности, официальный ответ управления здравоохранения Николаевской облгосадминистрации. В нем говорилось: «К ухудшению состояния Юли привели многочисленные существенные нарушения врачей: недооценка на амбулаторно-поликлиническом этапе и во время стационарного лечения степени тяжести заболевания, несвоевременная госпитализация и запоздалое направление в областную больницу». С родителями погибшей девушки мы тогда договорились, что не стоит торопиться с публикацией, дождемся выводов Главного бюро судебно-медицинской экспертизы Минздрава Украины. Ожидание заняло два года, и корреспондент «ФАКТОВ» снова приехала в Вознесенск к Корецким.
— Уже возбуждено уголовное дело против медиков, — сообщили супруги. — Выводы из Минздрава пришли, в них тоже говорится о недооценке местными врачами негативной динамики заболевания дочери, неправильной тактике лечения. Принято постановление о признании нас потерпевшими. Вот-вот закончится следствие, впереди суд.
— Дело против врачей расследует районная милиция, — подтвердил тогдашний межрайонный прокурор Сергей Могила, с которым мы встретились в феврале 2008 года. — Для себя я давно определил круг лиц, которым следует предъявить обвинение, хотя медики кивают друг на друга: мол, виноват не я. В рамках судебного разбирательства трудно будет определить, чья именно ошибка повлекла роковой результат. Виноваты все: и семейный доктор, и тот, кто приехал по вызову на «скорой», и лечащий врач (Оксана Левченко. — Авт.), и дежурный, и специалист, дававший советы по телефону. Другое дело — степень их вины. Необходимо не искать крайнего, а разграничить ответственность всех этих специалистов. Как ошибка каждого повлияла на ухудшение здоровья девочки? Чтобы это понять, нужно привлечь экспертов-медиков. Следствие идет продолжительное время, но лучше не торопиться, а еще поработать, чтобы получить конкретный результат.
— Сергей Николаевич, — поинтересовалась я тогда, — что вас поразило в этом деле? Не как прокурора, а как человека.
— То, как врачи относятся к простым людям. Понятно, что у каждого из медиков есть дом, семья, в выходные надо идти на базар. Мне и вам не звонят в воскресенье с мольбами выйти на работу, спасти человека. А им звонят. Неудобство? Да. Но ведь они сами выбрали такую профессию. С годами души иных докторов черствеют, но не до такой же степени! Речь ведь о самом страшном — равнодушии. Я уверен, что все виновные понесут наказание. Статья, по которой их будут судить, предполагает лишение свободы до трех лет. Так что пусть Юлины родители наберутся терпения — мы обязательно доведем дело до логического завершения.
Мы еще несколько раз связывались по телефону с Юлиными родителями, они жаловались, что из-за корпоративной солидарности в медицинской среде уголовное дело рассыпается. «Даже обладая неоспоримыми доказательствами и подтверждениями самих докторов, не удается ничего доказать», — сетовал Сергей Корецкий.
— Я несколько раз пыталась встретиться с Оксаной Левченко, — призналась Антонина. — Но она выставляла меня за порог: «Нам говорить не о чем». Мне же почему-то казалось: если доктор извинится, нам с мужем станет легче. Она же сама мать, почему не понимает меня?
Наша последняя встреча с Антониной оставила тягостное впечатление.
— Не знаю, что со мной, — нервно куталась в шаль женщина. — Кажется, будто вместе с Юлей я и сама тогда умерла. У нашего сына недавно родилась доченька, внучка, а радости нет. Принесут малышку, я с ней играю, купаю ее, но внутри все каменное. Хочется одного — поскорее остаться одной, закрыть шторами окна и лечь на диван, чтобы никто не беспокоил. Лечь и вспоминать Юлечку. Так получается, что не могу без нее жить. Не умею… Не хочу…
Третьего июля этого года Юле исполнилось бы 26 лет. Девушка мечтала стать следователем. На кладбищенском черном мраморном камне высечены слова: «Ты наша короткая радость и вечная скорбь». Антонина весь день провела у этого камня, а 4 июля, взяв кислоту, пошла к дому доктора. Не в порыве гнева, не в состоянии аффекта, а после долгих — длиною в целых семь лет — переживаний.
— Тяжба затянулась на годы, и я все-таки надеялась, что можно добиться справедливости законным способом, — скажет женщина милиционерам после инцидента. — Но уголовное дело против врачей было неоправданно закрыто. Правосудия в Украине нет.
И тогда убитая горем мать решилась на свой суд.
На информационных сайтах жители Николаевской области активно обсуждают нападение на терапевта из Вознесенска. Мнения высказываются противоположные: от «Молодец баба!» — до «Таких психов, как эта террористка, надо изолировать, иначе молодежь будет бояться в мединституты поступать», «Кто вам завтра аппендицит вырежет, если так с докторами обращаетесь?», «Ничто — даже месть за потерю любимого ребенка — не может служить моральным оправданием такого страшного поступка».
Алина Панченко из Южноукраинска считает: «А знаете, в чем причина? Наша милиция десятилетиями может «распутывать» подобные дела. У любого терпение закончится. Окончательно разуверившись, что можно наказать доктора правовым способом, мать наливает в баночку кислоту и идет выслеживать эскулапа. Увы, история показательная для нашего времени».
Вот мнение Василия Чемериса: «Думаю, случившееся — это урок для всех, кто носит белый халат. Лечиться там, где никто ни за что не отвечает? Где смотрят только в карман больного, и люди умирают под присмотром медиков? Зачем нам такая медицина? Если доктор будет знать, что завтра утром его у ворот встретят с баночкой кислоты родственники больного, которого он загубил, то мера ответственности медика, возможно, будет немного другой».
Читаешь эту полемику с чувством некоторого замешательства. Ведь пока идет обсуждение, подвергшаяся нападению женщина страдает. Негуманное наказание, придуманное Антониной Корецкой, можно сравнить разве что со средневековыми пытками. С другой стороны, женщина готова понести наказание — ей грозит до десяти лет тюрьмы. «Я все взвесила, там мне будет легче», — уверена Антонина. Кто же в этой ситуации палач, а кто жертва?
— Наша девочка училась на втором курсе Академии МВД и жила в общежитии киевского вуза, — возвращается к тем теперь уже давним событиям Антонина Корецкая. — 9 мая 2005 года Юля позвонила домой и пожаловалась, что у нее температура, а студенческий медпункт по случаю праздника закрыт. Мне бы сказать: «Немедленно вызови «скорую», но вместо этого почему-то предложила ехать домой. Как сейчас жалею!
10 мая дочь уже была в Вознесенске. Вечер, идти в поликлинику поздно, вызвали неотложку. Приехавшие медики сделали укол и посоветовали наутро проконсультироваться у участкового терапевта, что мы в точности исполнили. Семейный врач осмотрела Юлю, диагностировала пневмонию. «Що, дівчата, будемо робити?» — спросила. Мы ответили: «Как скажете». Доктор назначила антибиотики и успокоила: «Нічого страшного я тут не бачу, лікуйтеся вдома. Проп'єте п'ять днів пігулки, тоді прийдете». Это подтверждает и ее запись в амбулаторной карточке.
Через два дня, в ночь с 12 на 13 мая, больной стало хуже — появилась одышка, вызвали врача, тот решил госпитализировать пациентку.
— В приемном отделении нас встретили с недовольством: «Чего вас среди ночи принесло? Не могли утра дождаться?» — вспоминает Антонина. — Мест в терапевтическом отделении не было, дочери поставили раскладушку, но до утра к ней никто даже не подошел. Через четыре часа я уже на коляске отвезла Юлю на рентген, идти она не могла. Сделав снимок, рентгенолог сказал нам позвать лечащего врача. Мы с мужем побежали к доктору Левченко, но она наотрез отказалась. «Что смотреть? — пожала плечами. — Обычный дежурный снимок. Пусть описывает, я посмотрю в понедельник». Где еще тот понедельник, подумала я, сейчас только пятница. До понедельника дочка не дожила.
Забегая вперед, скажем: рентгенолог хотел обратить внимание коллеги на то, что за два дня площадь поражения легких увеличилась на 50 процентов. Встревоженные родители умоляли Левченко направить дочь в Николаев: предстоящие выходные пугали их. «А в Николаеве что, не выходные?» — отмахнулась доктор.
Антонина и Сергей все время находились рядом с дочерью, не оставляли ее ни на минуту. Больше всего Корецких тогда возмутило, что один из докторов вместо того, чтобы осмотреть Юлю, предложил им… заняться распространением витаминов и биологических добавок(!).
— Утром в субботу Юле стало еще хуже, — говорит Сергей Корецкий. — Я давай поднимать всех на ноги, требовал завотделением и лечащего врача. Медперсонал хором: «Не имеем права, у них выходной. Есть назначения, мы все выполняем». Наконец добился, чтобы позвонили заведующей. Она ушла на базар. Правдами и неправдами раздобыл адрес лечащего врача и на такси поехал за ней. Левченко согласилась оторваться от личных дел. Осмотрев дочку, рассердилась: «Что вы паникуете?» По телефону связалась с руководством, что-то повычеркивала в карточке назначений, что-то добавила. Мы, естественно, отблагодарили врача, сунув в карман халата 300 гривен. Но изменение лечения ничего не дало, в воскресенье Юлино состояние продолжало ухудшаться. В полдень я снова поехал к Оксане Анатольевне домой, взмолился: «Спасайте! Дочка уже синеет, она вот-вот умрет!» Вновь привез Левченко в палату, она тотчас вызвала реаниматолога. Взглянув на Юлечку, тот прямо при нас упрекнул коллегу: «Куда же вы смотрели?!» Долго что-то согласовывали с областной больницей, не было реанимобиля, медики между собой ругались — никто не хотел сопровождать больную. «Любые деньги заплатим!» — хватал я их за руки. К вечеру Юлечку все-таки отправили в Николаев, мы с женой помчались следом. В николаевской больнице в ту же ночь дочь умерла.
— Нас к ней не пустили, а медсестра мне потом призналась, что Юля все время звала маму. Мы даже не попрощались с ней, — плачет Антонина.
Главный врач Вознесенской районной больницы Николай Гоменюк (мы встречались в 2008 году) пытался меня убедить, что вины врачей нет.
— Молодая девушка, причем спортсменка, умирает за пять суток от воспаления легких — невероятно! — с этого начал разговор Николай Гоменюк. — Такое течение болезни может быть у деток или ВИЧ-инфицированных. А тут здоровая (в Академию МВД хилых не принимают), в расцвете сил! Доктор из поликлиники определил одностороннюю пневмонию, назначил лечение. Динамики нет, состояние ухудшается, мы ее госпитализировали. Лечил девочку опытный врач. Почему не направил в Николаев сразу? С обыкновенной-то пневмонией? Это же штатная ситуация для любого врача. Если каждого посылать в областную больницу, там не то что в коридорах, на улице больные будут лежать.
— Почему Юлю Корецкую не поместили в реанимационное отделение, раз терапия не давала результата? — поинтересовалась я у главврача.
— Мы этот вопрос обсуждали. Девушка находилась в больнице первые сутки, оснований паниковать не было. Явного упущения врачей я не вижу. А халатность… Разве ей отказали в помощи? Нет, лечили. Проблема возникла из-за того, что больная поздно к нам обратилась. Очевидно, процесс в легких начался задолго до ее приезда домой, дней 15 «тлело». Здесь уже был финиш. Разрушительные процессы вспять нам повернуть не удалось.
— Родители Юли то и дело ездили за лечащим врачом домой, разве это не упущенное время?
— По большому счету вы правы, когда говорите, что квалификация врачей в районных стационарах в выходные дни очень низкая. Нет опытных докторов, дежурят узкие специалисты. Все от нищеты. Я не могу требовать от лечащего терапевта, чтобы она и в выходные приходила осмотреть больного. Я ей за это не плачу. Доктор — тоже человек, у него есть личная жизнь. Не думаю, что в суде на это посмотрят иначе. Да и вообще сомневаюсь, что дойдет до суда.