В Херсоне к десяти годам тюрьмы приговорили бродягу, убившего своего благодетеля
— Мой товарищ Саша Овсянкин познакомился с Андреем,
— Отрабатывались разные версии убийства предпринимателя, — рассказывает Николай Вербицкий, начальник следственного отдела Суворовского райотдела милиции Херсона. — Когда в дежурную часть поступил звонок и мы выехали на место происшествия, на одной из центральных аллей мемориального кладбища увидели грузного человека в дорогой одежде и обуви, лежавшего в луже крови. Он был мертв. В потайном кармане пиджака мужчины нашли телефон, позвонив по которому установили, что это бизнесмен, владеющий сетью магазинов в областном центре. Его родные нам сообщили, что Александр всегда носил массивную золотую цепь, несколько дорогих перстней, а в тот летний день, выходя из дому, положил в портмоне 5 тысяч гривен. Все это исчезло.
Правоохранители предположили, что о преступлении что-то могли знать бездомные обитатели кладбища.
— Днем они прячутся, а ночью полностью оккупируют эту зону, — продолжает Николай Леонидович. — Учитывая, что убийство произошло ранним утром, мы месяца три ловили бездомных по всему городу, опрашивали буквально каждого.
Сыщиков озадачил такой факт: 15 лет назад Александр кодировался от алкогольной зависимости и с того времени спиртного не употреблял. Однако утром рокового для него дня в магазинчике рядом с домом зачем-то купил две бутылки пива «Янтарь». Одна из них разбилась, осколки валялась рядом с его телом. Возможно, Овсянкин планировал с кем-то встретиться? Тогда с кем? И почему так рано, в семь утра? Да еще на кладбище. Устанавливались бизнес-контакты и дружеские связи пострадавшего, но выйти на след преступников долго не удавалось.
— Саша всегда носил при себе три мобильных телефона, — рассказала «ФАКТАМ» Мария Запорожец, сестра погибшего. — Два у него забрали в то утро грабители, а третий, очевидно, не заметили. И вот один из украденных сотовых через несколько месяцев «отозвался». Расследование сразу сдвинулось с мертвой точки. На рынке сыщикам удалось разыскать скупщика телефонов, тот хорошо запомнил, кто ему принес «трофей». Пересмотрев сотни фотографий, опознал молодого мужчину. Так под подозрение попал бомж, уже несколько лет обитающий на мемориальном кладбище.
— В райотделе
— Сашу задела за живое история скитаний опустившегося человека, — рассказывает Владимир, друг предпринимателя. — Этот Андрей вырос в семье пьющих родителей, имевших в Херсоне свое жилье. Его старшая сестра сразу после окончания школы выскочила замуж, уехала в Одессу, лишь бы вырваться из притона, а Андрей остался, подался после школы в училище, серьезно занимался спортом. Кончилось тем, что после смерти родителей «черные» риелторы «кинули» его: отняли квартиру, а парня вывезли в село. Со временем он вернулся в родной город, стал жить то у приятелей, то в люках, пил. «Андрюха, ты сегодня что-то ел?» — обычно интересовался Саша, возвращаясь с работы. Бомж уже сидел на их скамеечке, поджидал своего благодетеля. «Нет, только пузырь водки выпил», — счастливо улыбался. Иногда у него и по три дня крошки хлеба во рту не было.
Когда в жизни бездомного появился Александр, парень сразу поправился, на приличного человека стал похож. Это, я вам скажу, редкий пример сострадания! Помню, сам выговаривал другу: «Да зачем он тебе сдался? Там довольно опасный контингент». А он в ответ: «Я и сам боюсь бывших зэков, но этот не такой, в тюрьме не был, за ним нет криминала. Да и не по своей вине докатился до такого существования». Саша называл Андрюху «мой бомж». Их отношения, конечно, нельзя назвать дружбой. Просто Александр чувствовал ответственность «за того, кого приручил». Как-то признался мне: «Никакая другая радость не сравнится с той, что появляется в сердце после доброго поступка». Он планировал помочь Андрюхе в трудоустройстве, восстановлении утраченных документов, хотел связать его с сестрой, ведь парень не виделся с ней лет пятнадцать, если не больше. Одним словом, вернуть к нормальной жизни.
Принявшись опекать Андрея, Александр даже предположить не мог, что каждый шаг на этом пути приближает его к трагедии. Он щедро отдавал бездомному свои силы, время, деньги...
С приятелем Салухова, бомжом Петром, который известен на железнодорожном вокзале Херсона как Егорыч, меня познакомил несовершеннолетний беспризорник, взяв «за услугу» 30 гривен. При этом заметил: «Да здесь многие знали Андрюху-головореза (кличка к Салухову приклеилась уже после преступления. — Авт.)». Получив «гонорар», пацан охотно отправляется вместе со мной на соседнюю улицу, вскоре с видом заговорщика останавливается у одного из люков на тротуаре и стучит по нему камнем. Оттуда высовывается крайне неприятного вида голова — лицо изъязвлено оспой, глаза воспалены и налиты кровью.
— Егорыч, тут к тебе пришли, — кивает в мою сторону провожатый. — Вылазь, разговор есть.
Минуту подумав, голова громко кричит кому-то внутри колодца: «Ба-аб Катю ни абижать! Кто тронет, вернусь — убью!» Егорыч выбрасывает из люка ноги в ужасных туфлях на босу ногу, поднимается и направляется ко мне: «Че хатишь?» Едва сдерживаюсь, чтобы не зажать нос от невыносимого запаха помойки, приближающегося вместе с ним. Объясняю, что на днях его приятеля Салухова суд приговорил к десяти годам лишения свободы.
— Мало! — на полуслове перебивает меня Егорыч. — Надо было больше. Человек тебе лапу протянул, а ты?! Мы все здесь, если хочешь знать, Андрюхе завидовали. Это ж как свезло! У вождей мирового пролетариата день начинался с газеты «Правда», а у Андрея — с того, что ему прямо на скамеечку, где спал, добрый дядя завтрак приносил. И не одну еду... Опять же пиво. Ты бы видела, какие сигареты курил Андрей, когда с этим «буржуем» закорешевал! Мы бычки собираем, а он «кемблом» пыхтит. У Андрюхи на краю кладбища была своя будка, он там с подружкой жил. Их общая лежка, стоянка. Так из-за богатого дядьки даже бабу и «хату» бросил. Все время крутился возле скамейки, где тот сидеть любил. Сколько волка ни корми, он в лес смотрит. Слышала поговорку? Да, жизнь у нас падлючая, иногда я сам ищу, на кого бы вылить яд... Но откусить руку, которая кормит? Дурак! Из-за таких, как Андрюха, нам теперь вряд ли кто даже объедок бросит.
На судебном заседании сам Салухов так объяснял причину расправы над «добрым дядькой»:
— Даже лучшее лекарство полезно только тогда, когда его принимать в умеренной дозе. Превышение дозы может оказаться вредным или просто смертельным для здоровья. «Иди работай, завязывай с такой жизнью», — этим своим зудением дядя Саша довел меня до бешенства. Упрекал в то утро за мой образ жизни, я стал грубо отвечать, почувствовал резкое раздражение. Не собирался его убивать, так вышло. Да, ударил сильно, он упал, поднялся и стал от меня уходить, но я левой ногой, как в футболе при подаче мяча на короткую дистанцию, влупил по голове. Наверное, не рассчитал, ведь занимался когда-то самбо, карате. Я ушел, он был еще живой. Думал, оклемается. Вот вы в корысти обвиняете. Не соглашусь! Когда не осознаешь, что делаешь, какая ж это корысть? Золото я снял с него автоматически, между делом, это не было главной задачей. Не я, так кто-то другой снял бы.
— Я судья не кровожадная, — комментирует свой приговор Валентина Палькова, судья Суворовского районного суда в городе Херсоне, — но тут дала, что называется, на полную катушку. Десять лет. Перечеркнуть жизнь человека, проявившего к тебе теплоту и участие? Абсурдность этой ситуации просто поражает! Все спланировал, ранним утром поджидал, чтобы ударить ножом в самое сердце и ограбить, причем оставил человека еще живым. Овсянкин хотел помочь бомжу найти работу. Какая работа? Какие перемены? Зачем это ему? Будка на краю кладбища, пакет с клеем на голову — идеальный образ жизни для таких людей. В суде Салухов вел себя дерзко, вызывающе, обижался, что я не верю его байкам-оправданиям, то и дело приходилось его осаживать.
Судебные слушания подходили к концу, как вдруг подсудимый резко сменил тактику поведения: на одном из заседаний заявил, что не убивал Александра, а все рассказанное им ранее — просто фантазия.
— Чем объяснить такой резкий поворот? Только одним: наверняка в камере СИЗО появился кто-то «грамотный» и основательно «подковал» Салухова, — считает следователь Наталья Заковенко. — Но существуют ведь неопровержимые факты, заключения десятка экспертиз. На его одежде обнаружены следы крови Овсянкина. Есть свидетельские показания другого бомжа, рассказавшего, как Салухов вместе со своей сожительницей Ольгой пришли к нему «в гости» на помойку и предложили купить 400 граммов золота. «Где взял?» — удивился друг. «В мусорном баке нашел», — не моргнув заверил Андрей. «Невозможно, наверное, представить себе ситуацию, когда бомж бомжу предлагает купить золото», — говорил мне с улыбкой этот свидетель.
— Не люблю, когда Сашу называют предпринимателем, — вздыхает Мария Запорожец, сестра убитого. — Какой он бизнесмен? Работяга из работяг! Каждую копейку своим горбом добывал. По молодости он сильно выпивал, из-за чего потерял семью, жена с маленьким сыном ушла. Долго не мог избавиться от этого порока, пока не закодировался. Я в то время возила из Одессы товар, на рынке держала свою палатку, брат стал мне помогать. Какое-то время вместе работали, потом он закупил партию цемента, полные мешки расставил вдоль дороги по улице Рабочей — покупателям удобно, водители останавливались, загружали товар. С этого начинал. Затем у него появился свой магазинчик стройматериалов. Бизнес не очень прибыльный, но на жизнь хватало. Попытка создать новую семью оказалась неудачной, он переехал жить к маме. Наша мамочка будто чувствовала что-то, просила Сашу не ходить через кладбище. «Кто меня обидит? — успокаивал ее. — А если и взбредет кому такое в голову, не волнуйся, у меня там есть защита — парень один. Как даст, мало не покажется». Мама забыла эту брошенную Сашей фразу, а когда выяснилось, что Салухов раньше занимался спортом и мог ударить вполне профессионально, тут-то и всплыли в ее памяти слова сына.
— Журналист? — настороженно переспросила старушка через замочную скважину. — Не верю! Как вообще можно кому-то верить после всего, что случилось с моим сыном?
— Маму горе подкосило, — вытирает слезы Мария. — Она день и ночь плачет, просит отвезти ее то в церковь, то на кладбище. Я боялась брать мамочку на судебные заседания. Ведь то, что там открылось, кого хочешь сведет с ума. Знаете, не верю, что Саша «достал» бомжа своими поучениями, ведь брат был тактичным человеком. Не помню ни одного случая, когда он сделал бы хоть кому-нибудь замечание. Убийца заранее все продумал, знал, когда жертва будет идти на работу, каким маршрутом, хладнокровно поджидал с ножом в кармане.
Мамины подружки вспоминают, что в их время существовало официальное понятие «тунеядец» и за такой образ жизни даже привлекали к ответственности. Я в ваших газетных делах, конечно, не разбираюсь, но, если писать статью в таком ключе, что все бом-жи сволочи и их не стоит поддерживать, вы оскорбите память покойного. Люди и так забыли, что такое помощь, сострадание. Просто брату не повезло, встретил плохого человека и не почувствовал, что тот «с гнильцой», что способен на страшные вещи. Я бы советовала о другом вести речь. В Америке популярен такой способ увековечения памяти близких: покупают скамейку и ставят ее в общественном месте. Табличка на лавочке сообщает, в память о ком она установлена. В американских парках множество таких «мемориальных» скамеек. Если б разрешили, я бы похожую поставила, написав на ней: «В память о добром человеке». Ведь доброта в наши дни — дефицит.
Софья Павловна хоть и не открыла мне дверь, но провожает встревоженным взглядом из-за оконной занавески. У нее осталось в жизни два развлечения — телевизор и окно. Раньше любила выглядывать Сашу, теперь ей некого ждать. Когда горе прогоняет сон и вот-вот грозит лишить рассудка, женщина берет в руки Библию, чтобы найти там слова Спасителя: «Я был голоден, и вы не накормили меня...» Никогда ведь не знаешь, кто перед тобой с протянутой рукой.