Семнадцать лет назад у Максима Антоненко диагностировали смертельно опасное заболевание крови — апластическую анемию. Тогда ему был годик. Врачи не давали шансов, что мальчик долго проживет. «Отдайте ребенка в интернат», — советовали маме. Но Елизавета понимала: нужно сделать все от нее зависящее, чтобы спасти сына. И даже после тот как муж оставил ее без средств к существованию с двумя маленькими детьми — четырехлетним Эдиком и годовалым Максимом, — женщина не сдалась. Спустя годы Максиму действительно удалось выздороветь. Чтобы оплатить лечение сына, Елизавета продала все, что у нее было, и даже участок земли с домом в Полтавской области. Каждые две недели Максиму вливали донорскую кровь, а когда ему исполнилось 15 лет, немецкие врачи провели трансплантацию костного мозга. Донором стал старший брат. Из Германии оба парня вернулись здоровыми.
Сейчас Максим заканчивает школу и собирается учиться дальше. Но недавно его состояние снова ухудшилось: он стал часто болеть, у него поднимается высокая температура, на теле появляются высыпания. Врачи считают, что причиной тому условия, в которых живет семья. Три взрослых человека ютятся в маленькой комнате общежития в Вышгороде, где обнаружили грибок. Одним туалетом пользуются 15 человек. Там сыро, холодно, протекает крыша, нет горячей воды.
— Сейчас врачи излечивают таких детей, назначая им трансплантацию костного мозга, но раньше лишь разводили руками, — говорит Елизавета. — О том, что с сыном что-то не так, я догадалась сама. В младенчестве Максим постоянно капризничал, отказывался от молока, был бледным, а под глазами у него появились серые круги. К двум годам сын трижды попадал в реанимацию: то легкие отказывали, то почки. Никогда не забуду одну тяжелую ночь, когда врачи говорили, что в любой момент может случиться непоправимое. Я смотрела на сына, подключенного к множеству аппаратов, и думала: если он выкарабкается сейчас, дальше тоже справится. И не ошиблась.
Прививки Максиму были противопоказаны, из-за чего его не брали в детский сад, школу. Я занималась с ним дома, учила читать, писать, а когда ему исполнилось восемь, к нам домой стали приходить учителя. И даже несмотря на слабость, плохое самочувствие, температуру, он выполнял все задания. Единственное, что все эти годы поддерживало Максиму жизнь, это постоянные вливания донорской крови, которые приходилось делать дважды в месяц. Когда сын возвращался из больницы, он был радостным, но уже через две недели опять бледнел и угасал. С рождения Максим наблюдался в Полтавской областной больнице, а когда ему исполнилось десять, мы поехали на консультацию в Киев.
— Апластическая анемия — очень редкое и опасное заболевание, которое встречается у одного пациента из нескольких миллионов, — говорит заведующая онкогематологическим отделением Национальной специализированной больницы «Охматдет» Наталья Кубаля. — Когда Максим обратился к нам, единственным шансом для него была трансплантация костного мозга. Из-за постоянных переливаний донорской крови у юноши уже развились серьезные осложнения. Во всех органах пациента образовались продукты распада гемоглобина, и любая простуда или инфекция могли оказаться роковыми. В моей практике Максим — единственный пациент, который дожил до
— Узнав, что Максиму нужна трансплантация, я и мой старший сын проверились на совместимость, — продолжает Елизавета. — Анализы показали: Эдик идеально подходит в качестве донора. «Какое везение! Это случается крайне редко», — говорили врачи. «Вы что, подвергать такому риску второго ребенка?» — стращали знакомые. Но Эдик, которому тогда исполнилось 13, был настроен решительно: «А разве может быть по-другому?! Я рад, если смогу помочь родному брату».
*Учась в военно-морском колледже имени Нахимова, Эдик каждую свободную минуту проводил с младшим братом
Прооперировать сына в Украине, к сожалению, не получилось. «Нужно ехать за границу», — говорили нам. Услышав это, я разрыдалась: «Где взять 200 тысяч евро на пересадку?» Участок земли в Полтавской области и дом мы продали уже давно, выручив за него всего 500 долларов. «Не волнуйся, мамочка, найдем деньги», — утешали меня дети. Каждый день я писала письма чиновникам и депутатам с просьбой помочь. Через пять лет Минздрав все-таки оплатил операцию. Тогда Максиму было уже пятнадцать.
— В Германию мы поехали втроем, — продолжает Елизавета. — Помню, немецкие специалисты долго восхищались смелостью старшего сына, который стал донором. Действительно, казалось, будто Эдик совершенно не боится операции. А вот у меня разрывалось сердце. Я говорила ему перед трансплантацией: «Бог видит то, что ты делаешь для брата, он тебя защитит». Эдик отвечал: «Мама, я все понимаю. Не переживай». Когда увидела, что ему обкалывают живот, не смогла сдержаться и вышла в коридор. Потом еще несколько ночей не спала. У Эдика все прошло без осложнений, поэтому уже через неделю он улетел в Украину.
Находиться втроем в чужой стране было очень дорого. После операции Максима поместили в стерильный бокс. Мы с младшим сыном пробыли в Германии еще семь месяцев, стараясь на всем экономить. Оказалось, переводчица, которую предоставил нам «благотворительный» фонд, за час работы снимала с нашего счета сорок евро. Узнав это, я отказалась от «бесплатных» услуг фонда. Из больницы мы перебрались в дом, где снимали комнату, а в клинику приезжали только на обследования. Еще до операции медсестра показала мне, как правильно делать уколы, как ухаживать за сыном, и все процедуры я выполняла сама.
Немецкие врачи и обслуживающий персонал очень полюбили сына. Одна медсестра даже выучила пару фраз на русском языке и каждый раз, когда видела Максима, улыбалась и спрашивала: «Как здоровье?» А когда врачи провожали нас домой, то поздравляли с хорошими результатами.
Специалисты предупреждали, что жить в общежитии Максиму нельзя, поэтому первое время я снимала квартиру на сэкономленные в Германии деньги. Уже через полгода у сына появился интерес к жизни, он хотел общаться с ровесниками, ходить в спортзал, встречаться с девушкой. Я очень радовалась таким успехам. Но когда у нас закончились средства и снимать квартиру стало невозможным, мы переехали обратно в общежитие. У Максима возобновились проблемы со здоровьем: начались частые простуды, постоянные расстройства кишечника, которые не прекращались даже ночью. Несколько раз сына на «скорой» доставляли в больницу. «Меняйте жилищные условия, иначе потеряете сына», — говорили врачи. У Максима диагностировали герпетическую инфекцию. Мы с сыновьями переклеили обои, побелили потолок. Но со временем Максиму становилось хуже. Я работаю продавцом на базаре, торгую с утра до вечера. Эдик окончил военно-морское училище имени Нахимова, но сейчас подрабатывает консультантом в супермаркете. Тех денег, что мы зарабатываем, хватает только на питание и лекарства, которые Максиму придется принимать всю жизнь. В государственной очереди на жилье я стою уже девять(!) лет и до сих пор
— Может ли ухудшение здоровья быть связано с жилищными условиями? — интересуюсь у врача-окогематолога Натальи Кубали.
— Вполне. После любой трансплантации, в том числе костного мозга, больному назначают препараты, подавляющие иммунитет. Естественно, организм таких пациентов очень чувствителен к внешним раздражителям. За границей после подобных операций людям выделяют отдельную комнату. Естественно, для многих наших граждан это роскошь, но санузел у каждой семьи должен быть отдельным. Сейчас с точки зрения гематологии Максим абсолютно здоров. Конечно, хочется, чтобы жизнь пациента была на должном уровне. Иначе осложнения, которые будут возникать у Максима, каждый раз могут быть все серьезнее.
— У меня есть более десятка заключений как киевских, так и немецких врачей, где говорится, что Максиму нужны другие условия, — продолжает Елизавета. — С этими документами я обращалась к мэру Вышгорода Виктору Решетняку, отправляла их чиновникам, депутатам, губернатору Киевской области и даже Президенту Украины. Отовсюду я получала одни отписки. Каждый раз при встрече мэр обещал, что поможет. «Я знаю вашу проблему, — говорил он. — Будет вам квартира». Но дальше слов дело не шло.
*«Из-за отсутствия душа и горячей воды в общежитии мы моемся из ведра, — говорит Лиза. — Один общий туалет рассчитан на 15 человек. Для Максима, перенесшего трансплантацию, такие условия опасны для жизни»
Прокомментировать ситуацию «ФАКТЫ» попросили начальника жэка Михаила Шененко:
— Я в курсе непростой ситуации, сложившейся в семье Антоненко. По-человечески мне жаль женщину, но предоставить им квартиру я не могу из-за отсутствия таких полномочий. Свободной комнаты с необходимыми Максиму условиями в общежитии тоже нет. Конечно, то помещение с отдельным санузлом, которое мы показывали Елизавете месяц назад, пока нежилое и нуждается в ремонте. Мы постараемся помочь семье привести комнату в порядок, чтобы они смогли там жить, пока не получат отдельную квартиру.
— А как же условие «отказаться от очереди на жилье»?
— Думаю, мы не будем прибегать к таким радикальным мерам и постараемся помочь этой семье, чем сможем.
P. S. «ФАКТЫ» будут следить за развитием дальнейших событий. Те, кого эта история не оставила равнодушным, могут связаться и поддержать семью Антоненко по телефону:
(097) 524-44-94.