Десять лет назад ушел из жизни выдающийся украинский кардиохирург, ученый и мыслитель академик Николай Амосов
В войну Николай Михайлович Амосов оперировал сутки напролет: полевой подвижный госпиталь (ППГ-2266), где было всего пять врачей, принял почти 40 тысяч(!) раненых. Однажды особист, «курировавший» госпиталь, завел с хирургом разговор о врагах народа, шпионах. И предложил стать осведомителем. «Не могу, — отказался Амосов. — Убеждения не позволяют, моральные установки». Этот эпизод из дневниковых записей приводится в посмертно изданном собрании сочинений Николая Михайловича, которое увидело свет под редакцией члена-корреспондента Академии медицинских наук Украины, руководителя Центра кардиологии Александровской городской клинической больницы Екатерины Амосовой.
Мы встретились с Екатериной Николаевной накануне особой даты — десятой годовщины со дня смерти ее отца. И речь невольно зашла о моральных установках. О том, что Амосов считал непозволительным для себя и через что не мог переступить.
— Часто вспоминают объявление, висевшее в Институте сердечно-сосудистой хирургии, когда там работал отец, — говорит Екатерина Амосова. — «Прошу подарков персоналу не делать, кроме цветов». А у меня в памяти — и удивительная надпись на двух маленьких автобусах под номером 12. Один ЛАЗик отправлялся с улицы Федорова, другой — с автовокзала, и маршрут на них значился такой: «Институт Амосова». Еще при жизни папы люди назвали его именем институт, который он создал (то же произошло и с институтом Шалимова). Атмосфера здесь сложилась совершенно уникальная. Отец высоко поднял планку и удерживал ее. Не было ханжества, которое сейчас видишь, — когда человек приезжает на работу в скромной машине, а дорогую держит для выезда в выходные дни... Папу — директора института — возила служебная машина. С апреля по октябрь он жил с мамой на даче, полюбив этот домик в Клавдиево, в 50 километрах от Киева. Так вот, утром машина встречала его возле метро «Святошин», куда он добирался своим ходом. И туда же привозила после работы. Затем папа 45 минут ехал на электричке и еще минут 20 шел пешком к дому.
— Но почему?
— Считал, что непозволительно тратить государственный бензин, утруждать водителя.
*До последних дней у Николая Амосова оставались ясные глаза и поразительная живость мысли
В его служебных бумагах сохранились необычные бюллетени — их передала мне секретарь отца Анна Ивановна Терентьева. Несколько раз в году папа устраивал анонимное анкетирование рядовых сотрудников института, оценивавших работу директора и заведующих отделениями. В анкетах было две графы — деловые и личные качества, которым выставляли «плюс» или «минус». Результаты голосования отец тщательно анализировал. Для него была очень важна эта оценка со стороны. Обратная связь! Сейчас, бывая за рубежом, видишь, как чуть ли не после каждой лекции студенты оценивают преподавателя. Но тогда, в
— Он много времени уделял вашему воспитанию?
— Отец дарил мне свои утренние, самые продуктивные, часы, а это дорогого стоило. Читал вслух книги, потихоньку побуждая, чтобы и я научилась читать. Первые мои книжки — это «Рассказы о животных» Сетон-Томпсона и «Маугли» Киплинга. Английскому языку мы учились вместе. Мне было лет десять, когда папе из-за «железного занавеса» пришло приглашение выступить с докладом в США на Национальной конференции по кибернетике. Помню, как наша с ним учительница английского переводила его
— Вы упомянули о выступлении Николая Михайловича на конференции по кибернетике в США. Именно тогда, если не ошибаюсь, зарубежные ученые узнали, что хирург, писатель, общественный деятель и биокибернетик Амосов — одно и то же лицо?
— Да. К сожалению, у нас о биокибернетической деятельности отца и сейчас мало знают. А он занимался этим очень серьезно, увлеченно. Создавал эвристические модели личности и модели общества. У него не было иллюзий относительно «построения коммунизма». Он пытался — в жестких рамках действующего строя и с учетом природы человека — найти оптимальную модель общества, позволяющую людям стать счастливее. Увеличить, как отец говорил, коэффициент удовлетворенности жизнью.
— Со временем, писал Амосов, он убедился, что воспитание влияет на человека не столь уж сильно, основное — гены.
— Это так. Но, думается, если все списывать на генетику, можно и расслабиться. Вот, мол, мне с генами не повезло, я такой и ничего не изменю — это тоже неправильно. В значительной степени человек воспитывает себя сам. Помню жизненный принцип отца: уважать себя, чтобы перед самим собой стыдно не было. Я с этим выросла.
— «Ну что же, ребята, пришло время прощаться. Сегодня последний день моего директорства», — сказал Николай Михайлович сотрудникам института. И в день своего
— Он ушел сам! К тому времени папа уже сократил число операций — до двух в неделю, — говорит Екатерина Амосова. — Из этических соображений: «Если у больного случится осложнение, родные скажут — потому, что старик оперировал».
*Готовясь к поездке в США, где Николай Михайлович должен был выступать на конференции по кибернетике, он учил английский вместе с десятилетней дочерью Катей
— Как-то в одном из интервью он признался: «Информация и творчество — все, что у меня осталось».
— Информация — это вообще было его ключевое слово. Папа освоил компьютер, интернет. У него до последних дней не потухли глаза (как это часто бывает у старых людей). И оставалась поразительная ясность, живость мысли!
— «Сердце мое отдано хирургии» — эта амосовская фраза сегодня читается и в переносном, и в самом что ни на есть прямом смысле...
— За два года до смерти ему сделали сложную операцию на сердце в Германии, в клинике профессора Керфера. Я была рядом с папой. Сколько мы разговаривали за эти три недели! Одного не обсуждали, но оба понимали: смерть после операции легче, чем смерть от удушья, которое уже проявлялось... Однажды он сказал: «Умирать не страшно». Папу приготовили к операции, меня пустили дежурить возле него. Как вдруг заходит врач: «Извините, нам доставили сердце на пересадку — только что прилетел самолет. Задействована бригада, и мы не сможем вас взять сегодня...» Папу прооперировали на следующий день.
В интервью «ФАКТАМ» в 2000 году Николай Михайлович говорил: «В Украине принят половинчатый закон о трансплантации органов. За границей все намного легче: согласие родственников для взятия сердца не требуется, главное слово — за медиками. Если мозг мертв, а сердце (с помощью лекарств) еще работает — пересадка возможна. У американцев даже в водительских правах делается пометка: согласен на взятие органов. Люди относятся к этому нормально. А у нас общественное мнение совершенно иное».
Сам Амосов еще в 1968 году — первым в СССР — собирался пересадить сердце. «Тогда уже и больного выбрали для пересадки — с поражением всех систем сердца, получили согласие его родственников, — вспоминал Николай Михайлович. — А вскоре к нам в клинику „скорая“ привезла молодую женщину с разбитой головой. Пульс еще прощупывался, но мозг уже умер. Родным я объяснил: больная абсолютно безнадежна, но ее сердце может спасти человека. Они не решились прямо сказать „берите“, но и не говорили „нет“. Вот тут бы мне и надо переступить! Не смог... Знал, что жизнь — в мозге, а не в сердце. И в душу, которая будто бы в сердце, не верил. А все же переступить не смог».
— Отец страшно переживал хирургические несчастья, — продолжает Екатерина Амосова. — За все годы работы в медицине мне не приходилось встречать подобного отношения к пациенту. У хирургов ведь всегда «руки чешутся» провести рискованную операцию. Собственно, это главный выбор медицины — делать или не делать? И второе подчас намного сложнее. Папа обычно спрашивал своих учеников: «Ты оперировал бы такими методами своего брата, отца, маму?» Он относился к больному, как к родственнику.
В тот день, когда папы не стало, был такой момент: я передала санитару морга деньги, а он их... не взял. Представляете? Это значит больше, чем любые награды.
«Членами комиссии по празднованию
1. Отец без всякого пиетета относился к званиям и такого рода наградам, так как жил по другим меркам и имел другие, подлинные ценности.
2. То, что Н. М. Амосов сделал для Украины, получило высшее признание — любовь и уважение как народа Украины, так и людей далеко за ее пределами, и подтверждение этого не нуждается в соответствующей „справке“ от менеджмента.
3. Считаю неприемлемым использовать имя Н. М. Амосова для „освящения“ девальвированного звания и лукавого повышения публичной значимости и самооценки многих нынешних носителей „Героя Украины“, а также многих из тех, кто сейчас активно работает „над решением этого вопроса“, равно и тех, кто этот „вопрос решает“.
Полагаю, что признание заслуг Н. М. Амосова перед Украиной можно и должно выразить выполнением постановления Верховного Совета об установлении памятника ему в городе Киеве, с публичным проведением открытого творческого конкурса незаангажированной комиссией и освещением всего процесса в СМИ. Это могло бы стать также маленьким шагом на пути построения в Украине гражданского общества».
С уважением Екатерина Амосова