Здоровье и медицина

Борис Тодуров: «Наши больные, собирая средства на пересадку органов за рубежом, тем самым развивают иностранную медицину»

7:30 — 13 декабря 2012 eye 1192

Специалисты, работа которых предполагает использование донорских органов и тканей, бьют тревогу: они вынуждены отказывать тысячам больных только потому, что в нашей стране не работает Закон «О трансплантации». Если в него внести изменения, людям не нужно будет искать десятки тысяч долларов для лечения в Германии, Бельгии, России или Белоруссии

Едва ли не каждую неделю «ФАКТЫ» публикуют истории людей, нуждающихся в срочной пересадке органов. Наши читатели уже познакомились с 23-летней Венерой из Харьковской области, которая ждет трансплантацию сердца, и 17-летним Колей из Житомирской области — ему семь лет прослужила печень, пересаженная от отца, но теперь ее нужно заменить донорской. На днях мы писали о 26-летней львовянке Оксане, нуждающейся в пересадке легких. Только за последнюю неделю в редакцию обратились за помощью три семьи, которые собирают средства, чтобы отправить своих детей за границу на подобные операции. «Мы прекрасно знаем, что украинские врачи умеют выполнять трансплантации, но где взять донорские органы? — говорят они. — Из-за несовершенства законодательной базы в Украине просто не могут брать органы для спасения наших родных». Врачи в свою очередь начали активную разъяснительную работу, зачем в закон нужно как можно скорее внести изменения.

«Мы вправе сами при жизни решить, что делать со своими органами»

*О том, кому и в каких ситуациях необходима пересадка органов, тканей и анатомических образований во время круглого стола рассказали (слева направо): Анатолий Воронин, Владимир Юрченко, Борис Тодуров и Виктор Хоменко

— Сложилась ситуация, когда мы, врачи, подошли к точке невозврата — скоро все отрасли медицины, связанные с пересадкой органов и тканей, замрут настолько, что уже просто нечего будет развивать, — говорит главный врач Киевского центра трансплантации костного мозга, главный внештатный специалист столичного управления здравоохранения Виктор Хоменко. — При этом во всем мире активно происходят изменения именно в трансплантологии. Врачи с каждым годом совершенствуют методики, которые позволяют спасать, казалось бы, в безвыходных ситуациях. В большинстве стран, даже неразвитых, выполняют все виды пересадки костного мозга: собственных клеток пациента, от родственного и от неродственного доноров. Мы же делаем только первый вид операций, да и то очень редко.

— Статистика неумолима: из-за сердечно-сосудистых болезней в нашей стране ежегодно погибает около 400 тысяч(!) человек, — добавляет директор столичного Центра сердца, главный кардиохирург Министерства здравоохранения Украины Борис Тодуров. — Часть из них могли бы спасти операции по пересадке сердца. Но с 2001 года, когда было сделано первое такое вмешательство, в Украине выполнили всего шесть трансплантаций: четыре проведены нашей командой, две — коллегами из Запорожья. Врачи редко получают разрешение родных погибшего человека на забор его органов для пересадки. Такая процедура, согласно принятому в 1999 году в Украине Закону «О трансплантации», называется презумпцией несогласия. То есть подразумевается, что никто не согласен быть донором органов. Мы сейчас предлагаем внести поправку: каждый житель нашей страны при жизни должен распорядиться своими органами в случае смерти. Если кто-то не согласен стать донором, он может написать отказ, и его имя внесут в специальный реестр. При этом врачам не нужно будет обращаться к родным умершего человека в трудную для них минуту. Знаете, Испания, где совсем недавно закон изменили таким образом, как предлагаем мы, очень быстро стала лидером по количеству пересадок. Желание людей стать донорами органов в случае гибели поддерживает церковь. Там над входом в храмы даже пишут: «Не забирай свои органы на небеса».

— В последнее время уже перестали говорить о том, что донорские ткани используют и при лечении тяжелых ожогов, — говорит главный врач столичной больницы № 2, на базе которой расположен городской ожоговый центр, Анатолий Воронин. — Но чтобы спасать людей, получивших поражение 70 и более процентов поверхности тела, во всем мире применяют донорскую кожу. В качестве временной меры это наиболее подходящий метод спасения наших больных. Но мы не можем его использовать, так как не вправе взять донорскую кожу без согласия родных умершего человека. Вы только представьте, какой ответ получим, задав вопрос убитым горем супругу или родителям... Я считаю, в законе должно быть четко прописано: если человек при жизни не высказал своего нежелания быть донором, значит, врачи после его смерти могут брать органы и ткани для пересадки.

— Когда мы говорим о том, что у погибшего берут для пересадки анатомические образования, у людей возникает ложное впечатление: нам же вернут буквально выпотрошенного близкого, — объясняет начальник Киевского городского клинического бюро судебно-медицинской экспертизы, главный внештатный специалист главного управления здравоохранения по судебно-медицинской экспертизе Владимир Юрченко. — Но первостепенная задача судебно-медицинского эксперта — даже кожу взять так, чтобы это не было заметно внешне. Задумайтесь сами. В Украине считается благородным делом сдать кровь. Таких людей уважают и чествуют. А ведь кровь — такая же ткань, как, например, печень или почка. Поэтому, считаю, погибшие люди, продлившие жизнь больным, тоже заслуживают слов благодарности. Для меня большой вопрос: почему моим телом после смерти должны распоряжаться родственники? Это в корне неправильно. Мы вправе сами при жизни решить, что делать со своими органами.

— Еще недавно столичный Центр микрохирургии глаза ежегодно выполнял до четырехсот трансплантаций роговицы и склеры, — говорит Борис Тодуров. — И это не так уж и много. Нуждающихся гораздо больше — в год выявляют около семи тысяч больных. Из-за того что у погибшего невозможно взять микроскопический участок глаза, в 2011 году пересадок роговицы было всего 29, а в этом — ни одной. Пациенты, которые после такой трансплантации вновь смогли бы видеть, теперь становятся слепыми инвалидами.

Иногда главный аргумент, который называют родные, звучит так: «Гуманнее похоронить человека целиком». Кроме того, многих умерших кремируют. И разве в таком случае не все равно, было ли сердце в грудной клетке или оно спасло чью-то жизнь? Мы не раз становились свидетелями того, что родные погибшего человека устраивали торг за органы для пересадки. Случается, хирурги уже взяли, к примеру, почку, провели трансплантацию. Через месяц к врачам приходит супруг погибшего донора и говорит: «А мне соседка сказала, что за почку должны были заплатить».

«В Украине прекратилось развитие трансплантологии»

— Жителям нашей страны нужно понять: трансплантология — это наука не о том, как забрать органы, а о том, как спасти безнадежных больных, — говорит Борис Тодуров. — В нашем листе ожидания операции по пересадке сердца сейчас большинство 20-30-летних, а в пересадке печени часто нуждаются и вовсе крошечные дети. Из-за того что в Украине невозможно взять органы для трансплантации, эти пациенты живут в ожидании смерти. Ведь большинство из них не могут заплатить 80 тысяч долларов за лечение за границей, не всем удается собрать такую сумму, обращаясь в разные фонды и организации, к милосердным людям черед газеты и телевидение.

— Проблемы трансплантологии связаны еще с тем, что время от времени вспыхивают скандалы, мол, украинские врачи проводят подпольные операции, — добавляет Владимир Юрченко. — Но это просто невозможно.

— Нельзя выполнить пересадку сердца, печени, почки в каком-нибудь сарае, — продолжает Борис Тодуров. — Для этого нужна специальная аппаратура, которая есть только в нескольких клиниках страны. Кроме того, такую операцию не может сделать один хирург — нужна команда специалистов, примерно 30 человек. Сердце, как и печень, вне тела может находиться всего три с половиной часа. То есть, когда орган забирают у погибшего человека, реципиента уже нужно готовить к пересадке. Значит, понадобятся две операционные. Часто можно услышать, что где-то кого-то «разобрали» на органы. Но тогда должны быть задействованы вертолеты, чтобы поскорее доставить органы к больному. По собственному опыту знаю: в границах одного города можно не успеть доехать в операционную. Я лично вез донорское сердце из одной клиники Киева в другую. И хотя машину сопровождали работники ГАИ, дорога занимала значительную часть времени. Вшивая сердце пациенту, нервничал, ведь в запасе у нашей бригады врачей не было ни минуты! И почему именно трансплантологов называют «черными»? Почему никто не слышал о «черных гастроэнтерологах» или «черных нейрохирургах»?

Кроме того, ткани для пересадки берут не у каждого. Существуют жесткие противопоказания. Например, если человек переболел гепатитом В, он уже никогда не сможет стать донором. К тому же органы разрешено брать у погибших от черепно-мозговой травмы и только после того, как смерть мозга констатировали с помощью аппаратуры, в работу которой человек не может вмешаться. Еще на этапе поддержки жизни врачи проводят анализы на совместимость, чтобы определить, кому из пациентов подходят органы погибающего. Это тоже сложный процесс.

— Раньше изъятие анатомических образований производилось без согласия родственников и тела умерших даже передавали на кафедры анатомии, топографической анатомии для изучения студентами, которые в будущем применят знания при лечении больных, — говорит Владимир Юрченко. — Теперь этого делать нельзя. Студенты вынуждены учить анатомию по книгам, а это, поверьте, не совсем правильно.

— Чтобы у людей не возникали подозрения по поводу нарушений, важно жестко прописать закон и показывать, как он работает, — продолжает Борис Тодуров. — Во многих странах создали реестры, куда внесены имена ожидающих пересадку пациентов, а также тех, кто не согласен стать донором, чтобы можно было проследить количество ставших донорами людей и проведенных трансплантаций. Лишь в таком случае общество поймет, как работает система, и больным можно будет помогать. Когда один из водителей нарушает правила дорожного движения и пересекает двойную осевую, не закрывают же всю трассу или дорогу. Ведь по ней нужно двигаться тысячам других людей. Почему же, обнаружив какие-то нарушения — причем недоказанные! — буквально застопорили работу огромной отрасли медицины? Разве от этого кому-то стало лучше? Как видим мы, врачи, — только хуже.