Киевляне верили, что на Крещение вся нечисть, выскакивающая из Днепра, попадет под огонь артиллерии
По старинному обычаю, долго держать в доме рождественскую елку не полагалось — считалось даже, что осыпавшаяся хвоя приносит беду. Но многие сохраняли деревце с Сочельника (24 декабря по старому стилю) до Нового года. А там глядишь, и до Крещения (6 января по старому стилю) рукой подать. И опять же, как без елки?
Погода на Крещение часто напоминала в Киеве рождественскую. На улице снег. Деревья изукрашены инеем. Вокруг тишина и покой. «Морозы, — писали „Киевские губернские ведомости“ 9 января 1854 года, — хотя не сильные, но бывают каждый день; деревья заиндевели, что, по замечаниям старожилов предвещает изобилие в урожае хлеба. Особенно красивы теперь тополи, которые с изогнутыми от тяжести снега ветвями представляются совершенно вылитыми из серебра».
Недаром в народе Крещенский вечер называли вторым Сочельником. Обоим праздникам предшествовало навечерие, строгий пост и скромный постный ужин. Только в одном случае он назывался Святым, а в другом — Голодным вечером.
«Кутья и взвар, — писал коренной киевлянин историк Николай Закревский, — остаются и в Голодный вечер, то есть канун Крещения или Богоявления. Назван он так потому, что в этот день до освящения воды в церкви и появления зари никто не принимает пищи, да и пища позволяется только постная. В этот вечер (точно как и в вечер святой или богатый), накрыв стол чистой скатертью (в старину ковром), ставят кушанья, зажигают восковые свечи (из коих примечательны три белые, вместе связанные с васильками — символ Святой Троицы), затепляют лампаду перед образами, накуривают комнату ладаном, и отец семейства читает молитвы. Потом старые и взрослые люди садятся за стол, вокруг коего молодые должны стоять. После ужина едят кутью с сытою, то есть с медом, жидко разведенным в воде, а потом узвар. Приходя с заутрени с зажженными восковыми свечками, на сволоке делают дымом изображения креста».
На Крещение каждый киевлянин мог поучаствовать в богоугодном деле — очищении города от нечисти и выходцев с того света.
По народным преданиям, накануне Рождества, радуясь появлению на свет божественного младенца, Бог выпускал на волю из преисподней все исчадие тьмы: бесов, демонов и неприкаянные души грешников. Ближе к Крещению время их пребывания на земле истекало, но возвращаться в преисподнюю им не хотелось. Поэтому люди гнали их прочь громкими ударами палок о стены, деревья и заборы. Тем, у кого были ружья, позволялось стрелять куда попало. А на Подоле, где был магистрат и свое городское войско, в этот день устраивались военные парады и стреляли на Днепре из пушек.
Знающие в этом деле толк люди говорили, что в тот момент, когда хор поет «Во Иордани крещающуся Тебе, Господи...» и митрополит погружает крест в воду, черти выскакивают из Днепра и тут же попадают под огонь городской артиллерии, салютующей в честь Богоявления. Многие горожане приносили ружья и пистолеты, чтобы посчитаться с нечистью. Благодаря им крещенская магия становилась массовым действом. Бесов гнали из города дружно, всем миром и во всеоружии.
Первое упоминание о крещенском параде и стрельбе из пушек встречается в записках славного шотландца генерала Патрика Гордона — коменданта Киева: «6 января, в праздник Богоявления Господня, выступили в строй под моею командою кавалерийские и стрелецкие полки, имея при себе 16 полевых пушек. После обедни и по освящению воды учинена троекратная пальба: первый залп из пушек, а два последних из ружей. На каждый залп ответствовало
Можно представить, сколько нечистых полегло в тот день (в 1685 году) на берегах реки от одних только магистратских и царских пушек! А сколько их пало от рук простых горожан, счесть просто невозможно!
Обычаи киевской Иордани нашли свое отражение в дневниках киевского митрополита Серапиона, бывшего владыкой в
На крещенскую службу митрополит ехал торжественно — в парадной карете о шести конях, с двумя форейторами в треугольных шляпах и в синей с позументами ливрее. По бокам кареты скакало четыре всадника. Крестный ход на Днепре совершался при большом стечении народа. Конные музыканты в числе 72 человек играли в то время, когда митрополит с духовенством подходил к проруби...
После возвращения с Днепра в Богоявленский собор Братского училищного монастыря митрополит благословлял всех присутствующих в храме. Академический хор отвечал ему «многолетием» — молитвой о здравии как самого предстоятеля, так и всех верующих. На этом торжественная часть праздника заканчивалась.
«Разоблачась, — пишет первый публикатор дневников митрополита профессор Филипп Терновский, — владыка шел в мантии в дом магистратский. На крыльце ждали владыку войт и магистратские чиновники, а в покоях губернатор и киевские власти. Митрополит окроплял святой водой всех присутствующих, подходящих к кресту.
Затем владыка немного отдыхал в особой комнате и шел к обеду. Обед бывал обильный и со многими тостами: за государя, за митрополита, за генерал-губернатора, за генералитет, за всех вообще светских гостей, за всех вообще духовных гостей, за войта и мещанство, и, наконец, за городское войско... Во время тостов палили из пушек и играли на литаврах. При звуке литавр митрополит выходил из городского дома, провожаемый до кареты войтом с магистратскими чиновниками. Кругом кареты скакало восемь всадников в местном воинском уборе, которые посылались от городского общества, чтобы провожать владыку».
В то время как войско во главе с митрополитом разгоняло нечистую силу с помощью молитв и пушек, простые горожане также не сидели сложа руки. Распустив в медном тазу пузырек святой воды, они кропили в доме каждую комнату, чулан, каждый угол и темный закоулок. На стенах освобожденных от бесов помещений ставили мелом кресты.
Говорили, что в день Богоявления мир преображался, обычные земные законы какое-то время переставали действовать и происходило множество чудес. Ходили слухи, будто в реках в эту ночь плещется вино. Какой-то купец даже отведал его и набрал про запас. Только не довез до дома — вино снова стало водой.
Киевляне, ходившие на Крещение на Днепр, уверяли, что вода в нем в полночь как-то особенно «колышется» (покачивается и шевелится). В закупоренных сосудах она сохранялась несколько лет, лишь бы «никто нечистый» к ней не прикасался.
Святой считалась также вода, освященная в церкви накануне Крещения. И чудодейственная сила ее возрастала многократно, если вечерню служил особо почитаемый священник. Уже в XX веке в Киеве и его окрестностях высоко ценилась вода, освященная отцом Георгием Едлинским. Этот священник из скромной деревянной Макариевской церкви на Олеговой горе вблизи Лукьяновки любил служить водосвятие каждое воскресенье после литургии. А накануне Богоявления ежегодно напоминал прихожанам об особой благодатной силе крещенской воды, которая по-гречески называется Агиасмой, то есть Великой святыней. Воду для освящения в Макариевской церкви набирали сами прихожане из ближайшего колодца с журавлем (были тогда и такие!) и наполняли ею все имеющиеся баки и ведра.
«Мне кажется, — пишет прихожанка церкви Ирина Дьякова, — ни в одном храме не служили водосвятный молебен с таким благолепием! Отец Георгий подходил к каждому и кропил его святой водой. И каждый ощущал, что молебен служится лично для него. А уж воды с собой всякий мог унести сколько угодно (в отличие от других храмов, где святую воду выдавали по капельке)».
*Каждое помещение в доме окропляли святой водой, а на стенах ставили мелом кресты
Освященную влагу использовали как лекарство от многих болезней. «Иорданской водой, — писал в 1896 году этнограф Иван Беньковский, — промывают глаза, мочат лоб или голову страдающие глазами или головой с полной верой, что от того болезнь пройдет.
Немного иорданской воды, отлив в бутылочку и закупорив, всякая семья сохраняет и бережет за образами как святыню и как средство в разных случаях жизни, для излечения разных болезней: лихорадки, „врокив“ (порчи), „прыстриту“ (сглаза), для окропления гробов покойников и во многих других случаях».
В день Богоявления соблюдался еще и такой обычай: никто в доме не ел, пока не напьется иорданской воды. Так делали и в холерные годы. Но когда выяснилось, что в освященной воде могут находиться смертоносные вибрионы, ее стали кипятить, что выглядело уже посрамлением церковного таинства. Здравый смысл требовал пересмотра традиции.
Сын знаменитого композитора Николая Витальевича Лысенко вспоминал: «Осенью 1892 года в Киеве была большая эпидемия холеры, которая на зиму притихла. И вот в январе 1893 года Николаю Витальевичу приносят „освященную воду“. Возникает вопрос, можно ли ее пить, убило ли в ней освящение бациллы? Можно, конечно, прокипятить воду, бациллы погибнут, но какая же святость в прокипяченной воде?! И вот после некоторого колебания Николай Витальевич отставляет кувшин с „освященной“ в сторону и начинает завтракать с обычным аппетитом...»
И сегодня можно встретить интервью с «учеными мужами», которые вещают, что любая речная вода в ночь с 18 на 19 января становится целебной, независимо от того, освящена она в церкви или нет. Как правило, советуют запасаться крещенской водой впрок и пить ее круглый год, чтобы повысить свой... «энергетический потенциал». Чудодейственную силу или «повышенную энергетику» она, мол, приобретает под воздействием планет, располагающихся на Крещение особым образом. Подобные «научные» рассуждения по сути своей ничем не отличаются от старых суеверий. Но люди, как и двести-триста лет назад, благоговейно внимают им. Ведь всем нравятся таинственные обряды и чудеса. К тому же крещенские легенды так прекрасны, поэтичны и таинственны, что им действительно хочется верить.