После десятилетнего перерыва знаменитый актер вновь вышел на сцену, сыграв Сенеку в постановке своего театра
Народный артист Советского Союза, сыгравший в кино более трехсот ролей («Здравствуй, это я», «Место встречи изменить нельзя», «Треугольник», «Операция «Трест», «Неуловимые мстители» и другие) и попавший благодаря этому в Книгу рекордов Гиннеcса, после десятилетнего перерыва вновь вышел на театральную сцену. Валентин Гафт давно написал эпиграмму по поводу трудолюбия Джигарханяна: «Гораздо меньше на земле армян, чем фильмов, где играл Джигарханян».
В Киев Армен Борисович привез спектакль «Театр времен Нерона и Сенеки» Московского драматического театра, который основал и которым руководит. Главную роль философа и государственного деятеля Луция Аннея Сенеки играет сам Джигарханян. Спектакль по пьесе Эдварда Радзинского показали на сцене Национального театра имени Ивана Франко. Пьеса была очень популярна в
Теперь пьеса Радзинского предстает в новой театральной версии — с музыкой Паганини, Мусоргского и Листа. Постановщики спектакля видят смысл в том, чтобы кровавую историю императора Нерона и «убойных людей», его подданных, сыграть как современный трагический фарс о человеческой природе.
В свои 77 лет Армен Джигарханян продолжает активно работать. Правда, жалуется, что теперь ему приходится следить за тем, что он ест, и регулярно принимать лекарства. «А то могу и поломаться», — шутит актер и сетует, что совсем не имеет времени на прогулки по его любимому Киеву. «Очень люблю ваш город, соскучился, так тронут приемом, что едва не расплакался», — признался Армен Борисович. В последнее время актер живет на две страны: в 1999 году он получил грин-карту по квоте правительства США для выдающихся деятелей искусства, а один из поклонников презентовал ему семикомнатный дом в Америке. В Гарленде под Далласом (штат Техас) Джигарханян проводит три-четыре месяца в году — обычно это лето и начало осени. А с сентября по май — в Москве. Свой театр, существующий вот уже 16 лет, мастер доверяет молодой команде.
Перед спектаклем Армен Борисович пообщался с журналистами, встретившими его аплодисментами. «Зачем вы мне аплодируете? А вдруг вам не понравится то, что я буду говорить и как буду играть на сцене?» — шутил актер.
— Неужели такое может быть?
— Перед выходом на сцену я каждый раз думаю: а вдруг зрителю не понравится? У актера со зрителем всегда очень сложные взаимоотношения. Особенно в таких спектаклях, как «Театр времен Нерона и Сенеки». Хороший автор предлагает загадку, которую нам нужно отгадать. А это всегда трудно. Но мы стараемся не играть плохие пьесы. Для меня это важно. Ведь ни от чего так не страдало человечество, как от плохих театров. Необходимо, чтобы между актером и зрителем что-то происходило, чтобы зритель не думал: зачем я сюда пришел? Во время спектакля я имею возможность наблюдать за залом и вижу, что зритель не всегда понимает, что творится на сцене. Люди легче воспринимают простое, примитивное, то, чем нас сейчас пичкает телевидение. С экранов нам говорят: это хороший артист. А что в нем хорошего? Только то, что растиражировали в ящике? Или артиста еще нет как такового, а он уже во всех программах о чем-то рассказывает. Для меня подобное ничего не значит. Даже если этот артист на «Оскара» номинировался. Что такое «Оскар»? Не знаю.
Я пятьдесят лет занимаюсь своей профессией и то еле-еле начинаю понимать, почему артист выходит на сцену и принимается делать вид, что он, например, Ленин. В этом есть какая-то патология. Как, в общем-то, и во всяком желании воздействовать на другого человека.
— Кто для вас в этом деле авторитет?
— Самый великий образец — Шекспир. У нас в театре идет спектакль «Ромео и Джульетта», и я каждый раз смотрю его, не в силах оторваться. Шекспир написал то, что есть в каждом нашем сердце. Как писатель находил слова? Не могу понять. Загадка.
В моей жизни были великие учителя. Но не буду называть их имена. Сейчас я учусь только у маленьких детей и животных. Они не врут. У меня был любимый кот Фил, у которого я учился актерскому искусству.
— Разве можно учиться у кота?
— Конечно. Животные ведь все делают по-настоящему: плачут, кусаются, радуются. Вот бы научиться выдавать на сцене такие эмоции, удивлять и не врать. А то иногда смотришь кино или спектакль, и возникает мысль: почему люди, создавшие это, так плохо обо мне думают? Особенно когда смотрю КВН. Это же ужас! Меня вообще за дебила держат, раз такие шутки предлагают. Муть просто.
Еще важно уметь выбирать. А это очень сложно. Приведу такой пример. Однажды я был на гастролях в Румынии, и нас пригласили на загородный прием к Чаушеску. Мы с артистами долго ждали, потом появился вождь, и все двинулись к столу. Привели нас к нужному месту, я встал, смотрю, а там написано: «Джигарханян». Я часто об этом думаю. Так вот нас и ведут куда-то и расставляют по местам.
— В вашем театре нет артистов с громкими именами. Как работается с молодыми коллегами?
— Десять лет вы на сцену сами не выходили. Что изменилось?
— В спорте есть такое понятие — мертвая точка. Это когда во время марафонского забега спортсмен вдруг задумывается: зачем мне это нужно? И сходит с дистанции. Важно эту вот точку пройти, не бояться продолжить. Думаю, я тоже попал в такую мертвую точку. Тогда ведь работал в хорошем театре, много играл, снимался в кино. Потом что-то произошло: я с ума сошел или взбесился. Но мне внезапно расхотелось играть. А заставлять себя не привык. Теперь вот боюсь того момента, когда не захочу выходить на сцену.
Раньше, будучи молодым и красивым, играл Медведя в «Красной Шапочке». Это была моя самая любимая роль. Я мог творить на сцене все, что пожелаю. Мне говорили: что ты делаешь? А что хочу. Я же Медведь! Полная свобода действий.
— В кино вас зовут сниматься?
— Не-а. Старый я уже. Современное кино меня не интересует. Если и играю сейчас, то всякую мелочевку: дядю Петю или дядю Васю. И то давно это было.
— Как думаете, вы хороший человек?
— Я — объективный. По крайней мере, хочу быть таким. Вот видите, какой я хитрый. (Смеется.) А вообще рассчитываю только на себя и чуть-чуть на близких мне людей. На высшие силы не рассчитываю.
Фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»