КОНСТАНТИН РАЙКИН: «ЕЖЕДНЕВНО ИСПЫТЫВАЮ НА СЕБЕ УКРАИНСКИЙ ТЕМПЕРАМЕНТ ЖЕНЫ И ДОЧЕРИ. МНЕ ПРИХОДИТСЯ НЕСЛАДКО… »
- С Одессой у меня ассоциируется забавный случай, происшедший с отцом в одесском Зеленом театре — огромном, на полторы тысячи мест, под открытым небом. Зрители никак не хотели отпускать его со сцены после заключительного монолога. И, понимая, что спектакль может затянуться на неопределенное время, отец решился на крайность. Он спустился в зал, пошел по направлению к выходу и сказал: «А теперь домой. Пойдемте, пойдемте!» И весь зал, все полторы тысячи зрителей встали и отправились провожать его до гостиницы, благо она находилась рядом. На крыльце гостиницы папа распрощался с публикой, и все очень довольные разошлись. На следующий вечер — то же самое. Опять публика неистовствует, не хочет отпускать. Папа опять спускается в зал и зовет: «Домой!» Зрители сидят. «Домой, пошли, пошли!» — говорит отец. Сидят. И только маленький одесский мальчик встал перед отцом и говорит: «Товарищ Райкин, вчерашняя хохма — уже не хохма!» Очевидно, отец не учел, что находится в Одессе!..
Беседу нашего корреспондента с Константином Райкиным читайте в следующем номере «СОБЫТИЙ».
- До миниатюры «Цыпленок табака», показанной в передаче «Вокруг смеха», я сыграл в «Сыщике» и «Том самом Мюнхгаузене», успев приобрести некоторую известность. «Цыпленок» же принес мне невероятную популярность, и это сущая правда. Я стал повсеместно узнаваемым, что плюс для артиста. Но был и минус: режиссеры побаивались тянувшегося шлейфа. Слишком яркий, характерный персонаж! Мне не доверяли серьезные драматические роли, закрепив в амплуа комедийного актера. Еще мог играть юродивых или преступников. Все!
- Не из-за этого ли ушли от Эфроса с Таганки?
- Дело в другом. Анатолию Васильевичу артист по фамилии Ярмольник был откровенно не интересен. Он и сказал об этом без всяких обиняков. Прямо в лицо. Оксана, моя жена, правда, утверждает, что несколькими годами ранее Эфрос звал меня в свой спектакль в Театре на Малой Бронной, но из-за загруженности я отказался от предложения и вскоре запамятовал о нем. А Анатолий Васильевич, видимо, нет… Может, легенда верна, но тогда я вышел из кабинета худрука Таганки, написал заявление по собственному желанию и оказался в буквальном смысле на улице. Было страшно. Особенно поначалу. Меня долго, лет семь кряду, не принимали в Союз кинематографистов, официально я нигде не работал и вполне мог загреметь в милицию за тунеядство.
Интервью с актером и продюсером Леонидом Ярмольником читайте в следующем номере «СОБЫТИЙ».
«…Прослышав о том, что кокс дает дополнительные сексуальные ощущения и усиливает уже привычные, я решил позабавиться с ним перед сексом. Прокатило… Потом мне это стало необходимо для того, чтобы выложиться на концерте, затем просто для улучшения самочувствия и настроения. В то время нюхали очень многие известные люди… Во всяком случае, я лично «делал это» с большинством самых известных ведущих нашего ТВ и большим количеством музыкальных звезд. Некоторые из них, как и я, закончили с этой привычкой, другие — продолжают. Самое хреновое в этом деле то, что тебе с течением времени требуется все больше и больше порошка. До ломок у меня не доходило, поскольку деньги зарабатывались регулярно, но в конце девяностых я ежемесячно тратил на «снежок» по 15−20 тысяч долларов. Закончить с этим я решил осенью 1999 года. Просто надоело быть от чего-то в зависимости. И закончил…
Что касается других вредных привычек, то тут уж «Машина времени» в отстающих никогда не числилась. О том, как выпивали артисты и их окружение, ходили легенды. Например, когда группа впервые вырвалась на рок-фестиваль в Таллин (это было году в 1976-м), Маргулис и Кавагое очень сильно выпили. И вот лежат они вдвоем, и Маргулис орет: «Ноль три, ноль три!» Кава ему в ответ: «Ноль три не отвечает». — «Тогда ноль восемь, две!» Вообще, высказывания некоторых участников «Машины времени» о якобы существовавшем в группе «сухом законе» — это не просто ложь, это наглая ложь… Самые славные наши времена имели ярко выраженную алкогольную окраску… «
Воспоминания Петра Подгородецкого из его скандально откровенной книги «Машина с евреями», выпущенной российским издательством «АСТ», читайте в следующем номере «СОБЫТИЙ» («ФАКТЫ» по понедельникам), который появится в продаже 16 февраля
- С фильмом «Москва слезам не верит» мы с Владимиром Меньшовым и Верой Алентовой ездили в Прагу. Я впервые попала за границу. Думаю: дикари приехали, себя уж точно дикой чувствую. Прямо в аэропорту нас посадили за стол. Мы сели, нам что-то такое поставили, какие-то угощения. Сейчас-то я понимаю, что это был VIP-класс. Но тогда! Вокруг говорят по-иностранному. Одна девушка обращается ко мне: «Джюс», — и руку протягивает. Я привстала и ей руку подаю: «Ира». А потом понимаю, что это что-то другое означает. Меньшов хорошо запомнил тот случай. Не раз надо мной издевался! Говорил: «Джюс!» А я ему: «Да, Ира!» Вот вам и заграница.
Полностью интервью с популярной актрисой читайте в свежем номере цветного еженедельника «СОБЫТИЯ».
- Давид был кристально чистым и честным человеком и в нашем, обычном, понимании — абсолютным бессребреником. Рядом с ним нельзя было как-то ловчить, лгать или приспосабливаться. Недаром даже «сомнительные» в моральном плане советские шахматисты, выезжая за границу, любили похвастать, что они — друзья Давида Бронштейна. Так они росли в собственных глазах, хотя друзьями мужа никогда не были. Давид всем им знал цену.
- В чем проявлялось подвижничество Давида Ионовича?
- Даже оговаривая гонорар за выступление, он, по-моему, всегда хотел сделать так, чтобы ему… не заплатили. Для него важнее всего был эмоциональный контакт с любителями шахмат. Помню, мы приехали в Черногорию, и восторженные поклонники мужа поселили нас в шикарном доме на берегу Адриатического моря. Он так неловко себя чувствовал в столь роскошной обстановке, что наотрез отказывался брать полагающийся ему гонорар. Гостеприимные хозяева не знали, что и подумать. В один из дней они пригласили нас в универмаг и сказали: «Выбирайте что хотите, у вас — открытый счет». А на дворе — 1986-й год, тогда в Союзе в магазинах ничего не было. И Давид ответил: «Спасибо, мне ничего не нужно». Черногорцы подошли ко мне: «Может, мы вас чем-то обидели?» «Нет, — отвечаю. — Нам действительно ничего не нужно».
Воспоминания Татьяны Болеславской читайте в следующем номере «СОБЫТИЙ».