Во Врадиевке продолжают расследовать заявления граждан, пострадавших от действий местных милиционеров
В воскресенье, 7 июля, из уже ставшей знаменитой Врадиевки пешим маршем на Киев двинулись общественные активисты из разных регионов Украины, протестующие против милицейского беззакония и требующие кардинальной чистки правоохранительных органов. В столице участники акции планируют быть 18 июля. А в самом поселке комиссия из МВД продолжает прием заявлений от граждан, пострадавших от действий сотрудников местного райотдела милиции. Сперва многие жители опасались: мол, «вы уедете, а нам с ними еще жить». Поэтому жаловались в основном на волокиту и презрительное отношение местных правоохранителей к людям, а о пытках и побоях рассказывали только журналистам. Но постепенно народ «раскачался», и в комиссию начали поступать «тяжеловесные» заявления о пытках и требованиях брать на себя чужую вину. Один из таких пострадавших — Григорий Могилев. По его словам, он — двоюродный племянник нынешнего председателя Совмина Крыма Анатолия Могилева, в
16 ноября 2006 года в селе Захаровка Врадиевского района пятью ударами ножа в сердце и шею была убита мать Григория Могилева. Утром, в девять часов, Григорий привез ей баллон с газом. Но дверь была закрыта изнутри. Сын удивился, поскольку мама всегда поднималась с рассветом, чтобы все успеть по хозяйству. Обойдя дом, Григорий через разбитое окно увидел, что внутри все перевернуто вверх дном, а его мать неподвижно лежит поперек кровати.
— Я выбил дверь и подбежал к маме, — рассказал «ФАКТАМ» Григорий Могилев. — Она была вся в крови, а глаза завязаны какой-то тряпкой. Подняв тряпку, понял, что мама мертва, и вызвал милицию. Приехала группа, снимали отпечатки пальцев, искали следы. Выяснилось, что пропало около полутора тысяч гривен. А через неделю с лишним, когда маму уже похоронили, меня с женой вдруг забрали в милицию. В отделении развели по разным кабинетам. Я попал в
С вечера пятницы, когда меня завели в кабинет, я весь допрос простоял на ногах — до утра воскресенья. Синицкий так приказал. Меня не кормили, в туалет не пускали. Я им сказал: «Делайте со мной что хотите, но я не виноват. Найдите настоящего убийцу!»
Воскресным утром меня отвели в изолятор, в камеру номер два. А часов в пять вечера вывели, посадили в УАЗ и привезли в суд. Судья Алла Сорочан спросила, знаю ли я, почему меня сюда привезли. «Маму мою убили», — говорю. А судья предъявляет мне обвинение: мол, в пятницу я в пьяном состоянии на мосту у пруда в поселке прицепился к какому-то мужчине, требуя от него денег. Объясняю: «Послушайте, я, во-первых, вообще „не употребляю“. Это все знают, да и проверить легко: милиционеры меня недавно в больницу возили кровь на анализ сдавать. А во-вторых, я в то время уже был в милиции». Меня вывели в коридор... Минут через 20 к судье завели «пострадавшего» — двухметрового роста детину, который сбросил бы меня с того моста и не заметил. А еще минут через десять меня снова запустили в кабинет, где судья, не дав сказать и слова, объявила мне семь суток ареста, после чего я был помещен в камеру.
Через полчаса опять повели меня на второй этаж — в
Я не знал, сколько это продолжалось. Думал: минут 20. Но когда вернулся в камеру, «сосед» сказал, что меня не было два часа. Позже я узнал, что моим сокамерником был «подсадной» — брат самого Синицкого. А тогда я как упал на голые нары, так до утра и вырубился, хотя в камере было разбито окно, а на улице стоял мороз...
Дня два меня не трогали, а во вторник после обеда отвели в кабинет к начальнику райотдела Буряченко (впоследствии занимал ряд ответственных должностей, дослужившись до поста первого заместителя начальника Николаевского облуправления милиции. — Авт.) Кроме милиционеров, в кабинете было двое штатских. Мне объяснили, что они из Киева, проверят меня на полиграфе (детекторе лжи). После проверки менты меня больше не трогали, все подозрения с меня сняли. Я досидел свой семидневный срок спокойно. Но то, что я слышал из соседних камер: как там людей пытают, бьют, как там кричат, визжат, стонут, матерятся, — это страшно. Как в подвалах гестапо — волосы дыбом встают. Я практически не спал там: невозможно.
— Когда я уже одевался в дежурке, — продолжает Григорий, — увидел, что в вестибюле сидит мой родной брат Юрий. Его тоже, как оказалось, задерживали. Нас вдвоем опять завели в
Брат себя оговаривать не стал, и его — после двух инсультов(!) — отправили в Кировоградское СИЗО, он там в тюремной больнице лежал. Несколько раз привозили сюда, во Врадиевку, хотели, чтобы я его оговорил. А он даже курицы зарезать не мог...
За время всех этих разбирательств Юрий почти потерял зрение, не мог даже протокол прочитать и еле передвигался, когда его отпустили под подписку о невыезде. А 5 декабря 2007 года у него случился третий инсульт — последний... Через месяц с уже покойного Юры сняли все обвинения. За недостаточностью улик.
Мою жену Катю (имя изменено. — Авт.) параллельно со мной тоже держали в райотделе. Правда, мы с ней там ни разу не встретились. Отпустили ее позже меня, перед Новым годом, но она мне практически ничего не рассказала, боялась. Сразу после освобождения Катерину пришлось на месяц класть в психиатрическую клинику: она не выдержала «общения» с нашей милицией. И лишь через полгода жена обмолвилась, что к ней уже после психбольницы приезжали ночью милиционеры (я тогда ночевал в магазине, который мы держим в селе). Прижали к стенке, и Таратутенко, приставив к ее голове пистолет, сказал: «Сука, молчи обо всем, что видела, о чем знаешь, иначе застрелим». И Катя молчит. До сих пор.
Кроме нас, в милицию перетаскали половину нашего и соседнего села. Всех били, пытали, но никто в убийстве моей мамы не сознался.
На этом испытания семьи Могилевых не закончились. В апреле 2007 года Катерину похитили. В это время супруги переживали размолвку, и Григорий ночевал в магазине, поэтому о похищении узнал не сразу.
— В три часа ночи, — вспоминает он, — жена постучала в окно магазина: «Дай воды попить». Впустил: она вся изможденная, помятая, как под танк попала. «Что случилось?» — спрашиваю. «Все нормально, потом когда-нибудь расскажу. Дай воды». Попила и ушла. А через пару недель я узнал, что ее похищали. Держали в подвале в селе недалеко от Николаева, били, насиловали, пытали током. И тоже требовали, чтобы она призналась в убийстве моей мамы. Катерину туда везли, завязав глаза, держали связанной, но она по голосу узнала невестку — жену моего брата Юрия. Оказалось, все это происходило в их доме.
У невестки (ее тоже «брали», расследуя убийство мамы, но отпустили на подписку о невыезде) жили двое бывших заключенных, а Юрий в это время находился в госпитале Кировоградского СИЗО. Думаю, это милиция их подослала к моей Катерине, чтобы вынудить ее признаться в убийстве. Она не призналась, и ее отпустили — с угрозами и требованием принести две тысячи долларов. Жена и меня просила дом продать, и по всему селу ходила просить, да только ей после психбольницы никто не стал одалживать такие деньги.
А 28 мая в третьем часу ночи ко мне в магазин постучали. «Кто там?» — спрашиваю. В ответ: «Колян. Продай пива». Я открыл, и тут же двое мужиков в черном направили на меня пистолеты, уложили на пол, связали. Забрав деньги, документы и телефон, набили сумки товаром. И как бы между прочим заявили, что, мол, это жена убила мою маму. Ну скажите, разве обычным грабителям нужно подобное? Это явно была милицейская подстава.
Я заявил в милицию, и уже через сутки тех двух мужиков привезли ко мне на следственный эксперимент. Думаю, милиция их использовала и тут же, что называется, сдала. И невестку тоже арестовали. Следствие и суд длились пять лет, всем троим дали по шесть-семь лет за похищение и пытки моей жены, ограбление магазина, хранение и применение оружия. Невестку пытались обвинить еще и в убийстве моей мамы, но безуспешно...
Фото автора