Культура и искусство

Дмитрий Ступка: «Пару дней назад приснился дед — абсолютно живой, настоящий...»

8:30 — 23 июля 2013 eye 5783

Год назад перестало биться сердце великого украинского актера Богдана Ступки

Еще при жизни Богдан Ступка получил практически все регалии, которыми можно наградить талантливого артиста. Он стал знаменит не только в Украине и России, но далеко за их пределами. Был отмечен наградами на кинофестивалях в России, Италии, Польше. Сыграл Богдана Хмельницкого, Мазепу, Тараса Бульбу. Роль Тевье в его исполнении в спектакле «Тевье-молочник» Театра имени Ивана Франко до сих считается вершиной актерского мастерства. Еще за месяц до смерти, уже тяжело больной, Богдан Сильвестрович продолжал репетировать. Несмотря ни на что надеялся, что новый театральный сезон откроется его премьерой, в которой на одну сцену выйдет вся династия Ступок: Богдан, Остап и Дмитрий. Не довелось...

— Конечно, очень не хватает деда, — признался актер Дмитрий Ступка. — Случилось так, что он заменил мне отца. Начиная со своего рождения, я практически все время находился под его неусыпным вниманием. Дед вел меня по жизни, объясняя, рассказывая и обучая. До сих пор сожалею, что слишком мало времени мы провели вместе в последние месяцы его жизни. Когда Бодя тяжело болел, у меня начались активные съемки. Я мотался, разрываясь между Киевом и Карпатами. Мне настолько тяжело, что просто стараюсь об этом не думать.

*Дедушка и бабушка заменили Дмитрию родителей, ведь он вырос в доме Богдана Сильвестровича и Ларисы Семеновны

— Помните, последний разговор с Богданом Сильвестровичем?

— Он тогда лежал в больнице в Феофании. Но это было совершенно не похоже на прощание. Я должен был уезжать на съемки фильма «Тени незабытых предков» в Карпаты и пришел навестить его. Дед пребывал в сознании. Такой исхудавший, но бабушка и папа предупредили, чтобы я и словом об этом не обмолвился. Я должен был делать вид, что ничего необычного не происходит. Мы просто сидели, общались, Бодя спрашивал о моих планах. Сказал, чтобы я не забыл взять в Карпаты теплые вещи, потому что там в конце лета бывают очень холодные ночи. Помню, на прощание его поцеловал, сказав: «Тримайся, Бодя. До зустрiчi». Живым я его больше не застал. Печальная весть о смерти деда настигла меня на съемках. Я бросил все и примчался в Киев. Честно говоря, не верилось, что Боди нет в живых. Мы до последнего считали, что есть еще какая-то надежда на выздоровление. Хотя врачи предупредили, если болезнь распространяется на кости, человек уже обречен.

— Ступка понимал, что уходит?

— Конечно. Врачи ничего от него не скрывали и подробно объясняли, что происходит с организмом. Мы решили его не обманывать. Тем более что в последний год дед испытывал ужасные физические муки. Когда начинался приступ, деду тут же надо было колоть сильнодействующее лекарство. Состояние здоровья ухудшилось после того, как он вернулся после лечения в Германии. Мы так и не поняли, почему ему там не провели курс химиотерапии. Врачи сказали, что все будет нормально, и вернули его в Украину, дав гарантию на выздоровление. А когда через какое-то время он поехал туда на проверку, медики заявили, что болезнь стала распространяться по всему организму. Но, даже узнав о страшном диагнозе, Бодя продолжал крепиться. Встречаясь, мы непременно шутили. Казалось, он просто абстрагируется от болезни и живет совершенно нормальной жизнью.

— Он ведь до последних дней продолжал работать.

— Даже тогда, когда был сильно болен и все время находился в больнице. Тогда режиссер Валентин Козьменко-Делинде решил поставить спектакль «Чайка» с участием Богдана Сильвестровича. Премьера планировалась на открытие прошлогоднего сезона. Бодя должен был играть Сорина, а я — Треплева. Мы приезжали с режиссером на репетиции прямо в Феофанию. Сажали деда в каталку (ему тяжело было ходить), вывозили в парк и начинали репетицию. Начитывали текст, и дед при этом выглядел совершенно счастливым и здоровым. Он собирался сниматься в «Тенях незабытых предков» у Любомира Левицкого. Любомир очень хотел, чтобы дедушка сыграл мольфара. Сейчас запускается проект «Тевье-молочник. Последняя молитва». Бодя должен был играть Тевье, я планировался на роль Перчика, а папа сыграл бы Урядника.

— Вы Ступку так и называли — просто Бодей?

— К слову «дедушка» я как-то не привык. Сколько себя помню, всегда называл его Бодей. Я родился, когда Бодя был достаточно молодой — ему исполнилось всего 45 лет. Моим родителям едва перевалило за 18. Теперь я понимаю, что им было не до меня, и я вырос в семье дедушки и бабушки. Бодя был для меня папой, а бабушка мамой. Но я не держу зла на своих родителей. Думаю, будь я на их месте, наверное, поступил бы так же. Дед во все поездки старался брать меня с собой. Я часто ездил с ним во Львов к его маме, бабусе Марийке, которая, несмотря на просьбы сына, так и не захотела переехать в столицу. Мы часто гуляли по старому Львову, особенно Бодя любил места возле Театра имени Марии Заньковецкой, в котором прослужил более 15 лет.

Когда дед уезжал на длительные съемки, особенно если это было летом, меня старались отправить куда-то оздоровиться. Несколько раз провел каникулы на Кубе как ребенок-чернобылец. Месяцами жил в одной испанской семье. А когда Бодя снимался у Ежи Гофмана в «Огнем и мечом», взял меня с собой. Я, как губка, впитывал увиденное. Чуть больше года назад, незадолго до смерти, деда вызвали в Севастополь на досъемку сериала «Однажды в Ростове». Он тогда попросил, чтобы я поехал вместе с ним. Боде было тяжело ходить, и я его везде сопровождал.

— Тогда писали, что он даже потерял сознание во время съемок.

— Все это чепуха! Даже не знаю, откуда появилась такая информация. Он и в больнице держался до последнего. Но его сердце не выдержало. Дед умер от инфаркта.

— Многие киевляне, театралы прекрасно знают дом, в котором жил Богдан Ступка и выросли вы — в самом центре столицы, в двух шагах от театра.

— А напротив, на улице Заньковецкой, было любимое место деда, где он пил кофе. К сожалению, там находится магазин часов. А раньше деда и многих актеров Театра имени Франко можно было встретить в том гастрономе. Иногда гости собирались и в нашей большой квартире. Правда, когда Бодя готовился к роли, ни о каких компаниях не могло быть и речи. Он репетировал всегда в большой комнате при закрытых дверях. Я и бабушка знали, что в это время ни в коем случае нельзя шуметь и его тревожить.

— Богдан Сильвестрович любил вспоминать свое детство?

— Его детство пришлось на военные годы. Говорил, что одно из самых сильных воспоминаний детства — поход с мамой в магазин, когда по дороге им то и дело попадались трупы. Вспоминал, как однажды его друзья нашли какую-то гранату. Они были старше на несколько лет, поэтому сказали: «Богданчик, спрячься за пенек». Он спрятался и оттуда наблюдал, как мальчишки начали разбирать гранату, а затем их разорвало прямо у него на глазах... Делился, как работал конферансье и чтецом в ансамбле песни и пляски Прикарпатского военного округа. А потом стал стилягой и страстным поклонником группы «Битлз». Рассказывал, что было время, когда он носил только штаны-дудочки. Ярые блюстители нравов чуть ли не рвали эти брюки прямо на нем.

— А о том, как первый раз попал в кино, говорил?

— Это было в 1971 году. Бодя пробовался на роль в картине «Белая птица с черной отметиной». Вспоминал, как мечтал сняться хотя бы в эпизоде. После проб режиссер сказал, что ему очень понравился артист Богдан Ступка, потому что у него «колючие глаза». После этой картины и началась звездная карьера деда в кино.

— История знакомства бабушки с дедушкой тоже была одной из семейных историй?

— Конечно. Их познакомил общий друг, работавший во Львовском оперном театре. Бабушка была балериной. Правда, во время первого знакомства ничего особенного не случилось. Позже дедушка простудил лицевой нерв, и одна половина лица вообще не двигалась. Он тогда очень перепугался, его положили в больницу. Дед вспоминал, что бабушка ходила к нему каждый день, откармливала, выхаживала его. Потом во Львове они сыграли скромную свадьбу. Бабушка всю жизнь во всем поддерживала деда.

— Даже когда его назначили на пост министра культуры Украины?

— У нас в семье это назначение не обсуждалось. Мы принимали как должное то, что Бодя стал реже появляться дома и работать в два раза больше. В то время я еще учился в Академии искусств на Оболони. Каждое утро дед давал машину с водителем, чтобы меня отвезти на занятия. Помню, как дед, сообщив нам новость о том, что стал министром культуры, рассказывал, что накануне в министерстве собрались претенденты на эту должность. И тогда Бодя спросил у них: «Ребята, давайте честно, кто хочет быть министром культуры?» Все показали на него. Как говорил Бодя, он тогда сыграл свою очередную роль. Его единственным условием было остаться в театре и продолжать заниматься любимой профессией.

— Кто в доме решал бытовые вопросы?

— Все лежало на плечах бабушки. Готовила еду только она, дедушка на кухне не появлялся. У Боди была традиция. Когда после спектакля он приходил домой, на столе обязательно должен был стоять бокал пива, сыр, черный хлеб с солью и лук. Он обожал лук, но ел его только вечером, когда уже не надо было ни с кем встречаться. В это время я мог потревожить его своими проблемами. Советовался с Бодей даже по личным вопросам. Помню, он говорил: «Чем меньше девушку мы любим, тем легче нравимся мы ей». И добавлял: «Береги свое здоровье. Женщины его не стоят...»

— В одном из интервью Богдан Сильвестрович признался, что обожает путешествовать и объездил практически весь мир.

— Это правда, путешествия были его страстью. Дед побывал даже в Австралии, объездил всю Америку. Возвращался в Киев с огромным количеством подарков. Для меня всегда покупал целый чемодан вещей. Какое-то время бабушка жила и работала в Америке, была няней в русской семье. Жила там несколько лет, зарабатывала деньги и тоже присылала мне много красивой одежды. Я был большим модником.

— Прямо как дедушка...

— Он очень любил красиво одеваться. Бывало, собираясь куда-то на мероприятие, менял одежду несколько раз, никак не мог выбрать, в чем ему выйти. У нас в семье получилось, что дедушка, папа и я рождены под знаком Девы. Все мы настоящие шмоточники. Большая часть гардеробной в квартире была завешена одеждой деда. У него было очень много костюмов, обуви и огромная коллекция шляп.

— Дед одобрил ваше желание стать актером?

— Все произошло само собой, потому что я вырос за кулисами театра. Еще в школе начал участвовать в массовках, потом мне давали небольшие роли. Мой дебют состоялся в спектакле «Мастер и Маргарита», где вышел на сцену в роли мальчика. Поэтому момент, когда стал актером Театра имени Франко, я даже не запомнил. Кажется, я работал там всегда. Дедушка очень мудро руководил театром, никто не ощущал, что у меня какие-то особые привилегии. Не помню, чтобы он когда-то повышал голос. Правда, мог так посмотреть, что хотелось забиться в самый дальний угол. Часто ловлю себя на мысли, что мне очень не хватает дедушки...

— Он вам снится?

— Приснился мне через несколько недель после смерти — на праздник Спаса. Я опять уехал на съемки в Карпаты. Как сейчас помню, что проснулся в рыданиях. Потом долгое время не снился, пришел во сне буквально пару дней назад. Я четко видел, как стою возле театра, а он появляется с парадного входа, подходит ко мне, и мы с ним начинаем куда-то двигаться вместе. Казалось, что он абсолютно живой, настоящий. Я проснулся с ощущением глубокой потери...