— Ну конечно, где еще может жить человек без руки и ноги, который специально выискивает трудности, чтобы преодолевать их? Только здесь! — ворчала я, поднимаясь на пятый этаж дома без лифта. Отправляясь в гости к Сергею Михайленко, прихватила с собой к чаю коробку зефира в шоколаде. Но мой гостинец не понадобился... В квартире витал головокружительный аромат свежей выпечки. Сам хозяин — красивый крепкий мужчина с обнаженным торсом сидел на кухне, зажав миску между ногой и протезом, и единственной рукой споро и умело замешивал тесто.
— Может, вам помочь? — спросила я, переводя дыхание.
— Да ну что вы! — отмахнулся Сергей. — Я сам кому хочешь помогу. Смотрите, что я для вас приготовил: фаршированные перцы, печеные яблоки, начиненные творогом... Вот сейчас отправлю в духовку последнюю порцию шоколадных кексов — и прошу к столу! А что вы так запыхались? По лестнице тяжело подниматься? Я вот раз десять в день бегаю туда-сюда, да еще через ступеньку переступаю, чтоб быстрее было.
Своими уникальными (как для человека с ограниченными возможностями) способностями Сергей Михайленко не перестает удивлять знакомых и родных. Например, его мама Галина Александровна никак не могла предположить, что ее сын-инвалид сделает в квартире ремонт: поклеит обои, покрасит потолки и даже обошьет вагонкой балкон. Увидев отремонтированный балкон, друзья Михайленко стали наперебой просить его сделать такой и им.
*«Мне было нелегко переплыть водохранилище, — признается Сергей Михайленко. — Но я не привык сдаваться» (фото из семейного альбома)
— Как это вообще возможно? — поражаюсь я. — Ведь чтобы обшивать вагонкой, нужно каждую планку одной рукой вставлять в паз, а другой — придерживать. То же самое с обоями, одной рукой наклеить их совершенно нереально!
— Ну вы же видите, что реально, — смеется собеседник. — На самом деле для меня вообще нет понятий «не могу», «не получится». И другим говорю: «Не можешь, значит, просто не хочешь». Если мне не хватает для какого-то дела второй руки или ноги, я их... придумываю. С ногой проще: есть протез, который надеваю, когда нужно. А руку изобретаю из чего угодно. Например, обшивая балкон, беру палку, одним концом упираю в планку, другим — в свой лоб. Получается распорка. Снизу придерживаю ногой, а левой рукой вставляю вагонку в паз.
Я научился и писать, и шить, и готовить всякие вкусности одной рукой, хотя раньше был правшой и не представлял, как можно делать что-то левой, — говоря это, Сергей виртуозно надевает реглан: подбрасывает его, тянет за один рукав, второй подхватывает и зажимает между боком и правой культей. Просовывает голову в вырез и ловко расправляет одежду на себе. — Человеческие ресурсы и возможности тела просто неисчерпаемы, моя жизнь после аварии — живой тому пример.
— Что с вами произошло?
— Хотите верьте, хотите нет — не знаю! Мне тогда было 27 лет, я уже был женат и имел двоих детей — сына Сашу и новорожденную Настеньку. С работой в Светловодске не складывалось. Устроился литейщиком на завод, но за это очень мало платили, а семью нужно было кормить. Пришлось ехать на заработки в Москву, трудиться на стройке. Там и произошла авария. Как именно, когда и что случилось, не знаю. Из моей памяти стерлось все, что происходило за месяц до аварии и в течение месяца после нее. Рассказывали потом, что меня сбила машина, когда переходил дорогу. Водителя не нашли. Да, честно говоря, особо и не искали. Московские милиционеры намекнули, что я для них — лимита, отребье, так что возиться с уголовным делом они не будут. Врачи «скорой» забрали меня фактически мертвым, с висящими на сухожилиях рукой и ногой, с раздробленным черепом...
— Как же вам удалось выжить?
— Спасла ампутация. Чтобы остановить кровотечение, мне отрезали руку по плечо и ногу по самое бедро, зашили, перевязали голову. Я очнулся, не понимая, где я и что со мной. Пошевелиться не мог: боль была адской. Думал, перебит позвоночник. В дверях палаты стояли заплаканные жена и мать, причитали, называя меня бедняжкой. Сказал им пойти поплакать за дверью. Никаким бедняжкой я себя не ощущал, невзирая на жуткое самочувствие. Глянул на свою правую сторону, увидел, что нет руки и ноги, и первым делом подумал: «Куда же теперь устроюсь на работу?» «Буду семечки продавать и рыбу сушеную, детей-то надо поднять», — решил я. Где только я потом не работал! И в банке менеджером, и сторожем... Кстати, протез на ногу сделал быстро, потому что прыгать на одной ноге было неудобно. Руку же протезировать отказался принципиально: протез мне только мешает и вызывает ненужные комплексы. А я комплексовать не люблю!
— Неужели у вас никогда не было периодов отчаяния? Все-таки молодой мужчина, оставшийся калекой...
— Сестра говорит, что у меня перебор оптимизма. Что нечего строить из себя супермена, когда нет ни руки, ни ноги. «Наташа, скажи мне, сейчас реально вернуть мои конечности? — спрашиваю сестру. — Нет, нереально. Так чего раскисать и жаловаться на судьбу?» Я себя инвалидом не чувствую и делаю все, что мне интересно. Например, занимаюсь резьбой по дереву. Пошел в ученики к одному светловодскому мастеру, Ивану Якименко. Обучение начиналось очень интересно, — лукаво улыбается Сергей. — Я ведь до травмы даже рисовать не умел. Пришел к Ивану и говорю: «Научите меня». Он мне предложил несколько резцов, сказал порезать дощечки, выбрать, какой инструмент удобнее. «Не буду я просто так деревяшку ковырять! Вы мне рисунок дайте, на нем попробую!» — заявил я. Мастер ухмыльнулся, но нарисовал хатку, облако, цветы... Две недели я не решался сесть за работу, боялся, что не получится. А потом разозлился на свой страх и за два дня вырезал картину. Причем мне никто не показывал, как изображать объем, передавать оттенки. Все делал по наитию.
*«Раньше я даже рисовать не умел, — говорит Сергей Михайленко. — А теперь мои работы по дереву продают за границей» (фото автора)
— Инвалиду первой группы так мало платят? — изумилась я.
— Половину пенсии отчисляют моей жене как алименты на детей, — вздохнул Сергей. — Супруга не захотела оставаться с инвалидом, нашла себе другого мужчину, уже родила от него ребенка. Своих детей я воспитываю, они меня любят, часто ночуют здесь. Да я по поводу развода не переживаю. Уверен, что все происходит, как нужно. Знаю: еще встречу женщину своей мечты. Тем более что девушки, как и раньше, проявляют ко мне интерес.
Одна из главных целей в моей жизни — повысить самооценку других инвалидов и дать им почувствовать, что они нормальные, полноценные члены общества. Например, у моего друга Миши нет обеих ног, живет он сам, выходить на улицу не может, поэтому часто просит принести ему то сигарет, то хлеба, то молока. Посоветовал Мише подать заявление на получение инвалидной коляски. Наконец его вызвали в собес, чтобы оформить необходимые документы. Пошел я вместо него, а чиновницы начали «отмораживаться»: мол, мы никому не звонили, никого не вызывали и вообще не понимаем, о ком речь. Я вспылил. Вы гадюки, говорю. Любуетесь светом, а чтобы помочь человеку, который годами не может выйти на улицу, даже пальцем не хотите пошевелить. Ушел, хлопнув дверью. Миша позвонил вечером и, заикаясь от волнения, рассказал: сотрудницы собеса не только документы у него приняли, но и привезли коляску — импортную, хорошую. Бедный инвалид не мог поверить, что чего-то добился. А я ему объяснил: если он будет себя вести, как бесправный и никому не нужный калека, к нему и окружающие будут относиться соответствующим образом.
— Несмотря на то что вы не считаете себя инвалидом, видимо, все-таки приходится сталкиваться в жизни с определенными трудностями.
— Тяжелее всего оказалось научиться подстригать себе ногти, — серьезно заявляет Сергей. — Я и в зубах ножницы пробовал держать, и как только ни изгалялся — не получалось. Пока супруга жила со мной, она этим занималась. А когда остался сам, вообще не знал, что делать. Наконец придумал: купил тиски, прикрутил к столу и зафиксировал в них пилочку. Теперь у меня маникюр что надо, — похвастался Сергей, продемонстрировав свои красивые длинные пальцы. — Если же говорить не о бытовых проблемах, а психологических... Трудно, когда люди тебя стесняются. Однажды поехали с другом на пляж, я начал раздеваться, снимать протез. «Ты что, Серега, купаться надумал?» — испуганно посмотрел на меня товарищ. Я кивнул, и он опрометью бросился в воду, чтобы люди подумали, будто он, так сказать, «не со мной». Когда увидел, что я хорошо плаваю, успокоился.
— Плавать-то как научились? Неужели не боялись утонуть, когда первый раз гребли одной рукой?
— Страх был до того. Я начал ходить на Кременчугское водохранилище вместе с шестилетней дочкой Настей. Она плавала с кругом, а возле моего дома бетонные откосы и сразу большая глубина. Я боялся, что, если круг лопнет или дочка выскользнет из него, не сумею ее спасти. Поэтому плавал рядом с ней тоже в круге, только большом. А потом в нашем городе открыли бассейн, и инвалидам дали возможность в определенные часы заниматься там бесплатно. Поначалу боялся лезть в воду без круга, но успокоил себя, решив: если стану тонуть, схвачусь левой рукой за буйки разделительной полосы. Пересилил себя, прыгнул в воду сразу на глубину. Ох, что это было за ощущение! — с восторгом говорит Сергей. — Легкость, скорость, наслаждение. Я почувствовал себя дельфином, а не калекой без руки и ноги. Теперь занимаюсь три раза в неделю, научился плавать и кролем, и брассом, и баттерфляем. Часто обгоняю на дорожке даже волонтеров, которые плавают вместе с нами, здоровых парней с руками и ногами. И все время пробую что-то новенькое: прыгаю с тумбы, ныряю, зимой в проруби купаюсь...
— ...переплываете Кременчугское водохранилище. Это была попытка доказать свои возможности окружающим или самому себе?
— Я просто пробовал свои силы, — пожал плечами Сергей. — В прошлом году делал пробный заплыв — от берега до волнореза и обратно, всего полтора километра. Рядом со мной на всякий случай плыл друг на надувном матрасе. В этом году я добрался до острова и вернулся обратно, преодолев дистанцию в два раза больше — три тысячи метров. Подстраховывали меня уже спасатели на катере, но я, конечно, не обратился к ним за помощью, хотя было тяжеловато. В следующем году переплыву водохранилище поперек, преодолею 13 километров. Меня пытаются отговорить, мол, это опасно. Но я не привык сдаваться!