Интервью

Эдуард Артемьев: «В Америке слишком дорогая жизнь. На квартиру, машину, страховку уходили все мои гонорары»

6:45 — 18 сентября 2013 eye 4814

Ровно 50 лет назад композитор, известный по фильмам «Сталкер», «Зеркало», «Сибириада», «Утомленные солнцем», написал музыку к своей первой картине

Эдуарда Артемьева знают по музыке к популярнейшим советским фильмам «Сталкер», «Зеркало», «Раба любви», «Сибириада», «Свой среди чужих...», «Утомленные солнцем»... Да всех и не перечесть. Его музыка звучит практически во всех картинах Андрея Тарковского, Андрона Кончаловского и Никиты Михалкова. Композитор создал музыку более чем к 200 кинокартинам, успевая работать над операми, симфониями и ораториями. Артемьева называют одним из самых работоспособных российских композиторов. Несмотря на свои 75 лет Эдуард Николаевич не перестает творить и строит планы на несколько лет вперед.

В Киев маэстро приехал на фестиваль «Гогольфест», куда привез свое новое сочинение. Сам композитор хорошо играет на пианино и с удовольствием предается воспоминаниям. Артемьев признается, что до сих пор не может привыкнуть к своей известности. «Что-то холопское есть в этом, — говорит маэстро, явно лукавя. — На самом деле, я рад, что выбрался в Киев. Здесь хоть могу отдохнуть от работы и просто поваляться на диване в гостинице». Внешне композитору не дашь его лет. Артемьев строен, демократично одет, улыбчив. «Давайте будем разговаривать под чай», — предложил Эдуард Николаевич, поеживаясь от промозглой киевской непогоды...

— Да, не ожидал я, что ваш город встретит меня такой погодой, — с грустью в голосе признался Эдуард Артемьев. — Это же надо, чтобы два дня подряд шел проливной дождь! Правда, в Москве тоже сейчас сыро и слякотно. Так что никуда от холода не спрятаться. Наступает мое самое нелюбимое время года. Конечно, можно было бы уехать куда-нибудь в теплые края, но, увы, на просторах бывшего Советского Союза, да и на Западе тоже, все так построено, что основная работа ведется именно зимой. Так что отогреться у меня не получится.

— Были времена, когда вы чуть ли не три года прожили на Голливудских холмах.

— Точно. Три года я провел в Лос-Анджелесе. Роскошное время было. Лос-Анджелес — солнечный город, в котором хочется остаться навсегда. Кстати, в Голливуде я написал музыку, ни много ни мало, к восьми картинам. А все благодаря Андрону Кончаловскому, который меня туда вывез. В России я с ним сделал фильм «Сибириада», и после этого Андрон уехал покорять Америку. Помню, перед выездом он мне сказал: «Еще поработаем в Голливуде». Я думал, это треп. Но потом рухнул «железный занавес», началась перестройка, и Андрон «выписал» меня в Голливуд. Совершенно официально, через всесоюзную организацию по охране авторских прав. Думал, вернусь через три месяца, а застрял на три года.

— Вы же наверняка могли там и остаться?

— Конечно. Но во времена Советского Союза это было не так просто, как сейчас. К тому же моя супруга Изольда осталась в Москве, лишь через год после моего отъезда в Америку ко мне приехала. Сейчас, думаю, если бы иначе сложились обстоятельства, я бы таки остался в Голливуде. Но однажды мне позвонил Никита Михалков и позвал в картину «Утомленные солнцем». Он всегда был очень короток: «Приезжай, ты мне нужен». Я сорвался и улетел в Москву.

*Эдуарда Артемьева и Никиту Михалкова связывает давняя дружба. Композитор написал музыку практически ко всем фильмам известного режиссера

— Но вы хоть успели обзавестись недвижимостью в Лос-Анд­желесе?

— Нет. И более того, я ничего там не заработал. В Америке оказалась слишком дорогая жизнь. Мы были хорошо устроены: большая квартира в Лос-Анджелесе, машина, страховка. Но эти удовольствия надо было оплачивать, на что уходили все мои гонорары. С другой стороны, я благодарен этому времени, потому что узнал замечательную страну, объездив ее вдоль и поперек. Могу сказать со всей ответственностью, что только в Америке есть демократия. Больше нигде.

— В конце концов Голливуд покинул и Андрон Кончаловский.

— Да, но у него была совершенно другая история. Андрон тосковал по творчеству, хотел снимать собственное кино. В Голливуде же ему приходилось работать лишь со сценариями, которые предлагались компанией. Он ждал, ждал, что ему дадут снимать картины, которые он хочет, но этого так и не произошло. Кончаловский вернулся в Россию, отказавшись от американского гражданства и продав роскошный дом на берегу океана. Зато теперь у него дом в Италии, в Тоскане. А работает Андрон в России. Кстати, за всю его творческую жизнь лишь одну картину он снимал без моего участия. Мы ведь знакомы с ним еще со студенческих лет, когда вместе учились в Московской консерватории. Я мечтал стать композитором, он — пианистом. Но после трех лет учебы Андрон ушел в кино. Он до сих пор неплохо музицирует.

— Ровно полвека назад вы впервые написали музыку к художественной картине.

— Ой, точно! Надо будет отметить этот юбилей. Это было осенью 1963 года на Одесской киностудии. Картина называлась «Мечте навстречу». Мне исполнилось 22 года, и как композитор я никому не был известен. Музыкой в этой картине заведовал настоящий мастер — Вано Мурадели. У него блестяще получалась классика, но с электронной музыкой он не был знаком. А именно она требовалась для некоторых сцен. И тогда кто-то порекомендовал ему Артемьева. Так я попал в кино, удивительно, но моя фамилия даже оказалась в титрах. Обычно композиторы «на вторых ролях» лишь получают деньги, а их фамилии никому не известны. Мне повезло сразу, я не проходил через это «музыкальное сито».

— Много заработали на первом фильме?

— Зарплата была очень высокая — две с половиной тысячи рублей. На эти деньги мог купить даже машину. Но я еще был молод, не женат. Правда, у меня уже завязался роман с моей будущей супругой, поэтому деньги ушли на оплату квартиры, которую мы снимали. А вот следующей киноработы пришлось ждать четыре года. Это был фильм режиссера Самсона Самсонова «Арена». Правда, сначала я попал туда как актер. Съемочной группе нужен был тапер для сцены в цирке. Я неплохо играл, и мой знакомый предложил мне подзаработать. Во время репетиции я что-то наигрывал. Это услышал Самсонов, подошел и поинтересовался: «А сам ты музыку сочиняешь?» Я стал импровизировать, ему понравилось, и он «протащил» меня в картину как композитора. В музыкальной редакции киностудии «Мосфильм» все ожидали, что новичок провалится. Но я не доставил им такого удовольствия.

— Похоже, вы вообще в этом смысле баловень судьбы.

— Ну не скажите. В моей творческой биографии был один крупный провал. Правда, в той картине все, вплоть до режиссера и актеров, провалились. Она называлась «Чудный характер». Режиссер Константин Воинов, сценарий Эдварда Радзинского, в главной роли Татьяна Доронина. Картина была признана худшим фильмом 1970 года. Для меня это стало катастрофой. Был момент, когда я думал, что навсегда лишаюсь работы в кино. Но тут судьба познакомила меня с Тарковским. Ему понадобился человек, который занимается электронной музыкой. Нашим первым совместным фильмом был «Солярис». С Андреем очень интересно и сложно работать. Он никогда не ставил передо мной конкретную задачу, даже на запись музыки не приходил. Все решения Тарковский принимал на перезаписи, когда сводилась «партитура» фильма. У него вообще было желание отказаться от музыки, что в конце жизни он и сделал — в «Жертвоприношении» и «Покаянии». Он говорил, что прибегает к услугам композиторов, лишь когда ему не хватает киношных средств.

— Обычно вы бываете на съемках?

— Нет, я считаю это пустой потерей времени. Работа длится так долго, утомительно. Один кадр может выстраиваться целый день. Мне такое не подходит. Еще на первой своей картине я понял, что актерство — это не мое. Тем не менее пять месяцев назад снялся вновь. У Никиты Михалкова в картине «Солнечный удар». Он сказал: «Эдуард, ты стал такой старый, что тебя надо успеть зафиксировать, а то помрешь...» Сыграл помощника фотографа, произносящего всего пару слов.

С Никитой мы познакомились накануне съемок его дипломной работы. Это случилось в театре киноактера, где я писал музыку к пантомиме-балету «Мертвые души» по Гоголю. Театр находился на улице Поварской, рядом жила семья Сергея Михалкова. Никита, будучи студентом, часто прибегал к нам на репетиции. Однажды он сказал, что собирается делать диплом и предложил написать музыку. Так и пошло...

— Судя по тому, что вы композитор практически всех его картин, пошло хорошо.

— Мне легко с Никитой. Мы даже породнились — он крестный моего сына, а я — его дочери. Лишь одну картину он снял без меня — «Очи черные». И то лишь потому, что Никита снимал в Италии и местный профсоюз композиторов затребовал очень большую сумму за разрешение работать русскому автору.

— Сколько вам было лет, когда написали первую мелодию?

— Импровизировал я всегда. А впервые записал музыку, когда мне исполнилось 12 лет. Я тогда учился в хоровом училище имени Свешникова. У меня был неплохой голос, я пел в хоре мальчиков. Кстати, с концертами приезжали и в Киев. Выступали здесь на сцене филармонии. Но в 14 лет у меня произошла мутация голоса, и он пропал. Моим первым произведением была прелюдия для фортепиано, а первым учителем — Мераб Парцхаладзе. Он занимался со мной девятый и десятый классы, а потом сказал, что мне надо поступать в консерваторию на композиторский факультет. Это было нахальство — в 17 лет туда обычно не принимают. Но меня взяли. Поступили всего шесть человек. А конкурс был 20 абитуриентов на место. Думаю, меня взяли не за талант, а за то, что разглядели во мне способность к росту. Я стал самым маленьким на курсе.

— Было время, когда вам не сочинялось?

— Никогда. У меня в крови такой трудоголизм. Я и отдыхать уже не умею. Сам удивляюсь, где беру энергию. Наверное, от стула, на котором сижу. Ведь практически не выхожу из дома, где у меня оборудована прекрасная студия. Могу месяцами не бывать на улице. «Улучшение» происходит в мае, когда мы с семьей перебираемся на дачу, где у меня тоже есть студия. Вот тогда могу спуститься со второго этажа в сад, посидеть в беседке, чайку испить...

— Чему же вы обязаны столь стройной фигурой?

— Генам. А может, тому, что долгие годы являюсь вегетарианцем. Правда, не совсем классическим. Жена тоже. В нашей семье полностью исключено лишь мясо. Рыбу, молочные продукты мы едим. А еще обязательно в день выпиваем по бокалу сухого красного вина. Это мне «сердечные» врачи порекомендовали. Люблю итальянские тосканские вина.

— Андрон Кончаловский привозит?

— Нет, он доставляет мне оливковое масло. У него плантация олив, которым больше 200 лет. Андрон даже предприятие основал, выпускает масло под названием «Кончаловка». Кончаловский удивительно работоспособный и талантливый человек. К тому же очень требовательный и внимательный к себе. Помню, он с молодости следил за своим здоровьем. Вечно покупал кучу журналов, всем интересовался, придерживался диет. Последние годы он каждую неделю сдает анализ крови и определяет, что ему можно есть, а что — нет. Вплоть до того, какое вино пить — белое или красное.

— Вас на это «не подсадил»?

— Я другого склада. Он настоящий педант, немец. Никита полная ему противоположность. В том, что касается жизни, да и работы тоже... Сейчас я опять делаю с Михалковым картину.

— У вас никогда не возникало желания остановиться и передохнуть?

— Я не хочу этого. Иначе, мне кажется, помру...

Фото в заголовке Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»