Ровно 35 лет назад состоялась премьера культового фильма
Музыкальный фильм Георгия Юнгвальда-Хилькевича мы увидели накануне Нового, 1979 года. Это было поздравление телевизионного начальства к Новому году. Критика встретила картину в штыки, зато зрители полюбили ее раз и навсегда. Звучащие в фильме песни мы знаем наизусть, а снимавшиеся в нем актеры так и остались для нас д’Артаньяном (Михаил Боярский), Атосом (Вениамин Смехов), Портосом (Валентин Смирнитский) и Арамисом (Игорь Старыгин). Неудивительно, что на протяжении уже 35 лет картина «Д'Артаньян и три мушкетера» является для нас лучшим подарком на Новый год, впрочем, на любой другой праздник тоже.
— Георгий Эмильевич, вас можно поздравить с юбилеем картины?
— Можно, конечно, хотя я не очень ее люблю. Фильм ведь снимался на моем горбу, да еще и в полной нищете.
— Современные бюджеты картинам тех времен и не снились?
— Что вы! Камера у нас была старая и ручная, машины для нее не дали вообще, поэтому мы снимали, высунувшись из окна такси, которое ехало рядом со скачущими на конях героями. Да о чем можно говорить, если подвески королевы я сам делал ночью перед съемкой из какой-то бижутерии, которую нашли мне ассистенты.
— История о том, как вы нашли Михаила Боярского на роль д’Артаньяна, уже обросла легендами. А как все было на самом деле?
— Изначально на эту роль был утвержден Саша Абдулов — молодой, страстный красавец времен «Обыкновенного чуда». Но Ксения Борисовна Маринина, бессменный режиссер «Кинопанорамы», сказала мне: «Не торопись утверждать Сашу. Наверное, я здорово ему подгажу, но у меня есть для тебя другой актер — настоящий д’Артаньян». И пригласила меня на съемки программы, в которой должен был принимать участие Миша Боярский. Во время встречи я увидел, что ко мне подходит… настоящий, живой д’Артаньян. Он был именно таким, каким я представлял его в своих мечтах.
— Помимо фильмов о мушкетерах вы снимали Михаила Сергеевича еще только один раз.
— Да, в фильме «Узник замка Иф» по роману Дюма «Граф Монте-Кристо». Я долго выбирал актера на главную роль, а о том, что у меня будет занят Боярский, молчал. Когда же наконец нашел Витю Авилова и привез его пробы известному режиссеру, критику и киноведу Армену Николаевичу Медведеву, он посмотрел и сказал: «Потрясающе! Ты выиграл, снимай. Если найдешь такого же исполнителя на роль Морсера…» На что я тут же ответил: «А я уже нашел». «Кто?» — спросил он. «Боярский», — сказал я. И Медведев улыбнулся: «Гениально! Зрителям будет понятно, почему Мерседес все-таки забыла Дантеса». Морсер, много лет влюбленный в Мерседес, ради нее совершил большую подлость в отношении своего друга и сделал грандиозную карьеру — достиг парламента страны. Его методы были ужасными, но он делал все ради любви к женщине, которая, изменив когда-то Дантесу, тут же предала и его самого.
— Правда, что на роль д’Артаньяна претендовал и Владимир Высоцкий?
— Это не совсем так. Когда мы с Володей смотрели отснятый, но еще не смонтированный материал, по замечаниям Высоцкого я понял: он примеряет роль д’Артаньяна на себя. Но поскольку это был явно не его образ, я Володе прямо об этом сказал. Володя тогда сослался на англо-перуанскую комедийную версию «Трех мушкетеров», в которой главную роль играл Майкл Йорк. Сейчас я понимаю, что Высоцкий был прав — он действительно мог бы стать д’Артаньяном, пусть даже и своеобразным, далеким от канонических представлений об этом герое.
— По какому принципу подбирали других актеров?
— Когда начинал работать над картиной, у меня был только Портос. Я всегда знал, что его будет играть Валя Смирнитский, хотя он тогда был худощавым, стройным, синеглазым, красивым молодым человеком. Казалось бы, ничего общего с Портосом. К тому же Валя приехал ко мне на пробы в гипсе (он сломал ногу), и ему подкладывали специальные подушки и толщинки, чтобы хоть как-то приблизить его к облику героя. Еще у меня были король и королева — все! Арамиса найти не мог, хотя перепробовал огромное количество актеров. Помог Боярский, который спросил меня: «Ты не смотрел фильм „Государственная граница“, сейчас по телевизору показывают?» А у меня и времени-то не было телевизор смотреть. Миша сказал, что там играет актер, который прекрасно подошел бы на роль Арамиса. Я увидел Игоря Старыгина — изящного, утонченного, с красивыми голубыми глазами и тонкими пальцами аристократа — и сразу же утвердил его.
— И вам всех легко и просто утвердили? Многие режиссеры жалуются на войны, которые им приходилось вести с худсоветами.
— Если бы не разрешили взять хотя бы одного из этой четверки, я просто не стал бы снимать картину. Мне в жизни частенько приходилось идти на компромиссы, но я разрешал кинематографическому начальству отыгрываться только на мне, вырезая дорогие куски из уже смонтированных лент, иначе в советское время было невозможно. А вот актеров никогда в жертву не приносил, за что меня просто ненавидели в Госкино. На телевидении было немного легче, там ко мне очень хорошо относилась заместительница Лапина — Стелла Ивановна Жданова, умнейшая и красивейшая женщина. Посмотрев рабочий материал первой картины о мушкетерах, она сказала: «Не мешайте ему, пусть работает! Мы еще этим фильмом будем гордиться». Поэтому все, что я снял, осталось в картине. Из «Д'Артаньяна и трех мушкетеров» не вырезали ни одного кадра, чем я и сегодня горжусь.
*В свободное от съемок время Михаил Боярский (д'Артаньян), Вениамин Смехов (Атос), Валентин Смирнитский (Портос), Игорь Старыгин (Арамис) любили повеселиться
— О том, как снималась картина, тоже ходят легенды.
— Что и говорить, в отношении женского пола ребята, конечно, покуролесили. Думаю, во Львове, где проходили основные натурные съемки, вскоре появилось на свет много маленьких атосиков, портосиков, арамисиков и д’артаньянчиков. Но все пьянки и гулянки проходили только в нерабочее время, на съемках это исключалось.
В остальном же, скажу я вам, больше вымыслов, чем правды. Актеры слишком много и тяжело работали. Мы же снимали за двадцать дней серию, поэтому на то, чтобы напиваться, у них не было ни времени, ни сил. К тому же все они летали туда-сюда: приезжали, снимались в своих сценах и уезжали. В редкие выходные дни выпивали и даже буянили, но это было нечасто. Только в одной сцене я разрешил ребятам выпить прямо в кадре — в бастионе Сен-Жермен. Этот эпизод мы снимали последним, было понятно, что актеры расстаются и будут тосковать о тех замечательных временах, когда все они были вместе, поэтому я только рукой махнул: «А, делайте, что хотите!» К тому же знаете, чем хороша пьянка? Она оставляет теплые воспоминания о каких-то невероятных поступках, шутках, смешных действиях. Это, пожалуй, единственное, о чем можно говорить спустя годы. О съемках вспоминать скучно, о женщинах — нескромно и неловко.
— Искусство не требовало от вас жертв — трагических историй не было?
— У нас чуть не погиб Боярский. Это случилось во время съемок одной из дуэлей, когда Мишин партнер попал ему шпагой в голову и пробил небо. Да так, что едва не задел мозг, как сказали нам приехавшие на вызов врачи, до мозга оставалось буквально два сантиметра. Мише наложили швы и строго-настрого запретили петь, а у него вечером должен был состояться концерт в одесском Доме моряка — только при таком условии его директриса разрешала нам там снимать. Что делать?! Боярский повел себя героически: вечером вышел на сцену и спел. И произошло чудо — от пения его рана затянулась, а если бы он послушался докторов и молчал, еще неизвестно, чем бы все это для него закончилось.
— Фильм фильмом, а с романом Дюма, насколько я знаю, у вас свои счеты?
— Можно сказать, что он спас мне жизнь. В юности я всерьез занимался спортом, как все молодые люди, перебарщивал с нагрузками и в результате заработал серьезную болезнь. И слег, с ног до головы закованный в гипс. Можете себе представить, что это такое в четырнадцать лет?! Единственной моей радостью были книги и рисование, и тем и другим я мог заниматься круглые сутки. Мама где-то достала старую, потертую на углах книжку, на обложке которой было написано: «Три мушкетера». Читая роман, я жил полноценной жизнью вместе с его героями: скакал на лошади, дрался на дуэлях, любил и целовался. Книга спасла не только мой дух, но и мое тело — я мысленно накачивал мышцы (позже узнал, что такой метод применяется врачами в отношении обездвиженных больных) и это помогло мне избежать их атрофии.
— Когда вы сняли «Три мушкетера», критики того времени вашу картину категорически не приняли.
— Да они просто ядом плевались: «Какая пошлость это „Пора-пора-порадуемся“! Да уже завтра зрители такое „искусство“ позабудут. Подобного издевательства над классикой советский кинематограф еще не знал!» Ошиблись. Картина идет на телевидении уже 35 лет, и все это время она — безусловный хит. И это не моя заслуга, а беда близоруких критиков, которые к искусству подходят с перфокартами: не укладывается в них картина — значит, дерьмо. К тому же ругать всегда легче, чем хвалить. Чувствуешь себя на коне — всех обгадил и доволен. Такая традиция у нас существует со времен Пушкина. Покажите мне писателя, поэта, режиссера или актера, которого господа-критики не тронули.
— В фильме «Возвращение мушкетеров» вы попрощались не только с мушкетерами, но и с игравшими их актерами.
— Знаете, я всегда снимал кино по любви. И продюсер фильма «Возвращение мушкетеров», который давал мне большие деньги на этот проект, сказал: «Не думай о возврате. Мне не нужны деньги, мне нужен этот фильм. Я хочу, чтобы он был снят, пока все живы и здоровы». И он все угадал. Уже этот фильм никто не снимет, потому что нет Игоря Старыгина, ушли Толя Равикович и Владимир Балон… Наверное, я предчувствовал такой поворот, поэтому очень торопился. И успел — в нашем фильме все они живы.