Несмотря на полученное ранение, 44-летняя киевлянка, пострадавшая во время зачистки силовиками улиц Институтской и Шелковичной, бросилась на помощь немощной пожилой женщине. По стечению обстоятельств в это же время ее 20-летняя дочь Александра, тоже раненная во время столкновений, спасала от народной расправы двух сотрудников «Беркута», захваченных активистами
Вклад в дело революции каждый вносит по-своему. Одни готовят на полевой кухне, другие перевязывают раненых, третьи бросают в силовиков камни и коктейли Молотова. Екатерина Большакова, мама четверых детей, собиралась выразить протест мирно: узнав, что началось заседание Верховной Рады, люди решили подойти к ее стенам и высказать свое мнение о том, что власти нужно вернуться к конституционной реформе 2004 года. Ни пистолетов, ни дубинок у демонстрантов не было. На митинг пришли пожилые люди, молодежь, женщины среднего возраста. Никто из них не ожидал, что силовики примут их за экстремистов и начнут стрелять на поражение…
Люди стали просить милицию пропустить нас. В ответ — гранаты и взрывчатка. Мы стали скандировать: «Дорогу народу!», «Ганьба!» — но агрессия со стороны милиции только усиливалась. Нас поливали из водометов, в нашу сторону летели булыжники и гранаты. Активисты сначала отпрянули, а потом в считанные минуты самоорганизовались, чтобы дать отпор. Это было что-то невероятное — женщины ногтями выковыривали из-под ног брусчатку, старушки передавали ее тем, кто стоял ближе к грузовикам, мужчины бросали камни.
На углах улиц мгновенно возникли баррикады из подручных материалов — чтобы защититься от летящих гранат. Несколько раз вооруженные «беркутовцы» пытались оттеснить наших безоружных ребят, но терпели поражение. И тут началась зачистка. Со стороны Шелковичной на Институтскую хлынула толпа силовиков. «Беркутовцы» гнали митингующих вниз по Институтской, отряды силовиков выбегали из каждой подворотни. В спины людям летели гранаты, с крыши дома, куда умудрились залезть несколько бойцов, раздавались выстрелы: нас обстреливали резиновыми пулями.
— Получилось так, что «Беркут», врезавшись в толпу, разделил ее на две половины, — объясняет старшая дочь Екатерины Ярослава. — Меня отрезали от мамы и сестры и погнали вниз. Люди вели себя очень по-разному. Некоторые бабушки пытались встать грудью против убегавших, кричали, чтобы все остановились и дали силовикам отпор. А были мужчины — сильные, крепкие, в касках, — которые, обезумев, расталкивали локтями женщин и стариков, чтобы прорваться вперед и быть в безопасности.
— Я отступала в числе последних, — грустно улыбается Екатерина. — Так получилось, что, когда началась зачистка, я стояла перед самыми грузовиками. Бежать было некуда — впереди меня находилась толпа. Я развернулась, чтобы уходить, и мне в спину попала граната. Причем гранаты эти, видимо, обработаны каким-то специальным веществом, которое не позволяет им сразу падать на землю. Они словно прилипают к одежде. На мне была куртка, а поверх нее — качественный брезентовый рюкзак с трехслойной прокладкой под спину. Если бы не он, то и меня не было бы.
В тот момент я почему-то обратила внимание на бабушку лет 75-ти, маленькую и немощную, которая не поспевала за остальными, а еле плелась. Люди бежали мимо, толкали ее, чуть не сбросили в приямок, куда выходят окна цокольного этажа.
Я из последних сил бросилась к старушке, обхватила ее, оттащила к стене здания. Мимо неслась толпа «беркутовцев». Они догоняли людей, хватали, валили на землю и набрасывались вчетвером-впятером. Били дубинками, ногами, кулаками. Стало ясно, что своих нам уже не догнать. Мы с бабушкой переглянулись и поняли друг друга без слов: будь что будет. Арестуют, покалечат, убьют — значит, так тому и быть.
— Какие страшные были глаза у силовиков! Дикие, нечеловеческие, — продолжает Екатерина. — Раз за разом кто-то из них замечал нас с бабушкой, останавливался и с криком «Убью, суки!» замахивался дубинкой. Бежать нам было некуда. Я просто спокойно смотрела таким в глаза — и дубинки опускались. А когда один из силовиков таки попытался нас прибить, то другой… прикрыл меня и старушку своим щитом. Оттолкнул сослуживца, закричал: «Ты что, не видишь, что тут женщины? Оставь их в покое». После этого боец, продолжая прикрывать нас собой, отвел меня и бабушку в подворотню дома по Институтской, 11б. Там уже находилось около двадцати пяти раненых, в том числе два журналиста. Какой это был ужас! Разбитые головы, обожженные руки, разорванные ноги, окровавленные лица… На земле лежал дедушка, весь залитый кровью. Молоденький парень, лет семнадцати, получил тяжелейшую черепно-мозговую травму и был практически без сознания. Еще у одного человека был проломлен череп.
«Беркутовцы» ранили даже девочку-медика, которая была с нами. Но она собралась с силами и стала оказывать первую помощь раненым. Я и другие ребята, кто получил более легкие травмы, помогали ей. Оказали помощь и мне: кто-то увидел мою голую окровавленную спину, обработал, перевязал моим же шарфом. Но у нас всех оставалась одна главная проблема: как выбраться из подворотни? Ведь ни одна машина из города не могла туда доехать, а идти пешком тяжелораненые люди были не в состоянии. Тем более что была опасность снова встретиться с «Беркутом», который добьет оставшихся в живых. К счастью, нам удалось связаться с медицинской помощью Майдана, и они прислали реанимобиль. Медики государственной «скорой», которая стояла на той же улице, отказались даже перевязывать тех, кто попытался обратиться к ним за помощью!
Конечно, Екатерина переживала не только за раненых активистов, но и за своих дочерей — женщина не знала, где они, живы ли. Позже оказалось, что старшая Ярослава сумела выбраться с центральных улиц удачно, а младшая Саша тоже пострадала от рук «Беркута». Ей разбили голову таким же булыжником, которые с трудом выковыривали из мостовой активисты, пытаясь хоть как-то защититься от спецназа. Как раз когда ее маму спасал от своих сослуживцев «беркутовец», раненая Саша приводила в чувство силовика, которому размозжили голову.
— Наши ребята взяли в плен двух бойцов спецподразделения, — рассказывает «ФАКТАМ» Александра. — Один из них был тяжело ранен в голову. Но ненависть толпы к этим людям была такая, что их просто разорвали бы на месте, если бы я не вмешалась. Понимаю, сколько горя они принесли украинскому народу, но я все-таки остаюсь человеком и не могу позволить, чтобы на моих глазах добивали раненого. Я прикрыла собой этого паренька, смыла с него кровь, спросила, кто он и откуда. «Беркутовцу» было очень плохо, он говорил несвязно, но я все же узнала, что его зовут Саша, он из Запорожья. Участники Автомайдана отвезли его в больницу.
*Александра оказывает помощь раненному милиционеру
Со вторым — тоже Сашей, из Винницы — было труднее. Он не был ранен, и мы пытались отвезти его к руководителю Автомайдана, чтобы решить, что с ним делать. Пока мы вели его к машине, нас чуть не поубивали. Люди пытались облить его водой, толкали, били. Досталось и мне. Я кричала, чтобы народ не учинял самосуд, чтобы люди не сходили с ума и остановились. Но все словно обезумели — не пускали машину, в которую мы посадили бойца, прокололи шину, чуть не разбили зеркало. Мы с огромным трудом сумели довезти его до руководителя Автомайдана, который решил сдать «беркутовца» в милицию. На прощание я спросила парня, что он будет делать. Он сказал, что сегодня же напишет рапорт об увольнении. Надеюсь, что это правда и что я не зря спасла ему жизнь.