32-летний киевлянин Евгений Сагуйченко тяжело пострадал 20 февраля на Майдане. От помощи, которую ему приносят в больницу, мужчина отказывается: «Отдайте всё Кате и деткам». Его супруга находится на восьмом месяце беременности и ждет… двойню. По данным Минздрава Украины, на 25 февраля было зафиксировано 726 пострадавших во время противостояния, 491 из них госпитализирован. 82 человека погибли
Обзванивая на прошлой неделе знакомых, чьи мужья и сыновья могли находиться на Майдане, к счастью, слышала: «У нас все хорошо». Катя, с которой мы познакомились чуть больше года назад, ответила так же. Но уже через сутки оказалось, что ее муж тяжело ранен во время страшного противостояния, произошедшего в нашей столице во вторник и среду. «От меня сначала пытались скрыть, что Женя ранен, — говорит 27-летняя Екатерина. — Он сам отвечал, когда я звонила. Правда, говорил тихо и обещал перезвонить позже, мол, пока занят. Потом начали звонить его друзья и рассказывать, что Женя отдыхает после двух суток без сна. В очередной раз беседуя с мужем, я сказала: „Хватит выделываться. В какой больнице ты находишься? Я же не дура, понимаю: что-то случилось“. Но, знаете, сейчас главное, что Женя жив. Его травмы не идут ни в какое сравнение с горем людей, у которых погибли близкие и любимые». Активно занимаясь в эти дни оформлением документов для отправки мужа на лечение в Польшу, Катя не обращает внимания на себя. Она еще полностью не осознала того, что произошло с ее семьей. Во время нашей беседы молодая женщина, вытирая слезы, поглаживала свой живот и говорила: «О, снова толкаются!» Катя находится на восьмом месяце беременности…
— Месяц назад сделала УЗИ — и мне распечатали снимки, — показывает Катя медицинские документы. — Видишь, как хорошо видно личико одного из малышей?
Я поражаюсь: на этих фотографиях можно рассмотреть даже сходство ребенка с отцом.
— Правда, вылитый Женя? — улыбается сквозь слезы будущая мама. — А второй сыночек не дал возможности себя сфотографировать. Мы с мужем планировали партнерские роды. На этой неделе Женя должен был сделать флюорографию для роддома. Как теперь все будет? Сколько времени займет лечение? Когда проведут операцию на пострадавшем глазу и сохранят ли зрение? Сейчас вопросов больше, чем ответов… Женя был на Майдане с первого дня. Он уже несколько лет активно занимается политикой. «Дорос» до заместителя главы Дарницкой районной организации ВО «Батьківщина». У него прекрасно получается сплотить людей, вдохновить идеей, повести за собой.
Когда митингующие заняли здание Киевской госадминистрации в начале декабря, Женя был одним из первых, кто вошел туда и стал налаживать жизнь евромайдановцев. Первое, что делал, — собирал и распределял лекарства между медпунктами. А когда стало понятно, что власть готова применять силу, строил и защищал баррикады. Домой приезжал переночевать раз в две недели. Днем заскакивал на пару минут поесть. На Майдане не позволял себе взять даже бутерброд. «Туда приносят еду для тех, кто приехал издалека, кому некуда пойти. Я не могу их объедать», — объяснял мне. И эти короткие встречи были мне в радость. Обнимал меня, целовал, гладил живот и уходил. Но когда 18 февраля собирала Женю, застегивая на нем бронежилет, даже мысли не допускала, что с ним может что-то случиться…
— В тот день утром митингующие пошли с мирным протестом к Верховной Раде, — рассказывает Евгений. — Я со своими ребятами, которые уже давно были сформированы в сотню «Галич», тоже находился там. Мы не были экипированы должным образом, так как никто не планировал столкновений. Все произошло неожиданно. Мне сложно сказать, кто начал, хотя я стоял в первой шеренге перед «Беркутом». Между протестующими и силовиками оставался небольшой коридор для журналистов и операторов. Все перекрикивались. Не обошлось без крепких слов в адрес друг друга. Затем кто-то из «Беркута» махнул дубинкой. Поднял биту и кто-то из наших ребят. И понеслось…
Силовики начали бросать гранаты и «коктейли Молотова». Люди падали со смертельными ранениями. Возле Дома офицеров силовики вместе с «титушками» забили до смерти несколько человек. Митингующие стали отходить к майдану Незалежности. Я со своими ребятами вернулся к зданию Киевсовета, которое накануне покинул. Так как нам сообщили, что во дворе находятся милиционеры, которых бросят на зачистку Крещатика, мы подожгли шины в арках, перекрывая им выходы, и вскоре отбили здание. Оставив там несколько представителей футбольных ультрас, все помчались за экипировкой. За несколько дней до этого свои каску и бронежилет я отвез домой — надеялся, что уже не понадобятся…
Когда вернулись с экипировкой, бросились на Институтскую, где силовики как раз оттесняли людей. Противостоять было очень тяжело. Пришлось отойти к Октябрьскому дворцу. Но и оттуда нас оттеснили. В здании забаррикадировались около 40 человек, которых потом отпустили, к счастью, не избивая… Мы с ребятами спустились по склонам к баррикадам под пешеходным мостом. Там царила паника. Многие мужики убегали в истерике. Раненых уже было много — от гранат и резиновых пуль страдали в основном ноги, не прикрытые деревянными щитами.
Остаток дня и ночь Женя со своими ребятами и примкнувшими к ним львовянами, ивано-франковцами и тернопольчанами укреплял и защищал баррикаду между улицами Институтской и Крещатиком. Именно этот участок «Беркут» пытался смести поздно вечером бронетранспортерами.
— У нас в арсенале уже были отобранные у силовиков гранаты, металлические щиты и поднесенные майдановцами коктейли с зажигательной смесью, — продолжает Евгений. — Правда, не все ребята умели их бросать, поджигая бинты-фитили. Пришлось тут же учить. Буквально первыми двумя бутылками подожгли бронетранспортер.
— В тот момент не думали, что кто-то может погибнуть от ваших действий?
— Но ведь в тот день по действиям силовиков было видно: им отдан приказ зачистить Майдан любой ценой. Некоторые митингующие уже погибли. Мы должны были защитить свою свободу, свою территорию. Всю ночь было очень жарко, так как мы жгли все, что могли. Затем начал пылать Дом профсоюзов… Временами сложно было понять, что где происходит. Я уходил с баррикады — нужно было доэкипировать примкнувших к нам ребят. Кто-то изначально пришел без бронежилетов, касок, у кого-то они остались в Украинском доме, который заняли силовики, у кого-то — в Октябрьском… Затем мы установили дежурства — по очереди ходили отдохнуть в Киевсовет.
В шесть утра подняли всех по тревоге — началась атака. Мы заняли оборону полукругом — от монумента Незалежности до Дома профсоюзов. Все вокруг взрывалось. Одного из наших ребят ранили. Из-за баррикады нельзя было показать даже край головы — тут же стрелял снайпер, правда, пока резиновыми пулями… Пытаясь прорваться, силовики начали забрасывать нас «коктейлями Молотова». От одного из них загорелась одежда на парне рядом со мной. Я схватил огнетушитель, но в нем заклинило пружину. Понадобилось несколько секунд, чтобы пошел порошок. Я сбил с парня огонь и оттащил подальше в безопасное место. Затем бросился тушить шины — в этот момент дым и огонь нам только мешали и вредили. И тут потерял бдительность, выскочил из-за баррикады. Чувствовал, как в плечо и ноги одна за другой попали пули. Три или четыре «резинки» ударились о каску. Запрыгивая за баррикаду, повернулся и увидел пулю, которая летела мне прямо в правый глаз. Инстинктивно зажмурился. Удар был очень сильным. Схватился рукой за лицо, — казалось, сейчас протру, промою, как уже не раз было за эту ночь, и снова в бой. Но все заливала кровь. Прокричал своим: «Пацаны, я без глаза!» Ребята передали меня в руки медиков… Врачи сразу сказали: «Теряем глазное яблоко, срочно в больницу».
Уже в клинике я узнал, что от выстрелов снайпера на Институтской погиб 28-летний львовянин, который ночью примкнул к нашей сотне, и еще двое моих ребят… Из числа погибших, которых сейчас называют Небесной сотней, я лично знал двадцатерых…
— Глаз удастся спасти?
— Врачи, которые достали цилиндрическую металлическую пулю, сказали, что полностью разорваны хрусталик, радужка, сетчатка… Тяжелая контузия, внутриглазное давление очень слабое. Кроме того, лопнула гайморова пазуха, в костях черепа две трещины. Но я уже чувствую себя гораздо лучше, хотя еще вчера время от времени терял сознание.
Женя сам еще не в полной мере понимает, что с ним произошло. Во время нашей беседы он часто закрывает оба глаза рукой — одним смотреть непривычно и некомфортно. Заметно, что у него начинает болеть и кружиться голова.
— Врачи сказали, что мужу нужна операция, чтобы хотя бы попытаться спасти зрение в правом глазу, — говорит Екатерина. — Провести ее взялись в варшавской клинике. Мне предлагают лететь вместе с Женей, но моя акушер-гинеколог боится, чтобы стресс и дорога не привели к преждевременным родам. Оставаться же тут одной в неведении я тоже не в силах. Организаторы сейчас уточняют, смогут ли в случае необходимости помочь мне и нашей двойне, будет ли у меня в Польше переводчик. Голова кругом… Все эти месяцы у меня было одно требование к мужу: всегда отвечать на мои звонки и регулярно сообщать мне, что с ним и где он. Женя так поступал и после ранения. Господи, какой ужас! Я же сегодня могла быть в числе тех женщин, которые хоронят своих мужей…
Чтобы немного отвлечь Катю, прошу показать свадебные фотографии.
— Мы с Женей познакомились на дне рождения у общего знакомого, — рассказывает моя собеседница. — Пять лет жили в гражданском браке. Три года назад в День святого Валентина он неожиданно подарил мне кольцо и сделал предложение. Мы даже поругались, потому что кольцо оказалось слишком большим по размеру. На следующий день его уменьшили, и я сказала «да». Я родом из Тульчина Винницкой области, Женя — из города Желтые Воды Днепропетровской области. Получается, своей семьей объединили Украину…
— У кого в роду были двойни?
— Мой дед из двойни. А прабабушка в войну родила близнецов. Они умерли от дизентерии, когда им еще не было года. На свадьбе шутили, что теперь мой черед рожать двойню. Дошутились. В Киеве у нас с Женей нет квартиры — постоянно снимаем. А после свадьбы мне захотелось свое гнездо, но пока его «свить» не получается. Как же теперь после родов муж будет мне помогать? Я на него так надеялась! И у моей мамы, и у Жениной старенькие родители, требующие ухода. Судя по всему, в ближайшие несколько месяцев и Жене потребуется уход… Пока длилось противостояние, мы постоянно шутили: «Будут у нас дети революции». Так и получается.
Беседуя со мной, Катя закладывала в стиральную машину камуфляжные штаны мужа и ее руки тут же стали черными, так как ткань покрыта бензином, мазутом, гарью… Выстиранную куртку будущая мама привычно разложила сохнуть, хотя видно, что из-за большого живота многие движения даются Кате с трудом. Ей сейчас отдыхать бы и беречь себя, а она мечется между домом и больницей в состоянии жуткого стресса…
— Сама я трижды была на Майдане, помогала сортировать медикаменты, — говорит Катя. — Но с каждым днем живот увеличивался, становилось труднее ходить. Да и Женя не хотел, чтобы подвергала себя опасности. Если бы я не была беременна, поверьте, и во время атаки находилась бы рядом с мужем…
Разговорившись, Катя призналась, что буквально вчера проснулась ночью от спазмов в животе и очень испугалась: а вдруг роды?
— На следующей неделе мы планировали забрать у знакомых двухместную детскую коляску и кроватки — их дети подросли, и они продают все это дешевле, чем в магазине, — говорит женщина. — Но я начала тратить отложенные на это деньги. Хотя Женю поддерживают друзья, обеспечивают лекарствами и питанием, все равно постоянно нужно что-то покупать. Да и предстоит поездка за границу, реабилитация. Все это нынче недешево… Ничего. Главное — он жив!
Внезапно раздается звонок по телефону. «Конечно, я уже еду к тебе», — отвечает Катя.
— Женя просит купить эклеры. Ну разве я могу сейчас ему отказать? — на прощание говорит Катя.
P.S. В понедельник вечером Евгения отправили в Польшу. Катя пока осталась в Киеве. Для желающих помочь этой семье указываем номер карточки Приватбанка: Сагуйченко Евгений Александрович 5168 7423 1333 0569. Телефон Екатерины: (093) 226−00−96.