Известная крымская журналистка после вторжения на территорию полуострова российских оккупантов вынуждена была уехать из Керчи из-за преследований
— Если бы месяц назад мне кто-то сказал, что я стану беженцем, не поверила бы, — говорит Ирина Седова. — В Керчи у меня были стабильная работа, квартира, семья. Но вчера я села в поезд и уехала в Киев. Спасибо родственникам, которые согласились временно меня приютить. Вместе со мной уехала коллега. До этого Крым покинули еще несколько журналистов. Если другие крымчане, не согласные с нагрянувшими изменениями, пока остаются и со страхом ждут, что будет дальше, то журналисты уже поняли, что им здесь оставаться нельзя. Это очень опасно.
— Попасть в Киев удалось беспрепятственно, — грустно улыбается Ирина. — Вот только обратно, думаю, я уже не заеду. Муж остался в Керчи стеречь квартиру. Что будет с нашей недвижимостью, неизвестно. Крымчанам, которые сдадут украинские паспорта, будут выдавать российские. Но ведь квартиры зарегистрированы на них в украинском реестре! И уж тем более растеряны те, кто не хочет брать российский паспорт. Понимая, что в наше отсутствие наше жилье могут национализировать (от них можно ждать чего угодно!), муж пока остается в Керчи.
Ирина Седова стала известна в Крыму благодаря своим журналистским расследованиям. В основном они касались керченских местных властей.
— Едва ли не каждую неделю я публиковала разоблачительные материалы, — рассказывает Седова. — Наш сайт называется „Керчь ФМ“. Мы с коллегами создали его пять лет назад и стали первым и единственным в Керчи независимым изданием. До этого в городе печатались только провластные газеты. Мои расследования касались коррупции, незаконных строек, беспредела в местной милиции. Жители города появлению независимого издания обрадовались. Количество наших читателей росло. Если сначала их было не больше сотни, то уже через год нас читали более двух миллионов человек за месяц. Мэр города (а часто мои публикации касались его деятельности) был недоволен: были и предупреждения, и угрозы. Но на людях власти заявляли: мол, страна у нас демократическая, и никто не собирается нас трогать.
Когда в Киеве люди начали выходить на Майдан, крымчан это особо не коснулось. Большинство местных жителей даже не вникали, что там происходит. На полуострове было спокойно. Ситуация начала накаляться в январе. А все потому, что события на киевском Майдане начали подробно освещать российские телеканалы, которые здесь смотрит большинство местных жителей. Но там подали информацию так: дескать, 16 января в Киеве бандеровцы и радикалы начали забрасывать беззащитных военных „коктейлями Молотова“. О том, что в ночь на 30 ноября „Беркут“ жестоко избил студентов, и о многом другом в Крыму не говорили. Чтобы осветить ситуацию объективно, я сама поехала на Майдан. Писала о том, что видела. И вскоре прослыла бандеровкой.
В Крым тем временем начали приезжать россияне. Мы называли их засланными казачками: их задачей было выйти на площадь и „обработать“ людей. Мол, вам и так живется несладко, а теперь будет еще хуже. То ли дело в России — там и уровень жизни выше, и нет никаких радикалов. Но эти митинги нельзя было назвать массовыми. Среди крымчан, кстати, были и те, кто верил нашим публикациям и поддерживал Майдан.
22 февраля, в день побега Януковича, я и еще несколько активистов решили выступить перед людьми на площади. Хотели почтить память погибших с обеих сторон. Собралось несколько сотен человек. Но как только я взяла в руки микрофон и представилась, в меня… полетели яйца. Не успела я понять, что происходит, как на меня налетели какие-то молодчики и начали толкать. Листок с моей речью порвали в клочья, повалили трибуну… Я бросилась бежать. Они — за мной. Укрываясь от ударов, я успела добежать до стоявших неподалеку милиционеров и спряталась за их спинами.
*Во время митинга в Керчи на Ирину Седову напали пророссийски настроенные молодчики
Погнались и за парнем из оппозиционной партии, который стоял рядом с трибуной. Его жестокое избиение кто-то заснял на видео. Российские молодчики гонялись за ним по улице, в какой-то момент догнали, повалили на землю и на глазах у милиционеров начали бить ногами. Сотрудники милиции сами, похоже, испугались. Парню, которому полностью разбили голову, понадобилась „скорая“. А мне после этих событий прислали письма. Большинство — с угрозами. Несколько писем были и от сочувствующих: „Мы видели, как вас бьют. Но побоялись вмешиваться. Эти люди такие агрессивные…“
— Через неделю я вернулась к работе, — продолжает Ирина Седова. — Пошла на Антимайдан. Чтобы не привлекать к себе внимания, сняла с одежды желто-голубую ленточку, пришла в обычной черной куртке. Но не успела зайти на площадь, как кто-то закричал: „Внимание! Это она!“ В следующую секунду десятки обозленных мужиков погнались за мной с криком: „Убейте эту продажную сучку! Хватайте ее, хватайте!“ Меня взяли за руки и тащили через всю площадь. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы я не заметила неподалеку милиционеров. Чтобы привлечь их внимание, закричала: „Пожар!“ Антимайдановцы растерялись. Сотрудники милиции, несмотря на крики обозленной толпы, увели меня с площади.
С тех пор начался настоящий кошмар. В мой адрес посыпалось еще больше угроз. Я блокировала электронные адреса, с которых они приходили, но преследовавшие меня люди создавали новые и продолжали террор. Поняла, что в публичных местах мне лучше не появляться. А потом началось вторжение российских войск.
По словам Ирины Седовой, с тех пор ей и ее коллегам работать стало и вовсе невозможно.
— С приходом российских военных, которых многие крымчане считали освободителями, вольготно себя почувствовали русские неонацисты, — продолжает Ирина Седова. — Они появились в Крыму давно, еще до событий на Майдане. Летом прямо в городе начали проводить „тренировки“ с „коктейлями Молотова“. Я написала об этом статью с вопросом, почему правоохранительные органы такие вещи не пресекают. В первый же день мне пришло 38 писем с угрозами, где неонацисты подробно расписали, что со мной сделают. Но тогда их вызвали на допрос в милицию, и террор прекратился. А с вторжением российских войск они опять обо мне вспомнили. Неизвестные провожали меня домой, дежурили у моего подъезда… Писали, что завтра сожгут мою квартиру, а потом вырежут всю семью. Я опять обратилась в милицию, но на этот раз мне никто не помог. Теперь крымская милиция подчиняется российским оккупантам.
Я между тем продолжала работать. Вернее, пыталась, насколько это было возможно. Кто-то взломал мою электронную почту. Не успевала я опубликовать пришедшую ко мне на почту информацию, как получала анонимные письма: „Не лезь, куда тебя не просят. Ты спичка, а не коробок, и можешь легко сгореть“.
Работать в окружении российских военных было невозможно. Если простых людей, воспринимавших их как защитников, оккупанты не трогали, то к журналистам отношение было совсем другим. Видя людей с камерами, так называемые самообороновцы в форме российских военных тут же их прогоняли. Тех, кто сразу не уходил, били. Однажды к нам в Керчь приехала уполномоченная по защите прав человека при президенте России по контролю за свободой прессы. Оказывается, там есть такая должность. Мы с коллегами согласились провести ей экскурсию по Керчи. Когда она с фотоаппаратом подошла к своему же соотечественнику в военной форме, он… заломил ей руку за спину с криком: „Что ты здесь снимаешь? А ну пошла вон!“
Одну нашу сотрудницу оккупанты гнали через всю площадь, как и меня, забросали яйцами. Хотя она даже не успела ничего сфотографировать. Другая знакомая журналистка из Киева попыталась заснять так называемых освободителей в Севастополе. Люди в форме повалили ее на землю и на глазах у десятков людей жестоко избили. В следующий раз она приехала в Севастополь уже на машине с крымскими номерами, в парике. Выходила в прямой эфир, находясь в салоне автомобиля. „Это единственное место, где я еще могу говорить по-украински“, — сказала она. В машине с тех пор возила российский флаг — на всякий случай.
Даже мы, отправляясь на переправу в Керчи, чтобы сфотографировать бронетранспортеры с дагестанцами, прикрепили на машину георгиевскую ленточку. Я попыталась сделать снимок, не выходя из машины. Меня заметили. Тут же подошел дагестанец и, поглаживая рукой оружие, сказал: „Я бы не советовал тебе здесь что-то снимать. Потому что мой оптический прицел видит так же далеко, как твоя камера“. Он говорил это с надменной ухмылкой.
— Тем временем другую мою коллегу из Севастополя атаковали „самообороновцы“, — продолжает Ирина Седова. — Люди с автоматами заблокировали ее прямо в офисе. Она провела там целый день — до тех пор, пока оккупанты не разошлись. Просить помощи ей было не у кого — сотрудники милиции на такие вызовы даже не приезжают.
Но угрозы и избиения — это еще не все. Сейчас в отношении Ирины Седовой открыто сразу несколько уголовных дел.
— Все понимают, что причиной стала моя активность, — говорит Ирина. — Если раньше местные власти хотя бы делали вид, что у нас есть свобода слова, то теперь перестали. За то, что я сфотографировала имение сына нашего мэра, в милиции открыли уголовное производство по статье „Вмешательство в личную жизнь“. После этого не пустили в горсовет, хотя обязаны. Я вызвала милицию, сообщив, что власти препятствуют журналистской деятельности. Сотрудники милиции приехали и… открыли еще одно производство по заведомо ложному сообщению о преступлении. Иными словами, за ложный вызов.
Очередное уголовное дело возбудили по факту фиктивного предпринимательства. Якобы наше издание было открыто с нарушениями и мы чуть ли не аферисты. Доказательств так никто и не нашел, но производство до сих пор открыто. Это один из способов нас запугать. Нашему директору пытались сжечь машину… Правоохранительные органы, которые раньше хоть как-то помогали, теперь подчиняются оккупантам. Мэр города, который после побега Януковича успел заявить, что поддерживает Украину и даже защищал от русcких казачков украинский флаг, резко изменил свою позицию. Теперь он тоже хочет в Россию. А мы, независимые журналисты, вынуждены бежать. Иначе нас просто убьют. Последнюю неделю я вообще не выходила на улицу. Знала, что у подъезда ждут ребята, которые присылают мне письма с угрозами. Они ни от кого и не скрывались…
Одно время за нас пытались вступиться иностранные правозащитники. Они заявляли, что в Крыму нет свободы слова, говорили, что будут принимать меры. Но обещаниями все и закончилось. А преследования нацистов, мэра и российских боевиков продолжаются. Статьи и уж тем более расследования на сайте уже никто не публикует. Сколько еще просуществует наша фирма — вопрос времени. Офис могут сжечь в любой момент.
Я знаю, что во времена Майдана журналистам в Киеве тоже приходилось несладко. Но их хотя бы поддерживали люди. У нас не так. Большинство местных жителей считают оккупантов освободителями и буквально молятся на них. „В Киеве варвары, беспредельщики, — говорят. — Они бы начали нас избивать и преследовать“. Хотя на их же глазах российские оккупанты избивают и преследуют нас, независимых журналистов. Но это крымчан не смущает. И даже те читатели, которые раньше благодарили меня за помощь (своими расследованиями мы действительно многим помогли добиться справедливости), теперь говорят: „Вас бьют? Так вам и надо. Вы же о бандеровцах пишете“.
*"В Киеве меня на время приютили друзья, — говорит Ирина Седова. — А муж с детьми остался в Керчи — их вывезти пока некуда»