Ирина Козырева, журналист интернет-газеты «Восточный Вариант», уже несколько недель практически не выходит из дома. Девушка живет в центре Луганска. Репортажи и новости ей приходится писать со слов близких людей, очевидцев событий. Редакция издания закрыта. Брифинги и пресс-конференции в городе проводят только представители так называемой Луганской народной республики, и только для своих «правильных» СМИ. Пойти туда для «неправильной» Ирины и ее коллег означает почти наверняка попасть в подвал СБУ.
— Ирина, с чего начался твой сегодняшний день?
— Утром в Луганске включили сирены. Сначала пролетел один самолет, потом второй — судя по всему, разведчики. Когда летел второй, послышались выстрелы из ПЗРК (переносной зенитный ракетный комплекс. — Ред.). Ракеты взорвались в воздухе. Не попали. К счастью, наш самолет улетел невредимым.
По центру Луганска ходят «ополченцы» с ПЗРК, как только они видят самолет — стреляют в него. Никто не думает, что самолет может упасть на крыши и головы людей. Сейчас, если не ошибаюсь по звуку, слышны взрывы в поселке Металлист.
— Ты сказала «ополченцы». Вы их именно так называете?
— По сути, это боевики, террористы. Потому что людей, которые свободно по улицам ходят с минометами и ездят на БТРах, нельзя назвать по-другому.
Но мы их называем «ополченцы» — в кавычках — в связи с тем, что правительство «Луганской народной республики» издало указ, запрещающий другие термины. Если в Луганских СМИ кто-то напишет «боевик» или «террорист», то журналистов ждет расправа. Такие слова чреваты разгромом редакции и убийством нас, корреспондентов.
— Вы там не слишком драматизируете?
— Нет, нисколько. Возможно, это вы недооцениваете ситуацию. Украинские журналисты практически все выехали из Луганска. Пресса, та, что осталась, — либо в глубоком подполье, как я, либо, извините за выражение, легли под «ЛНР».
Телеканалы — их, собственно, было всего три в городе — обслуживают интересы «ополченцев». Руководство государственной телерадиокомпании симпатизирует новой власти. То есть все события освещаются однобоко, в выгодном для террористов свете. Телекомпания «Ирта»… Они вроде сопротивлялись сначала, но в конце концов боевики пришли туда с автоматами и рассказали, «кто в доме хозяин». Зашел, чуть ли не во время эфира, вооруженный мужчина в маске и говорит: «Здравствуйте, меня зовут Сергей, я ваш новый директор». Это мне коллега, который был тогда в студии, пересказал дословно.
— И что сотрудники?
— Многие сразу стали увольняться. Даже трудовые книжки не забирали — просто уходили.
Пока «Ирта» не транслирует ничего своего. Сейчас они показывают LIFE NEWS и другие российские каналы. Но мы так понимаем, что на базе этой телекомпании будут создавать то ли «Первое республиканское телевидение», то ли «Телевидение Новороссии», в общем, что-то в таком духе.
Новые власти на свои брифинги и пресс-конференции приглашают только «правильные» СМИ. Пойти на их мероприятие для нас, «неправильных», означает почти наверняка попасть в подвал СБУ. Так что работаем мы не выходя из дома. Пишем то, что услышали от близких и знакомых, от людей, которым доверяем. Кто-то вышел в магазин — и попал под обстрел, кто-то хорошо рассмотрел и снял танки. Мониторим городские веб-камеры постоянно. Но большая часть журналистов, конечно, выехали из Луганска. Тут работать нельзя. Я с первого дня была на всех митингах и захватах зданий, снимала репортажи с мест обстрелов и мародерства. Соответственно, честно писала об этом. Поэтому выйти на улицу не могу: узнают. А если боевики не узнают, так какая-нибудь сердобольная бабушка закричит: «Караул, правосеки!» Этого достаточно, чтобы побили и увезли в неизвестном направлении.
— Кто именно побьет и увезет?
— Все административные здания, кроме городского совета, захвачены «ополченцами». У нас в СБУ раздавали автоматы Калашникова желающим записаться в отряды ополчения. Кто туда пошел? Люди, которые вышли из шахт, из копанок. Те, кто всю жизнь пьянствовал и не привык работать. Теперь они ходят по Луганску победителями: город — их. Могут избить любого, кто не нравится. Безнаказанно. Много помощников к ним приезжает: Кривой Рог, Запорожье, Днепропетровск, Крым. Едут такие же «защитнички». Бороться с «хунтой». Ходят с автоматами по магазинам: хозяева.
Сейчас как-то в городе люди появились. Пару недель назад, когда все началось, вообще было пусто, будто вымер город. Я так думаю, жители просто выезжали в надежде, что все это быстро кончится. Не кончилось. Народ стал потихоньку возвращаться. Выстрелы слышны, но как-то уже никто не дергается: «Это же не рядом, а на Металлисте». Снаряды долетают иногда. Вот вчера в школу № 14 попал противотанковый снаряд. Не знаю, откуда прилетел.
— Где сотрудники милиции? СБУ? Прокуратуры?
— В Сватово переехали. Областные власти там сидят. Мы даже шутим между собой: «У нас сватовская областная администрация». Милиция частично тоже там. Кто-то сбежал, а кто-то перешел на сторону бандитов, у нас же теперь «министерство внутренних дел Луганской народной республики» есть.
Я не могу осуждать тех, кто остался. Возможно, у них вариантов не было: либо остаться в живых, либо работать на террористов. Кстати, у нас на всех блокпостах развешаны фотографии местных силовиков, которые подлежат уничтожению. Это те, кто не принял присягу на верность «ЛНР».
Большинство депутатов областного совета поддерживают «ополченцев». Коммунисты, члены Партии регионов. В основном это люди предпенсионного возраста. Наверное, мечтают вернуться в СССР.
По сути, в городе работает единственный орган легитимной власти — горсовет. Они помогают вывозить детей и восстанавливают поврежденные здания. Самое смешное — то, что мэрия кладет асфальт. Не знаю, зачем они это делают. Ведь по городу ежедневно ездят танки, и этот асфальт тут же уничтожается.
Кроме танков и общественного транспорта, по дорогам больше никто не ездит. Машины отбирают.
— В каком смысле «отбирают»?
— В прямом. Мародерство и беспредел процветают. Когда все это начиналось, мы за пять дней только по знакомым насчитали, что в городе угнали около ста автомобилей. Причем угоняют любые. И дорогие иномарки, и старые грузовики. Сегодня угоны и грабежи — это уже норма. Обычные жители на собственных машинах не выезжают: боятся. Передвигаются по дорогам одни «ополченцы», и те на угнанных авто — или вообще без номеров, или номера затерты. Некоторые ездят в машинах обстрелянных, с пулевыми отверстиями — это типа круто.
— Кто-то пытается обращаться в милицию, например? Заявления об угоне написать пробовали?
— Заявление об угоне? Как вам сказать. Поход в милицию, в любой райотдел Луганска, может закончиться где-нибудь в лесу. Ну, разве что такой поход можно считать разновидностью самоубийства.
Людей похищают — какие там машины?! В милиции, скорее всего, если кто-то решится пойти туда, посоветуют записаться на личный прием к нашему «народному губернатору» Валерию Болотову.
Вы не понимаете. Нас все бросили. У нас нет защитников. Ни милиции, ни СБУ, ни прокуратуры. Нет вообще. Все эти сотрудники, между прочим, получают зарплаты, но никаких дел не расследуют.
Власть нас тупо бросила. Люди остались наедине с беспредельщиками.
— Но некоторые жители поддерживают этих беспредельщиков?
— Украинские активисты, ярые участники Майдана — они в основном все уехали. Люди пенсионного возраста поддерживают идею «ЛНР». И это естественно. У нас же не транслируют украинские каналы. Целый день LIFE NEWS и «Россия-24».
Бабушки смотрят сюжеты о том, как бойцы Нацгвардии вырезали весь поселок Счастье. Или о том, как «Правый сектор» убил всех детей в поселке Металлист. Они искренне верят, что ополченцы спасают Донбасс от карательной операции «хунты».
— Почему вы остаетесь в Луганске?
— Мне все задают этот вопрос. Во-первых, не хотят уезжать отсюда мои родственники, которые мне очень дороги. И я не могу их бросить. Во-вторых, я не совсем понимаю, почему я должна уезжать из моей Украины? Это моя родина, моя территории. И если кому-то захотелось создать Малороссию, так идите в чисто поле и там создавайте. Почему мой дом вдруг должен оказаться на территории «ЛНР»?
Кому тут не нравится, кто хочет жить в России, в Новороссии, в Малороссии, в народной республике, в СССР — пожалуйста: езжайте туда вместе со своими автоматчиками! Пока тут стоит мой дом, я буду здесь.