Большая семья 52-летней жительницы Перевальска, от войны убежавшая на Полтавщину, сейчас нуждается в самом элементарном — одежде, обуви, еде
Уже не впервые слышу, что дети беженцев с востока больше всего тревожатся о том, что 1 сентября для них не прозвучит звонок в родной школе. Школьники, как известно, не очень-то любят ходить на уроки. Но, оказывается, те, кто вынужденно оставили свои дома, сейчас мечтают вернуться в классы, встретиться там и со своими друзьями, и с учителями. Потому что это означало бы конец войны.
«Чем ближе учебный год, тем чаще внуки спрашивают меня: «В чем мы пойдем в школу? У нас же ни формы, ни рюкзаков, ни обуви приличной…» — смахивает слезу Надежда Николаевна, уехавшая из Перевальска Луганской области. — Мы ведь, что называется, вырывались из пекла в последний момент, поэтому на сборы было всего часа два. Уезжали в шортах и босоножках, думали-то, что через неделю-другую вернемся. Вместе со мной к родственникам в райцентр Котельва на Полтавщине приехали дочка, невестка и пятеро внуков в возрасте от трех до десяти лет — всего нас восьмеро. И вот уже осень на носу, а мы голые-босые, с несколькими сотнями гривен на всех…
Пока дети гуляют с новыми друзьями, 52-летняя Надежда Николаевна, работавшая в Перевальске учительницей начальных классов, делится со мной наболевшим:
— Я прекрасно понимаю, что за два месяца наша орава родным уже надоела. Моя сестра, приютившая нас, старше меня на шестнадцать лет. И конечно, ей нужен покой, тем более что недавно она перенесла сердечный приступ. У сына сестры тоже не все гладко со здоровьем. А мои внуки не умеют вести себя тихо, их ведь много. Уж не говорю о том, что наше вынужденное переселение за время, что мы здесь, влетело родне в ту еще копеечку. Поэтому, когда сестра с племянником садятся кушать, стараюсь уводить из дома всю свою ребятню. Чувствую себя крайне неловко. Представляете, мы съели картошку с половины их огорода! А что они зимой будут делать? Мы бы, конечно, переехали, чтобы не быть родным обузой, но снять квартиру нам просто не за что. Может, подскажете, нет ли где-то поблизости свободных мест в пансионате для беженцев…
Практически все свои сбережения, более десяти тысяч гривен, Надежда Николаевна уже истратила — на дорогу, на еду, на лекарства, без которых ей, инвалиду, не обойтись. А теперь на все про все осталось меньше 800 гривен.
— Недавно подруга из Харькова прислала нам немного денег. Сказала: детям на сладости, — продолжает моя собеседница. — И я, как только эти деньги получила, первым делом повела ребятишек в магазин, купила всем мороженое. Они все довольные идут, сладости-то для них теперь стали роскошью, а люди, слышу, обсуждают: «Вот так беженцы — они мороженое едят!» Как будто это преступление…
— Мы ведь не бомжи какие-то, — подключается к разговору дочь Надежды Марина. — До войны жили в достатке, у нас свой бизнес был. На Майдан практически через день по сотне гривен передавали. Потому что хотели лучшего будущего для Украины. А в мае, когда поняли, что надвигается война, перешли на режим жесткой экономии. Перестали покупать новую одежду и обувь — ограничивались лишь самым необходимым. Но доходов давно нет, и запасы практически исчерпались. А моим десятилетним близнецам ранцы нужны, школьные костюмы, книжки-тетрадки. Дети очень надеются, что до 1 сентября Перевальск освободят и все снова будет как прежде. Каждый день подходят с вопросом: «Когда уже закончится эта война? Мы хотим домой!» Мы с мамой и невесткой тоже хотим, ведь там остались наши мужья. Чтобы не затопило город, они откачивают шахтные воды.
В Перевальске полная разруха: света нет, еды нет, транспортное сообщение отсутствует. Хотите купить литр подсолнечного масла — 40 гривен, литр бензина — 35, причем приобрести дадут не больше трех литров в день. И вообще там страшно. На днях мы узнали, что сепаратисты убили нашего родственника — старенького дедушку, прямо в его доме. Тело было настолько изуродовано, что едва опознали. Они, видно, думали, что старик прячет богатства. А он в последнее время искал, где молоко подешевле купить, ездил на велосипеде. Все свои сбережения истратил на лечение жены, рак у нее был, даже машину продал. Супруга недавно умерла, а он остался в буквальном смысле слова ни с чем. Но те, кто надеялся поживиться, наверняка этого не знали. Какое золото и драгоценности искали, Бог его знает, но даже полы сорвали и огород перерыли. Кто-то, видимо, сообщил сепаратистам, что дочь старика живет в Германии…
— Вот уже десять дней у нас нет прямой телефонной связи с нашими мужчинами, — вздыхает Надежда Николаевна. — Пополнить счета мобильных в Перевальске невозможно. Пакеты «Киевстара» продают по двести гривен, но денег у людей нет. Муж через Интернет связывается с нашими знакомыми в Днепропетровске, а затем они по телефону передают нам весточки от него. Так вот, одно из последних сообщений от мужа — о том, что с начала проведения АТО в нашем городе бесследно исчезли свыше сотни мирных жителей. Скорее всего, они уже «спрятаны» в речке или в карьере. А может, в водохранилище. Бандитам все равно, кого и за что убивать. Им главное — побольше нахапать. Останавливая людей, проверяют их шеи, уши, руки: высматривают золотые украшения. Понравилась машина — без разговоров забирают. Среди наемников в основном чеченцы, осетины, башкирцы, ичкерийцы, казаки, много питерцев. Ходят с гранатами на поясе и с оружием в руках. И лучше не попадаться им на глаза. Хотя могут и сами в «гости» наведаться. Приходят, забирают людей прямо из домов — и с концами.
Местные ополченцы, говорит Надежда, не лучше чужих. Вспоминает, как через несколько дней после так называемого референдума о провозглашении «Луганской народной республики» начались первые обстрелы и появились раненые. Так «защитники» ящиками через черный ход выносили лекарства из аптеки. Фармацевт нажала «тревожную» кнопку, приехала милиция, но справиться с грабителями то ли не смогла, то ли не захотела. «Пусть берут, ничего страшного, это же свои, ополченцы» — рассуждали бабушки, наблюдая за происходящим. А «свои» потом ходили по многоэтажкам, расставляли на крышах снайперов, подвергая опасности мирных жителей…
По мнению моей собеседницы, тех, кто поддерживает сепаратистов, в Перевальске немного — процентов десять. Это ярые противники всего украинского и самих украинцев как нации.
— Когда в Киеве началось противостояние, нам казалось, до востока столичные волнения ни при каких обстоятельствах не дойдут, — продолжает Надежда Николаевна. — Но разногласия по поводу тех событий, понятное дело, возникали. Я, например, разговариваю на украинском языке и не скрываю своих политических взглядов. Еще зимой говорила тем, кто высказывался за федерализацию: «Не нравится здесь — пожалуйста, собирайте чемоданы и оправляйтесь в Россию». С единомышленниками здоровались фразами «Слава Українi!», «Героям слава!». А Наталья, моя соседка, уверяла меня, что «ЛНР» победит. И когда в город вошли российские боевики, она побежала «сдавать» им патриотически настроенных людей. Конечно, я тоже была в ее «списке».
— Однажды ко мне прямо на рынок, где я работаю, подошли шестеро сепаратистов с оружием в руках, — продолжает Надежда Николаевна. — «Делайте что-нибудь с такими, как она. Ишь ты, деловая какая. Рассказывала тут, что Украину нельзя делить. Да чем меньше украинцев, тем меньше проблем!» — горячилась соседка, намекая на то, что меня лучше убить. И ведь правда чуть не убили. Привели в свой штаб, устроили допрос. «Ты что там болтала?» — спрашивает один. Начинаю отвечать, а другой, с оружием, перебивает: «Я ее сейчас пристрелю!», «Или, может, язык ей вырежем?» Почти пять часов прессовали, требуя назвать им имена наших проукраинских активистов. А у меня, как ни странно, почему-то совершенно не было страха. Думала о своих пятерых внуках, и это успокаивало. Видимо, поняв, что я не их «клиент», сепаратисты меня отпустили.
На следующий день муж сказал, чтобы я уезжала от греха подальше и увозила с собой детей. Поддерживающие сепаратистов люди норовили сдать им украинских патриотов, так что оставаться в Перевальске стало опасно. Там была еще одна война — своих со своими. К тому же в последнее время мы практически жили в погребе. Я набросала туда матрасов, подушек, одеял. Едва заслышав гул авиации, мы все мчались в свой «блиндаж». Дети даже сейчас, когда пролетает самолет, пытаются спрятаться. «На Луганск полетел, там война», — объясняют нашим здешним родственникам. Никогда не думала, что придется пережить настоящую войну. Страшнее же всего мне было видеть, как по городским улицам движутся чужестранные танки. От бессилия я лишь плакала, а хотелось кричать: «Люди добрые, как же так! Почему их никто не остановит, куда все смотрят? Где наше правительство, где министры, где военные командиры!?» А затем появлялись сообщения о потерях среди мирного населения.
Кстати, из Перевальска мы еле выбрались. В очереди за билетами на поезд простояли восемь часов, на сборы осталось всего два…
С теплотой в голосе Надежда отзывается о женщине-депутате местного райсовета. Говорит, эта женщина многим людям спасла жизнь. Один из жителей с ее помощью буквально ускользнул от расправы ополченцев: те пришли через считанные минуты после того, как он покинул дом. Да и самой Надежде депутат помогла. Позвонив, намеками дала понять, что надо встретиться. А при встрече настоятельно рекомендовала уезжать. Конечно же, о Российской Федерации не могло быть и речи.
— Многие из тех, кто хотел в Россию, уже там. Но соседка моя, по словам мужа, по-прежнему в городе, — грустно улыбается Надежда Николаевна. — Кто-то из бывших чиновников оказался аж на Сахалине, хотя уезжал в Краснодар. Оттуда его отправили сначала в центральную Россию, а затем еще дальше. Но что самое неожиданное для убежавших в страну агрессора, так это то, что в течение двух лет после оформления статуса беженцев им никуда нельзя уезжать. Вот так-то.
Конечно, жизнь переселенцев нигде не сахар. Сорваться с насиженного места, оставить то, к чему был привязан годами, и уехать в неизвестность — это всегда тяжело. Поэтому Надежда и ее родные мечтают поскорее вернуться домой. Пусть даже в их доме выбиты окна, пусть в нем пока нет света и газа, но родные стены всегда согревают.
— Национальная гвардия все плотнее берет Перевальск в кольцо, и, может быть, скоро над ним будет установлен сине-желтый флаг, — в голосе женщины появляются теплые нотки.
Но чем ближе к холодам, тем тревожнее становится беженцам. Некоторых из них к началу сентября «попросят» из вузовских общежитий. Да, наверное, куда-то поселят. Но куда? И как обогреть людей, ютящихся в помещениях, не приспособленных для проживания зимой? Нужны теплые одежда, обувь. Но в первую очередь необходима специальная государственная программа помощи вынужденным переселенцам. Только на Полтавщину из Донецкой и Луганской областей выехало свыше шести тысяч человек, да еще около полутысячи — из Крыма. И это лишь по официальным данным. Полтавская область уже исчерпала ресурсы жилья, которое могла предоставить беженцам, но они все продолжают прибывать… Решит ли эту проблему дополнительная финансовая помощь Евросоюза, о которой было заявлено на днях? Поможет ли конкретной семье из Перевальска?
Моя собеседница больше рассчитывает на поддержку простых украинцев, которые всегда откликаются на чужую беду. Поэтому на всякий случай оставила в редакции номер своего мобильного телефона — 095−340−26−41. И номер банковской карточки в ПриватБанке — 5168 75720790 0616.