Пани Тереза из популярной в советское время юмористической передачи отпраздновала 85-летний юбилей
Зоя Зелинская проработала в Театре сатиры шестьдесят лет и сыграла на его сцене больше семидесяти ролей. Снималась актриса и в кино, на ее счету такие картины, как «Досье детектива Дубровского», «Тесты для настоящих мужчин», «На углу у Патриарших», «Евлампия Романова. Следствие ведет дилетант». Но главной ролью Зелинской, конечно же, остается пани Тереза из «Кабачка «13 стульев». В последнее время Зоя Николаевна играет мало, но оптимизма, бодрости и энергии ей по-прежнему не занимать. Секрет молодости Зелинской в интересе к жизни.
— Зоя Николаевна, вы проработали в Театре сатиры шесть десятилетий. А помните, как пришли туда впервые?
— Моей первой работой на этой сцене была Принцесса в пьесе-сказке Евгения Шварца «Тень». Спектакль ставил Эраст Гарин, которого зрители помнят по роли Короля в старом советском фильме «Золушка». Ах, какой замечательный это был спектакль — вся Москва ходила его смотреть, билеты в кассе разметали моментально. У Гарина было столько творческих находок! Любовная сцена Принцессы и ученого проходила в движении — на круге с двигательным механизмом. Тайный советник выходил на сцену, бросая на пол букет из перьев с иголкой посередине. Цветы впивались в доски, а зрителям казалось, что они действительно растут. У нас были потрясающе красивые костюмы — розовые, голубые, золотистые — и такие же парики. В то время ничего подобного на сцену не надевали, это была настоящая сенсация. А еще Гарин придумал для спектакля необыкновенный свет, создающий по-настоящему сказочную атмосферу.
Здание нашего театра в то время было на ремонте, и репетиции проходили в других помещениях, но это никак не отражалось на восторге, который мы испытывали от работы с Эрастом Павловичем. За глаза, любя, мы называли его Эрастиком. Помню, в начале каждой репетиции он садился за режиссерский стол в зрительном зале и своим «гаринским» голосом говорил: «Ну, давайте погнием?»
Гнить у него означало работать над спектаклем, глубоко проникая в замысел автора пьесы. При этом худой и субтильный Гарин так забавно скрещивал — почти складывал — ноги, что напоминал воробышка на жердочке. За все время работы над спектаклем он не только ни разу ни на кого не крикнул, но даже голоса не повысил. Зато о его чувстве юмора вспоминаем до сих пор. Эраст Павлович придумывал такие слова и выражения, что мы просто умирали со смеху. Когда я танцевала на сцене, он говорил: «Какая потрясающая плаституция!» Ольге Аросевой, игравшей певицу Юлию Джули, сказал: «В этой сцене кричи во все глаза!» Толя Папанов записывал высказывания Эраста Павловича, а потом читал нам.
— Театр — непростое место для работы, не зря его часто называют террариумом единомышленников. Как вам удалось проработать столько лет, не ввязавшись ни в какие интриги?
— Бывало всякое. Когда меня назначили на главную роль в спектакле «Приезд Василия Ивановича», над которой уже работала Ольга Аросева, она отнеслась к этому, мягко говоря, неодобрительно. Конечно, явно своего недовольства не выражала, но обстановка во время репетиций была более чем напряженной, что меня очень расстраивало и угнетало. Но потом мы с ней вместе начали работать над другим спектаклем, и отношения наладились. Правда, настоящими подругами так и не стали. Оля обладала непростым характером, не всем легко было с ней ладить, как, впрочем, и с замечательной актрисой Татьяной Ивановной Пельтцер.
— А вам?
— Я вовремя сделала очень важный для себя вывод: нельзя отвечать на зло злом, это путь в никуда. А вот добро может обезоружить даже самого злого человека. Попробуйте, сами увидите, насколько легче будет общаться с людьми, не вызывающими у вас симпатии. Недавно внук сказал мне: «Бабушка, а моя мама тебя не любит». «Ну и что, — ответила я ему. — Зато я ее очень люблю — уже хотя бы за то, что она родила тебя». Он у меня славный — творческая натура и родственная душа, умеющая любить и сопереживать. Умный мальчик, а ум вкупе с добротой — сочетание редкое. Но важное, особенно для мужчины. Почему-то умные чаще бывают злыми. Но у меня и сын очень хороший, мне удалось правильно его воспитать.
— Особой страницей в вашем творчестве был легендарный «Кабачок «13 стульев».
— Эта роль отразилась на моей жизни одновременно и положительным, и отрицательным образом. С одной стороны, у нас была известность, о которой другие актеры могли только мечтать. Стоило нам где-то появиться, как люди тут же начинали шептаться, а иногда и просто в голос говорить: «Смотрите, вон пани Зося! А вон пан Директор и пан Вотруба!» Около наших портретов в фойе театра всегда стояли толпы поклонников. Да меня до сих пор узнают на улице и в магазинах, хотя последний выпуск программы вышел в эфир почти тридцать пять лет назад. Я и сейчас довольно часто слышу: «Ой, а я вас знаю — вы пани Тереза».
С другой стороны, из-за Терезы от меня ушло много ролей как в кино, так и в театре. Главный режиссер нашего театра Валентин Плучек не мог простить всем, кто был занят в «Кабачке», нашей, как он считал, измены и часто говорил: «Вы — маски, уже не сможете играть серьезные роли, даже если захотите!» Но вот ведь что удивительно: многие известные актеры хотели играть в «Кабачке», но далеко не у всех это получилось: кто-то ушел сам, кого-то не приняли зрители. Саша Белявский понял, что «Кабачок» помешает ему сниматься в кино, и попросил режиссера программы, моего первого мужа Георгия Зелинского, отпустить его. А после появления в «Кабачке» Андрея Миронова на телевидение пришли мешки писем — люди просили убрать его из эфира. Андрей тогда еще не был таким знаменитым, и зрителям показалось, что у него нахальный взгляд, да и вообще он, образно говоря, тянет одеяло на себя. Про Георгия Менглета написали, что у него очень злые глаза, хотя это был добрейший человек. Приглашали и других известных актеров: Ольгу Викланд, Лидию Сухаревскую, но не все получалось. Для того чтобы сыграть коротенькую миниатюру, нужно иметь три чувства: такта, меры и стиля. А они есть не у всех.
*Зоя Зелинская слышит в свой адрес: «Ой, а я вас знаю, вы пани Тереза!» (фото Getty Images/Fotobank)
— «Кабачок» был уникальным телевизионным проектом — подобного ему не создано до сих пор.
— Своим существованием в течение почти тридцати лет программа обязана ее режиссеру Георгию Зелинскому. Кстати, уроженцу Украины — он появился на свет в селе Новониколаевка Николаевской области, учился в знаменитой музыкальной школе Столярского в Одессе. Окончил актерский, а потом и режиссерский курс театрального училища. Без преувеличения можно сказать, что «Кабачок» был делом его жизни, он посвящал ему львиную долю своего времени и отдавал все свои силы. А ведь поначалу и слышать об этом проекте не хотел, мы с Ольгой Аросевой с трудом его уговорили. К сожалению, впоследствии все занятые в «Кабачке» паны и пани не вспоминали о том, кому обязаны своей известностью.
Став популярными и любимыми зрителями, актеры забегали на съемочную площадку только на съемку, на репетиции времени у них уже не хватало. Георгий Васильевич первым приходил со сценарием на площадку и под софитами, которые нагоняли в павильоне жуткую жару, сам делал «разводку» для каждого актера. И когда артисты наконец появлялись, все уже было готово — свет выставлен, операторы находились на своих местах. Зелинский все брал на себя — у него было невероятное чувство долга. Наверное, поэтому он так рано и умер.
— Все актрисы, занятые в «Кабачке» (вы не исключение), казались сошедшими со страниц модных журналов. Как вам в советское время удавалось так хорошо одеваться?
— Где только ни доставали красивые вещи — и шили, и у подружек на время брали. Что-то из-за границы привозили, куда нам иногда удавалось ездить на гастроли.
— Зарубежные магазины в условиях советского дефицита, наверное, производили на вас неизгладимое впечатление?
— По магазинам мы ходили, как по музеям. Денег у нас было немного, поэтому купить все, что хотели, не могли. Но сейчас мне почему-то вспоминаются не вещи, которые я тогда привозила, хотя это было настоящим событием, а какие-то забавные моменты. Однажды в Париже мы с подругой, женой Анатолия Папанова Надей Каратаевой, зашли в магазин, где стоял огромный ящик с уцененными вещами. Мы решили там покопаться, но ничего интересного не нашли. Еще побродили по залу и покинули магазин. Прошли, наверное, метров пятьдесят, и тут Надя спрашивает, показывая на пояс моего платья: «Что это у тебя?» Я опускаю глаза и вижу, что на липучке, на которую этот пояс застегивался, висит… мужской носок. Видимо, прицепился, когда я наклонилась, копаясь в ящике.
— И что вы с этим носком сделали?
— Вернулись и, попытавшись как-то объяснить случившееся охраннику, вернули «украденное». Но вы не представляете себе, как мы смеялись.
— Искусствоведы в штатском из печально известных органов с вами ездили?
— Без них тогда за границу не выпускали, но нам попадались довольно безвредные люди. Правда, как-то один нас здорово напугал. Мы сидели в номере у кого-то из актеров, и вдруг зашел ездивший с нами комитетчик. Обвел всех взглядом (а смотреть эти люди умели прямо в душу) и спросил: «У вас в труппе есть актриса Надежда Каратаева — что она за человек?» Сказать, что мы перепугались — значит, ничего не сказать, просто обомлели все, а потом наперебой начали его убеждать: «Ой, это такой хороший человек. И актриса замечательная, и член партии». Он послушал, улыбнулся и сказал: «Просто у Надежды Юрьевны фигура точь-в-точь как у моей жены, я хотел попросить, чтобы она примерила вещи, которые я хочу купить».
— Для поездки за границу где вы брали одежду, ведь советским актрисам нужно было соответствовать и не ударить в грязь лицом?
— Когда ехала в Париж, в Доме моделей на Кузнецком мосту, в котором я работала, еще будучи школьницей, мне сшили несколько красивых нарядов. Среди них выделялось синее платье с восточным орнаментом — оно очень шло к моим волосам, которые в то время были рыжими. В нем я пользовалась у парижских мужчин большим успехом и была очень довольна собой.
— Вы, как и Ольга Аросева, любили носить шляпки.
— А вы знаете, что половину Олиных шляпок подарила ей я. Мой второй муж, журналист-международник Валерий Леднев, чемоданами привозил мне из Германии недорогие, но красивые вещи. Незначительную их часть я оставляла себе, а остальное отдавала знакомым или в театральную костюмерную. Были среди этого богатства и шляпки. Советские женщины их почти не носили, а я с удовольствием надевала. Когда у Аросевой начали выпадать волосы, мы начали думать, как скрыть этот дефект. Носить парики она не хотела, да это и небезопасно — воздуха парик не пропускает, волосам могло стать еще хуже. И тут меня осенило: шляпка! Она и недостаток волос скроет, и образ Оли как актрисы дополнит. Первой шляпкой, которую я ей подарила, была белая, кружевная, привезенная из Прибалтики. Для того чтобы она держала форму, ее нужно было после стирки окунуть в сахарный сироп. Потом к Оле перекочевали и другие мои шляпки, среди которых была и леопардовая, в которой Аросеву можно увидеть на фотографиях.
— Ну у вас-то с волосами полный порядок.
— Так я всю жизнь за ними ухаживаю. Больше всего мне нравится способ, который когда-то подсмотрела у Татьяны Пельтцер. В гримерке обратила внимание, что она сняла гребешок, которым удерживала волосы на затылке, и начала, не торопясь, расчесывать их сначала раз сто на одну сторону, потом столько же — на другую. «Татьяна Ивановна, — спросила я у нее, — что это вы делаете?» Она сказала, что таким образом волосы напитываются кислородом, лучше растут и не выпадают. И действительно, у Пельтцер до старости волосы были хоть и не густые, но здоровые и крепкие.