Житейские истории

Парамедик "Атеистка": "Заметила, что, спасая раненого, приговариваю: "Боже, сделай так, чтоб он не умер…"

5:30 — 14 марта 2015 eye 7085

27-летняя киевлянка Елена, оставив любимую профессию искусствоведа, записалась сестрой милосердия в добровольческий батальон. Когда девушка бросилась на помощь к бойцу, ее грудь насквозь пробил осколок снаряда

Женщины на войне — это отдельная, очень героическая и в то же время трогательная до слез страница истории боевых действий на Донбассе. Они идут воевать, потому что хотят помогать мужчинам, поддерживать их, спасать. Словом, быть на передовой надежным тылом. А получается, что зачастую сами подают сильному полу пример мужества и выдержки, становятся для побратимов воплощением того, ради чего и стоит сражаться с оккупантами: родного дома, мамы, жены и детей. Женщин никто не заставляет идти на войну. Однако те, кто рискнул отправиться на фронт, — самые идейные и сознательные воины. Даже своему страху, каким бы сильным он ни был, не позволяют вырваться наружу.

«На Майдане собралось много умных, образованных ребят, с которыми было о чем поговорить»

…Лена — типичная домашняя девочка. Отлично училась в школе, в свободное время вышивала крестиком рушники и картины с забавными зверюшками. Больше всего любила кошечек. У нее и самой были пушистые питомцы — Сеня и Барсик. Единственное, что выделяло ее среди тихих одноклассниц, — это обостренное чувство справедливости. Ленка, как коршун, обязательно бросалась на защиту всех обиженных. Потому и ходила еще школьницей на «оранжевый» Майдан, накинув на плечи жовто-блакитный флаг.

Лена мечтала стать врачом, но поступила в педагогический институт имени Драгоманова сразу на две специальности — философию и культурологию. Бороться с собственной, как ей казалось, заурядностью решила тем, что остригла шикарные косы, которые так нравились папе, начала ходить в походы с ребятами и взяла в руки фотоаппарат. Продолжала и вышивать, только теперь в сюжетах ее картин преобладали портреты Степана Бандеры и Тараса Шевченко, трезубец, девчата в венках из маков. Впрочем, когда отец, работавший в ту пору в столичном «Украинском доме», предложил организовать выставку ее рушников и картин, замахала в испуге руками: «Что ты, что ты, куда уж мне с этими детскими картинками…»

— Я не могу сказать, что меня воспитывали в очень патриотическом духе, моя семья самая обыкновенная, — улыбается Лена. — Родители, как многие киевляне, ходили на «оранжевый» Майдан, и я к ним после школы подтягивалась. Бабушка учила меня читать «Отче наш», но я тогда в Бога не верила, просто очень нравилось, как молитва звучит на украинском языке. Может быть, книги сыграли в моем воспитании особую роль. Я любила читать об украинской истории, культуре. И, наверное, никогда бы себе не простила, оставшись в стороне от той борьбы с режимом, которую начали патриоты.

*Лена была активной участницей Евромайдана

Когда Революция достоинства только разгоралась, Лена уже успела закончить институт, устроиться работать искусствоведом. События на Майдане настолько ее потрясли, что утром 19 января, в праздник Крещения, она пришла на улицу Грушевского, где возводились баррикады. И осталась там. Встать рядом с отчаянными парнями ей, конечно, никто не позволил. Но фотографировать каждую минуту этой неравной борьбы девушке удавалось. А еще она готовила еду для майдановцев, помогала перевязывать раненых в здании «Украинского дома»…

— Больше всего меня потрясли парни из «Правого сектора», — вспоминает Лена. — Там собралось очень много умных, образованных ребят, с которыми было о чем поговорить. Они же и задавали тон в том противостоянии — действовали решительно, жестко. Я с ними очень подружилась. А когда начался расстрел людей на улице Институтской, мои новые товарищи были в первых рядах протестующих. Никогда этого не забуду.

Лена, похоже, и сама не поняла, каким образом превратилась из тихони в безоглядного храбреца. Кажется, это случилось именно на Институтской, когда оттуда понесли первых погибших. У девушки не было ни пластмассовой каски, ни хотя бы деревянного щита, но она рванула вверх по улице, зажав в руках фотоаппарат и слыша, как свистят пули над головой. Какой-то мужчина лет сорока буквально отшвырнул отчаянную девчонку с дороги в укрытие: «Туда нельзя, там стреляют!» И она впервые в жизни соврала, закричав: «Мне можно, я пресса!» К счастью, в самое опасное место ее не пустили.

Когда начались выборы, побратимы из «Правого сектора» вспомнили о Лене и позвали ее работать в предвыборный штаб. Активист партии Артем Скоропадский хорошо помнит стройную дивчину в вышиванке, которая носилась по штабу, как метеор.

— Лена была кем-то вроде технического работника — дежурила, отвечала на звонки, печатала документы, готовила кофе, — рассказывает он. — Мы часто собирались после работы в парке перед Киево-Могилянской академией. В общем, подружились. А потом Лена уехала на войну, стала простой санитаркой.

«Сквозь звуки выстрелов Лена уверяла меня по телефону: «Здесь тихо, не волнуйся»

Лена не сказала родителям, что отправляется на передовую. Пройдя медицинские курсы, сообщила, что будет работать на учебной базе батальона под Днепропетровском. Там действительно формировалась медицинская служба, в которой очень не хватало персонала.

— Мы хотели ее проводить, хотя бы тяжеленный рюкзак помочь донести, — рассказывает мама девушки Мария Федоровна. — Леночка три года назад в туристическом походе получила тяжелую травму, пришлось даже операцию на позвоночнике делать. Но она не разрешила нам ехать на вокзал: «Я же не навсегда уезжаю!» Потом я много раз ей звонила, словно чувствовала, что дочка в опасности: «Лена, вернись!» А она сквозь звуки выстрелов отвечала: «Здесь тихо, не волнуйся. Вот закончится война, и приеду домой».

— Медики боялись потерять постоянную работу в больнице, поэтому с набором так называемых госпитальеров были проблемы, — признается Лена. — А я же когда-то мечтала стать врачом, вот и записалась в медсанбат. Когда службу возглавила 19-летняя Яна Зинкевич, все пошло на лад. («ФАКТЫ» рассказывали о руководителе службы госпитальеров Яне Зинкевич 13 ноября 2014 года. — Авт.) У нас даже появились свои машины скорой помощи, которыми вывозили раненых, работали около 70 врачей, медсестер, санитаров. Но рук все равно не хватало.

Став парамедиком с позывным «Атеистка», Лена сразу попала в Пески, где перемирием и не пахло. Ежечасно поселок обстреливали из артиллерии. В медпункт, расположенный в подвале жилого дома, постоянно приносили раненых. Девушке с первой минуты пришлось подтверждать теоретические знания практическими навыками: ставить капельницы, делать уколы и перевязки.


*На передовой у «Атеистки» был любимый кот по кличке Порох, он шел на руки только к хозяйке

Однажды в медпункт прибежал встревоженный боец: «Снаряд попал в дом, где держали оборону наши ребята, стены рухнули, все остались под завалом!»

Лена с бойцом помчались к этому дому, не обращая внимания на обстрел. По международным нормам, такая зона называется красной, в ней медики могут оказывать только самую неотложную помощь, например, останавливать сильное кровотечение. А потом раненого следует перенести в более безопасную желтую зону, где проводятся другие процедуры. Но рухнувший вместе с крышей дом был сплошной красной зоной: над ним продолжали свистеть снаряды и пули, а из-под груды шифера и кирпичей доносились стоны солдат. Забыв о больной спине, Лена вместе с бойцами и медиками растаскивала завалы, до крови обдирая пальцы на руках. Ждать, пока закончится бомбежка, не имело смысла. Нужно было спасать людей.

— Двое ребят, которых мы сразу нашли, были уже мертвы, — сквозь слезы вспоминает девушка. — Потом я откопала парня, у которого был открытый перелом ноги и много других ран. Сделала ему противошоковый укол, наложила жгут и вдруг заметила, что все это время приговариваю про себя: «Боже, сделай так, чтобы он не умер…» Другого бойца с черепно-мозговой травмой мы вынесли на носилках в безопасное место, куда уже прибыла санитарная машина. С тем парнем, Лешкой, у которого был перелом ноги, я потом встретилась в одной палате днепропетровской больницы имени Мечникова. Мы раньше даже знакомы не были, но так обрадовались друг другу!

Сколько раненых она спасла, вытащила из-под огня, Лена не считала. «Человек пятьдесят, может? — пожимает плечами. — Но я же была не одна, мы вместе оказывали помощь, клали на носилки, несли, тащили на брезенте». В конце февраля их медицинскую бригаду перебросили в другое место, где тоже очень нужны были парамедики. Что случилось в тот день, когда ее ранили, Лена рассказывать не хочет. Начальник медицинской службы Яна Зинкевич тоже старательно избегает этой темы. Единственное, что удалось узнать, — Лена не успела надеть бронежилет, когда помчалась кому-то на помощь. Осколок разорвавшегося неподалеку снаряда вошел ей в грудь с правой стороны и вышел сзади, раздробив лопатку.

— Я сознание не потеряла, поэтому сумела достать специальный торакальный пластырь, который был в аптечке, и наклеить на рану, — вспоминает она. — Поняла, что пробито легкое, потому что дышать стало очень тяжело, в груди все хрипело, булькало при каждом вздохе.

К счастью, Лену быстро доставили в ближайший госпиталь и прооперировали. А потом переправили в Днепропетровскую больницу имени Мечникова, которая стала сегодня буквально форпостом по спасению самых тяжелых раненых.

— Девушке оказали своевременную помощь, зашили рану в правом легком, поставили дренаж, — рассказывает заведующий отделением реанимации политравмы больницы имени Мечникова Игорь Йовенко. — Но у нее была тяжелая легочная недостаточность, правое легкое не работало. Сейчас ей проводится противошоковая терапия, ведь у Лены раздроблена лопатка, сломано ребро. Она держится молодцом, виду не подает, что больно. Пациентка обеспечена всеми необходимыми лекарствами, проводим ей ингаляции, кислородную терапию, подобрали антибиотики.

Есть у Лены и еще одна проблема — правая рука слушается плохо, очевидно, задет нерв.

— Я поняла, что совершенно ничего не умею делать левой рукой, — улыбается девушка. — Даже расчесываться. Пришлось подстричься под мальчика. Честно говоря, когда в палату пришли журналисты, надеялась, что родители меня в таком виде не узнают, даже отворачивалась от камер — не хотела, чтобы дома волновались.

Мария Федоровна все эти дни не находила себе места: телефон дочки не отвечал. А потом трубку сняла какая-то девушка и, услышав, что звонит Ленина мама, отключилась. Отец Лены Виктор Иванович уже напоил жену всеми успокоительными каплями, какие нашлись в доме, когда позвонили родственники: «Ваша дочка в больнице, ее только что показали по телевизору». И родители помчались на вокзал.

Друг Лены Артем Скоропадский, узнав, что девушка ранена, написал на своей страничке в соцсети: «Она никогда не скрывала, что не верит в Бога. В свой последний приезд на передовую я спросил Лену, не страшно ли ей на войне? Она немного подумала и ответила как-то осторожно: «За себя не очень боишься. Намного страшнее, когда ты не успеваешь помочь человеку, который в этом нуждается».

— Знаете, — продолжает Артем, — в этом ответе больше христианской любви к людям, чем в делах и словах некоторых людей, называющих себя истинными христианами. Ведь известно, что «вера без дела мертва есть». Пусть моя подруга неверующая, но мы-то верим в Бога, поэтому давайте тихо помолимся, чтобы санитарка Лена поскорее выздоравливала…


*В отделении политравмы, которым руководит Игорь Йовенко, девушка быстро пошла на поправку (фото автора)