В Киеве состоялся творческий вечер знаменитой актрисы, художественного руководителя театра «Современник»
Галина Волчек приехала в Киев на несколько дней. Эту поездку она предпочла визиту в Нью-Йорк, где мэр города Майкл Блумберг должен был вручить ей престижную награду за вклад в российско-американские отношения. «Америку я, конечно, люблю, но Киев — больше. И вот я здесь!» — сказала Галина Борисовна. В украинскую столицу она приехала с собственным творческим вечером и премьерой спектакля «Сон Гафта, пересказанный Виктюком», режиссером которого стал Роман Виктюк. Главные роли сыграли знаменитые актеры Валентин Гафт и Александр Филиппенко, воплотивший сразу 10 образов: и драматурга Эдварда Радзинского, и Анны Ахматовой, и маршала Жукова, и сатирика Жванецкого, и Зюганова. Все эти герои приходили на прием к Иосифу Сталину, которого сыграл Гафт.
Галина Волчек, отпраздновавшая 19 декабря прошлого года 75-летний юбилей, не выходит на сцену в качестве актрисы уже лет 15. Редкие исключения — творческие вечера. Как призналась народная артистка Советского Союза, она любит встречи со зрителем: «Я могу рассказать о себе то, что никогда не прочитаете в газетах». На сцену театра имени Леси Украинки она вышла под музыку из спектакля «Три сестры». Казалось, Галина Борисовна не меняется уже лет 20: та же прическа, такой же формы очки, строгие брюки… Правда, режиссер немного прибавила в весе, появилась одышка. Во время рассказа она пила много воды. «Вы не подумайте, что я с похмелья, — пошутила она. — Просто много таблеток принимаю».
- Папа мой был известным кинооператором, — начала свой рассказ Галина Волчек. — Потом он стал режиссером. В нашем доме жило ВСЕ советское кино: Райзман, Пырьев, Ромм, Птушко, Савченко… Для меня это были дяди и тети, которые дергали за косички или по попе шлепали, когда я в «классики» играла около дома. Никакого пиетета перед ними как перед великими художниками я не испытывала. Так что кино в моей жизни — ежедневная бытовая история.
- Родители подталкивали вас к актерской профессии?
- Папа с мамой разошлись, когда мне исполнилось 13 лет. Это был нечастый случай, когда девочка выбирает папу. Родители усадили меня на стульчике, и мама сказала: «Галя, выбирай. Я с папой уже вместе жить не буду!.. » Я давно знала, что они плохо живут, и выбрала папу. Не потому, что не любила свою маму. Конечно, любила. Мама у меня была хорошая, но мы с ней уже на том этапе были во многом разные люди. А с папой я была едина: по складу характера, да во всем… Мама была очень авторитарной и гордилась этим. Когда другие мамы жаловались на своих детей, она говорила: «Не знаю… МОЯ ГАЛЯ, если я скажу: «Га-а-аля», тут же бежит домой! Не сопротивляется». Правда, я не сопротивлялась, но внутри все во мне кипело. Я хотела свободы — не для того, чтобы делать то, чего нельзя, а то, что могли позволить себе другие девчонки.
- Чего же вам хотелось?
- Все девчонки бегали в сады и таскали яблоки, а я в это время ИГРАЛА в «классики». Около дома. Одна! Чтобы быть на месте, если мама скажет: «Галя!» Так продолжалось до 13 лет, пока я не выбрала папу.
- Он позволял таскать яблоки?
- Папа был занят, снимал свои фильмы (»Ленин в октябре», «Ленин в 18-м году», «Мечта», «Убийство на улице Данте»). Большую роль в моей жизни сыграл Михаил Ромм. У него была дочка Наташа примерно моего возраста. Мы через день ночевали то у них, то у нас. Ромм всегда ассоциировался у меня с понятием «искусство». Он первым рассказал нам о фильме Чаплина (»Месье Верду»). Я так и не посмотрела эту картину, чтобы не испортить в своей памяти рассказ Ромма о ней. Именно Ромм вселил мне тайное желание пойти в театр. Я понимала, что с моими данными это полный идиотизм. Моя внешность совершенно не совпадала с образом девушек, которые в то время поступали в театральные вузы. Абсолютно!
- Замечательных актрис Лию Ахеджакову, Инну Чурикову тоже нельзя назвать стандартными красавицами.
- Они появились позже. Мама, узнав о моих планах, сказала: «Куда ты собралась? Да кто тебя возьмет? Останешься на улице, нельзя тебе поступать в театральный институт!» К тому же в школе я училась так себе. Закончив восьмой класс, должна была экстерном сдать экзамены за девятый и десятый. Мне помогли подготовиться. Я готова была сдавать все, кроме химии. Помню, как сейчас: один вопрос по органической химии, второй — по неорганической и третий — реакция. Кроме H2O (формула воды) я ничего не знала. В отчаянии позвонила соседу, который учился на первом курсе горного института: «Можешь достать мне брошюру «Теория электролитической диссоциации». Мне казалось, это звучит красиво. Кружочки, как выяснилось, это были протоны и нейтроны, мне понравились. Он принес, и я буквально наизусть вызубрила эту книжечку. Ни одну роль в своей жизни я так не учила! От зубов отлетало. И пошла на экзамен. Зашла в аудиторию в первой пятерке и вызвалась отвечать без подготовки. Сходу взяла мел и начала тараторить. Главной моей задачей было — не сбиться с ритма. Иначе все пропало! Экзаменатор удивленно слушала меня — я же рассказывала не то, что учили в школе, а программу первого курса горного института! Она несколько раз пыталась вставить слово, но я ей не дала такой возможности (смеется). Говорила 28 минут. А в конце возьми да и ляпни: «Итак… »
- На этом и попались?
- Нет. Учительница сказала: «Второй вопрос не надо». Давайте сразу реакцию. Но и тут я выкрутилась. У меня на руке остался небольшой шрам от бородавки, которую мне в детстве выжигали. Говорю: «Видите? Я химию любила всегда! Сделала какую-то реакцию, у меня взрыв получился. После этого никаких реакций не делаю, боюсь». Это была моя первая режиссерская постановка. Хотя и неосознанная.
- Получается, вы в 15 лет закончили школу и стали студенткой?
- Была самой младшей на курсе. Лицо абсолютно детское. Длинные волосы сначала заплетала в косу, а потом закручивала их в пучок. В мужском костюме с огромными плечами выглядела, как депутат из далекой глубинки. Но, несмотря на неприглядный вид, все равно мечтала стать артисткой. Папа же об этом и не догадывался. Договорился со знакомым, чтобы пристроить меня в институт мелиорации. Я делала вид, что готовлюсь, но под учебниками у меня лежали совершенно другие книжки. Я решила идти в театральный, хотя и очень боялась. Единственный человек, к которому могла обратиться, был Ромм. Попросила его послушать басню в своем исполнении. Волновалась, как никогда больше в жизни. Он выслушал и сказал: «Иди, не бойся!» Затем вручил записку: «Передашь это Кареву» (член комиссии в студии МХАТа).
- Что было в той записке?
- Я такая трусиха! При всем своем любопытстве не читала ее. И только, когда стала главным режиссером, Александр Карев незадолго до своей смерти встретил меня и говорит: «Галя, я должен отдать тебе записку Ромма, она у меня хранится». Там был хороший отзыв обо мне. Вот так я пошла поступать во МХАТ. Было три тура. Между вторым и третьим — большой разрыв, и мама заставила меня пойти еще и в Щукинское училище. Сама осталась внизу караулить, а меня отправила узнавать, что да как. А там уже был третий экзамен. На лестнице встретила лысого дядьку: «Извините, пожалуйста, я хотела прочитать… » Он говорит: «Ты откуда упала-то? У нас уже конкурс. Иди. До свидания». Я, счастливая, поворачиваюсь, чтобы бежать вниз, к маме, сказать, что «все нормально, нельзя», и вдруг дядька вдогонку говорит: «Не трать времени. Тебя никогда не возьмут! Ты артисткой не будешь!»
И тут во мне взыграл максимализм. «Разрешите только прочитать!» — умоляла я его, рыдая. «Ладно, зайдешь в последней пятерке», — разрешил он. Очень не повезло девочкам, которые вошли за мной. Честно скажу! Все происходило, будто ты в самом деле играешь на сцене, даже фонари были. Мы сидели на скамеечке, по очереди выходя на сцену. Когда вышла я, члены комиссии со смеху покатились, такая я была странная и неуклюжая по сравнению с поступающими красавицами. Я прочитала прозу. Басню от меня уже и не требовали. Набиравший курс профессор Шиматов говорит: «Подойди!» Эти 20 шагов были огромным испытанием. Думала, опять ругать будут и отправят домой. «Ты принята!» — вдруг сказал профессор.
- Вот радости, наверное, было?
- Что вы?! Я рыдала: «Не нужен мне ваш Вахтанговский театр! Это мама меня заставила! Я хочу только во МХАТ!» И бегом вниз. Все-таки я поступила и во МХАТ.
- Там и начали курить?
- С тех пор дымлю. На третьем курсе нам казалось, что мы уже серьезные артисты. Были одеты по моде того времени, что-то из себя представляли и курили на площадке. Там же и встретила своего будущего мужа Евгения Евстигнеева.
- Его приняли не так, как хотелось бы мне. Нянька, которая вырастила с пеленок меня, а потом и моего сына, простая женщина из деревни, все время говорила: «За кого Галька выйдет, не знаю!» Все-таки родители надеялись, что я выберу кого-то из представителей тогдашнего поколения «золотой молодежи». А Галька привела провинциала — лысого дядьку, в костюме на вырост: рукава такой длины, что только ногти видны, трикотажная бобка в полосочку с коротким рукавом на молнии, а сверху — крепдешиновый галстук! Стоял в третьей позиции с чуть-чуть откляченной попкой и курил «Беломор», как герой Владимира Машкова в сериале «Ликвидация». Его приняли сразу на третий курс, поскольку он уже служил артистом во Владимире. Когда это чудо я привела домой, нянька сказала: «Ну, Галька! Как вам не стыдно лысому-то ходить? Хотя бы какую-нибудь шапчонку надели!» Папа в то время уже женился на женщине, которая была намного моложе его. Они тоже были не в восторге от Жени. И мы ушли. Без вилки, ножа, простыни… Первое время ночевали где-то на вокзалах, потом снимали комнату. Я с папой не общалась четыре года!
- Вы многого добились благодаря таланту. Стали руководителем «Современника» и впервые вывезли его на гастроли в Америку.
- Это случилось в разгар холодной войны. В «Современник» приехала американская делегация: актеры, режиссеры, менеджеры. Пришли к нам на «Вишневый сад». Потом посмотрели «Эшелон» по пьесе Рощина. Этот спектакль о том, что пришлось пережить русским женщинам во время войны. Не думала, что американцы поймут его. В антракте одна из американок схватила меня за руку и куда-то потащила. Я подумала, что ей нужно в туалет. Отвела ее, а она машет руками и говорит: «Я приглашаю вас на гастроли в Хьюстон». Я засмеялась: «Когда?» — «В декабре!»
Американцы досмотрели спектакль и не уходят. Потом какой-то кудрявый парень говорит: «Приглашаю вас на постановку этого спектакля в Нью-Йорк! Когда сможете приехать?» Я говорю: «В декабре». Потом меня пригласили еще и в Миннеаполис. Я снова назначила декабрь. Воспринимала это как шутку, даже не думала, что подобное возможно.
- Вас легко отпустили из страны?
- Никаких условий мне не ставили. Только спросили, какую переводчицу я хочу: нашу или американскую. Я выбрала нашу. Потом мы с Ирой стали подругами. И везде ездили вместе. Мне настоятельно рекомендовали взять с собой норковую шубу. Только где ж ее взять? Одна знакомая прислала кусок меха, закрепили его под руками — и получилась шикарная коротенькая шубка. Молодой Слава Зайцев сшил для меня несколько костюмов. В общем, я отправилась во всеоружии. Вроде не хуже людей! Только с погодой нам не повезло — в Америке оказалось очень тепло. Самолет в Хьюстоне встречала огромная толпа журналистов. Мой приезд вызвал у них большой интерес. Но я этого не поняла сначала. Увидев журналистов, сказала: «Ирка, смотри. Наверное, кто-то летел в нашем самолете, а мы с тобой, дуры, даже не заметили. Может, звезды. Давай подождем, пока все выйдут. Увидим хоть кто». Пропустили всех, никого так и не узнав. Пресса ждала нас. Становлюсь на трап, вся такая в норковой шубе, и слышу хохот. Сообразив, я взяла эту шубу, словно у меня еще десять штук таких, и небрежно опустила на перила. Она с шиком повалилась на землю! На следующий день все американские газеты об этом написали. А я потом еще долго рассчитывалась с подругой.