Дончанка Милана, будучи в эвакуации нынешней зимой, после пятиминутного общения по телефону с незнакомой женщиной доверила ей ключи от своей квартиры. Как случилось, что незнакомка стала для нее близким человеком? Об этом Милана рассказала в письме «ФАКТАМ»
«В середине минувшего лета наш жилой квартал в Донецке оказался на линии огня. Снаряды падали все ближе, грохот не позволял расслабиться ни на минуту. Просидев пару дней в сыром бомбоубежище, куда мы с сестрой с трудом спустили и нашу бабушку, передвигавшуюся на костылях, поняли, что пора уезжать. В Интернете было полно предложений временно переселиться в более „тихий“ район города. Но у нас к тому времени средств к существованию было в обрез: торговый центр, в котором мы работали, закрылся, а бабушке пенсию платить перестали. Родители наши уже умерли, поддержки ожидать было неоткуда. А всем троим нужно было не только питаться, но и лекарства от астмы бабушке покупать. Найдя по объявлениям в Интернете работу в центральной Украине, где подешевле аренда жилья, мы с помощью волонтеров эвакуировались из Донецка вместе со своей бабулькой.
Вещей взяли немного, рассчитывая, что спустя пару месяцев сможем вернуться в Донецк. Но увы. Зима подкралась незаметно, и вся семья оказалась раздетой-разутой. На новой работе платили не так много, чтобы купить себе зимние вещи. А выстаивать очередь на волонтерских складах секонд-хенда было некогда. Да и зачем покупать, когда дома все это есть? Перед нами встала одна проблема: как и кому передать в Донецк ключи от нашей квартиры, чтобы человек собрал нужные нам вещи и выслал, например, с каким-то автобусом.
Я дала объявление в Интернете, и на него откликнулся согласный передать ключи указанному человеку земляк, направляющийся на малую родину. Но сам человек ехал дальше — в Красноармейск, потому забрать и передать с автобусом нужные вещи никак не мог. Обзвонив соседей по дому, мы узнали, что наша двухэтажка практически… опустела. В чудом уцелевшем доме оставался лишь один жилец — одинокий пенсионер, который уходил ночевать в бомбоубежище. И от обстрелов спасался, и еду себе добывал таким образом: волонтеры привозили в бомбоубежище „гуманитарку“.
Поручать дедушке сбор и передачу женских вещей мы не решились. Я снова обратилась к интернет-сообществу. Нужный человечек откликнулся буквально за час. Пять минут пообщавшись по телефону с Ириной, ныне безработной бухгалтершей, я почему-то ей поверила. Ключи передавала без опасений. И не ошиблась…
Вскоре Ира позвонила мне, чтобы „под диктовку“ сложить вещи. Собирались мы не „по-военному“ — весь день. И… плакали. „Я нашла в шифоньере альбом с фотографиями“, — сказала Ира. „Ой, пожалуйста, — прошу я и плачу, — положи мне в сумку с вещами и эту фотографию! Это самый памятный снимок: мы с сестрой и наши родители, тогда они еще были живы“.
„А ты знаешь, что твой цветочек на подоконнике еще не умер? Хочешь, я его полью?“ — спрашивала Ира, укладывая очередную порцию заказанных вещей. И я решила: „Давай я тебе ключи оставлю? Будешь присматривать и за цветами, и за квартирой. У нас в кладовой много консервации осталось — тебе пригодится“.
Тут уже заплакала Ира: „Если мне можно взять консервацию, тогда я уплачу свои деньги за место для твоих сумок в автобусе, а твои деньги передам тебе обратно“. Но я наотрез отказалась принять деньги от своей безработной заочной помощницы. Так мы подружились. Теперь созваниваемся и списываемся почти каждый день.
Как-то, прочитав в Интернете о том, что район, где живет Ира со своим маленьким сыном, подвергся артобстрелу, я бросилась ей звонить. Ира призналась, что они с ребенком уже две ночи просидели в бомбоубежище под ближайшей школой, и утром им оттуда выйти не довелось: начался очередной обстрел. Услышав в трубке плач ее сына и знакомое шипение и разрывы, я как будто снова оказалась там — рядом с ними. Даже присела и пригнулась, как тогда, когда снаряды летели в мою сторону. И закричала Ире в трубку: „Сегодня же, бегом, переселяйся ко мне! Сбереги себя! А то что же, мы с тобой так и не увидимся? Мы же в парк планировали вместе сходить! Ты дождись меня, пожалуйста!“
„Я тебя дождусь, подруженька моя дорогая!“ — пообещала Ира и прожила с ребенком в моей квартире целый месяц — до тех пор, пока бомбежки ее района не прекратились…»