Лицо 35-летнего жителя Павлограда Игоря Андрухова увидел весь мир — его в числе других защитников Донецкого аэропорта снимал американский фотограф Сергей Лойко. На открытие фотовыставки в Киев приехал доброволец, который поразил зарубежного журналиста отличным знанием английского языка и великодушием
«Я забежал в терминал, а БТР, к броне которого был привязан мой рюкзак с вещами, неожиданно уехал, — рассказывал в интервью „ФАКТАМ“ Сергей Лойко в ноябре прошлого года. — Вокруг стрельба, взрывы снарядов, а высокий красивый боец в каске и бронежилете на хорошем английском предлагает мне воспользоваться своим карематом и спальным мешком. После чего добавляет: „А я пока пойду немного постреляю!“ Это еще раз показало, какого высокого качества люди находились в Донецком аэропорту!»
Лицо Игоря Андрухова, как и других бойцов, которых вскоре начали называть «киборгами», благодаря работе американского фотокорреспондента, русского по национальности, увидел весь мир. В минувшую пятницу, 24 апреля, в киевском Украинском доме открылась выставка снимков, сделанных Сергеем Лойко в Донецком аэропорту. Автор радостно приветствовал ребят, специально приехавших из Днепропетровска, где большинство из них сейчас находятся на ротации. А увидев Игоря, Сергей еще раз поблагодарил его за радушный прием в терминале. Сразу после открытия выставки Лойко улетел в Нью-Йорк — там ему, единственному из российских журналистов, сегодня вручили одну из самых престижных американских наград Overseas Press Club Award за серию статей о войне в Украине.
— Честно говоря, я не помню, что именно говорил американскому журналисту, — улыбается Игорь Андрухов. — Когда Сергей приехал, мы были поражены, что к нам добрался журналист. О его приезде многие сразу же узнали. Прозвучало и то, что он из лос-анджелесского издания. Поэтому я и заговорил с ним по-английски. Сергей, улыбаясь, мне сказал: «Да я по-русски нормально говорю и понимаю».
*Этот снимок можно увидеть на билбордах в больших городах Украины. Сергей Лойко сфотографировал Игоря Андрухова в новом терминале Донецкого аэропорта
Мы разговаривали с Игорем за чашкой кофе. Мужчина сразу предложил обращаться к нему на «ты».
— Повестку я получил в июле прошлого года, — рассказал Игорь. — Меня сразу определили в 74-й отдельный разведывательный батальон. Перед отправкой в зону АТО мы несколько недель проходили обучение. Я стал сапером. В Донецкой области минировал минометные расчеты врага, в селах помогал обезвредить снаряды, неразорвавшиеся в огородах и домах мирных жителей. В свое время я служил в армии — в подразделении спецназначения «Гепард». Но это было 16 лет назад. Тогда нам не пришлось применять навыки на практике.
— Когда оказались в зоне АТО, сразу поняли, что идет настоящая война?
— Во время обучения нам об этом рассказывали те, кто приезжал на ротацию. Поэтому тревожно на душе было сразу. Да и по мере нашего приближения к линии фронта явно менялось отношение людей. Если в Запорожской области нам сигналили, приветственно махали руками, бабушки крестили колонну, то в Донецкой люди, увидев бронетехнику, либо проходили мимо, либо отворачивались, либо хватались за телефоны и звонили кому-то. Только однажды продавцы магазина начали на ходу забрасывать нам минеральную воду и сигареты.
Наше подразделение находилось неподалеку от Донецка. Как-то небольшой группой мы вышли в разведку. Двигались на определенном расстоянии друг от друга. Услышав хлопок, я присел. Это говорило о том, что один из нас напоролся на растяжку. 30-летний санинструктор из Днепродзержинска Денис накрыл собой взорвавшуюся гранату, которая могла поразить нас всех… Ему это стоило жизни. Денису оторвало кисть левой руки и практически полностью правую. Уже в лагере я увидел, что осколки вошли в тело под бронежилетом. Минуту еще он жил. Пока мы выносили его к нашей БМП, по нам вели огонь. С трудом оттуда выехали — машина никак не могла набрать скорость, ведь техника старая… Один из самых важных психологических моментов на войне: быть уверенным в товарищах, в том, что они не бросят тебя раненого или убитого.
Еще один острый момент произошел, когда я с двумя бойцами находился в секрете. В час ночи по нам начал стрелять миномет. Мина взорвалась в метрах тридцати слева от нас. В тот момент я всем телом почувствовал волну от взрыва. Меня начало трясти, как будто я очень сильно замерз. Чувствовал, как сильно бьется мое сердце, казалось, оно бьется о землю. Хорошо, что это быстро прошло, хотя обстрел еще продолжался. Ну и, конечно, побывав в аэропорту, пережил сильнейшие эмоции.
— Ты и твои сослуживцы предполагали, что будете воевать в аэропорту?
— Мы об этом часто думали. Не раз обсуждали такую возможность. Честно говоря, на тот момент считали, что у нас служба опасная. Но оказалось, что ребятам в аэропорту было намного хуже.
— Туда направили всю вашу бригаду?
— Командиры сказали, что в новом терминале нужны люди, но поедут только желающие, никого заставлять не будут. Желание изъявил 21 человек. Все и поехали. К счастью, все и вернулись. Старшим группы был Андрей Гречаный с позывным «Рахман». Он затем несколько раз возвращался в аэропорт и остался жив! С нами был и командир отделения, жена которого в тот момент находилась на седьмом месяце беременности. Самыми опасными были заезд и выезд, передвижение вне здания. Высаживались мы под вражеским огнем.
Игорь показывает снимки, которые делал в терминале на телефон. «За этими колоннами мы прятались, этот проход обстреливал снайпер, здесь был мой пост, а тут смотрели „боевик“ с 3D-эффектом», — комментирует мужчина. Когда я употребила слово «ад», Игорь меня одернул: «Это слишком. К тому, что происходило в аэропорту, его не применяй. Ад — это когда мать, кричавшая „Россия, приди!“, узнает, что ее дочь изнасиловали и убили „дээнэровцы“… Или когда на глазах у мужика взрывается дом с находящимися внутри женой и детьми. Теперь ему, вовремя не спасшему родных, придется мучиться до конца жизни»… Неожиданно на экране появляется снимок, сделанный в тире за год до АТО. «Надо же, платил деньги, чтобы пострелять», — удивляется Игорь.
«Присутствие Сергея Лойко рядом с нами морально поддерживало»
— Рассказывают, что в аэропорту было очень холодно и совсем не хотелось есть…
— По ночам греться было нечем, а днем спасали кофе и чай. Я ел паштет, потому что его не надо разогревать, пил чай или кофе с печеньем. Кроме сухпайков у нас было достаточно сладостей. Чтобы не замерзнуть, ребята надевали на себя как можно больше одежды, которую, как и еду, регулярно передавали волонтеры. Я ходил в теплых танковых брюках и свитере, поверх которого носил бронежилет. В его переднем кармане у меня были сложены детские рисунки, письма от незнакомых людей. В моем военном билете теперь постоянно лежит вышитый какой-то девочкой ангел… Для солдат очень важно именно внимание детей. Это наши земные ангелы.
— Семья знала, где именно ты воюешь?
— Да, я не скрывал, где нахожусь, чтобы в случае чего родные знали, где меня искать. После обрушения стен и крыши нового терминала многие семьи ребят, погибших под завалами, не знают, что их нужно искать именно там. Когда находился в аэропорту, время от времени звонил девятилетней дочке. Она, слыша какофонию звуков вокруг меня, говорила: «Папа, может, перезвонишь в другой раз?» Отвечал: «Пока я с тобой говорю, со мной ничего не случится!»
Кроме детских рисунков у Игоря есть и копия наградного листа, в котором описаны его заслуги и сказано, что руководство бригады считает: такой боец заслуживает ордена «За мужество». Правда, его все еще не дали…
— Многие достойные ребята не получают наград за свои подвиги, — говорит Игорь. — Хотя это хороший мотивирующий фактор. Только в нашем подразделении как минимум десять бойцов должны быть с орденами и медалями. Но лучшей мотивацией была бы нормальная зарплата… Ребята воюют за пять с половиной — шесть тысяч гривен в месяц. А когда с ними случается несчастье, весь волонтерский мир собирает им деньги на протезы. Боюсь, чтобы года через два эти бойцы, как «афганцы», не сели в подземные переходы… Тем не менее, понимая все это, видя несправедливость, продолжаем защищать свою землю.
— Не раз слышала от бойцов, что, побывав в зоне боевых действий, они изменились. С тобой тоже такое произошло?
— Я повзрослел. Во многих рассказах Джека Лондона, Эрнеста Хемингуэя есть персонажи, на которых я с детства хотел равняться. Высоцкий в «Балладе о борьбе» написал: «Если путь прорубая отцовским мечом, Ты соленые слезы на ус намотал, Если в жарком бою испытал, что почем, Значит, нужные книги ты в детстве читал»… Видимо, я нужные книги прочел. За этот год пройдена школа выживания. И, к сожалению, эти навыки еще пригодятся. Война не заканчивается…
— После аэропорта ты поддерживал связь с Сергеем Лойко?
— Встретились в Киеве на выставке в первый раз. Для меня самое ценное, что он был с нами в те моменты. Ел то же самое, что и мы, терпел холод, неудобства. Подвергал себя опасности в равной степени с нами. Его присутствие морально поддерживало. Кстати, как-то и мне удалось снять его во время работы. Переслал потом ему видео. Он был очень благодарен. Для него это тоже память на всю жизнь.
*"На снимках Лойко мы обычные люди, уставшие, грязные, напряженные, но простые смертные, никак не «киборги», — объяснил Игорь на открытии выставки (фото автора)