Завтра исполняется девять дней со дня смерти великой балерины
В Мюнхене на 90-м году жизни скончалась легендарная балерина Майя Плисецкая. Сердечный приступ… Вот как описывает последние дни великой артистки самый близкий ей человек Родион Щедрин, с которым она прожила вместе 57 лет: «Ничего не предвещало страшной беды. В апреле мы были в России. Сначала в Петербурге, в Мариинке, на моем премьерном „Левше“. Майя на банкете вместе со всеми сидела до 5 утра, была веселой. Все говорила, как бы дотянуть этот год — до юбилея. Потом приехали в Москву, всякие там дела были. В том числе по грядущему юбилею. Вернулись в Мюнхен. Сходили накануне на футбол, она очень любила бывать на стадионе. И вдруг схватило сердце. Поехали в клинику. Врачи делали все возможное. Я приехал на второй день с надеждой, что сделают операцию, и все будет хорошо. Но к великому сожалению… Два дня у Майи было суровое лицо, боль мучила. И вдруг напоследок мягко улыбнулась. Я спросил ее: „Ты меня узнаешь?“ — „Я тебя обожаю!“ — ответила Маюша. И улыбнулась так красиво, как умела только она…»
Майя Михайловна Плисецкая родилась 20 ноября 1925 года в Москве. Мать — Рахиль Мессерер — была актрисой немого кино, а тетя и дядя — Суламифь и Асаф Мессерер — виртуозными танцовщиками и прекрасными педагогами. Они танцевали в Большом театре и были любимой балетной парой Иосифа Сталина. Отец — Михаил Плисецкий — директор треста «Арктикуголь», затем генеральный консул СССР на Шпицбергене.
Все это не спасло семью Майи от сталинских репрессий. Отца расстреляли в 1938 году. Мать тогда же арестовали прямо во время представления «Спящей красавицы» в Большом театре и отправили в лагерь для «жен изменников родины» в Казахстан. Майю взяла на воспитание Суламифь Мессерер.
Перед самой войной благодаря хлопотам родных Рахиль Плисецкая вместе с маленьким сыном вернулась из ссылки и тоже поселилась у сестры.
К этому моменту Майя уже удачно дебютировала в выпускном концерте балетного училища в сопровождении оркестра Большого театра на сцене его филиала. С первых ее шагов на сцене проявилась яркая индивидуальность балерины — необыкновенная выразительность и страстность.
Ступенька за ступенькой поднималась Плисецкая к своим главным партиям. В балете «Спящая красавица» была феей Сирени, феей Виолант и, наконец, Авророй. В «Дон Кихоте» перетанцевала все женские партии, а блистательно исполненная роль Китри признана открытием в исполнительском искусстве. Постепенно Плисецкая завоевала мировую славу, став самой яркой звездой советского балета. Наиболее известными считаются исполненные ею партии Одетты-Одиллии в «Лебедином озере», Авроры в «Спящей красавице», Хозяйки Медной горы в «Каменном цветке» и Кармен в «Кармен-сюите», написанной ее мужем, композитором Родионом Щедриным. Специально для жены он создал также балеты «Конек-Горбунок», «Анна Каренина», «Чайка», «Дама с собачкой».
Плисецкая вспоминала: «Родион дарит к каждому моему юбилею музыку. Не бриллианты, а балеты. Зачем мне бриллианты? У меня их нет и не надо. Однажды я сказала Славе Ростроповичу: «Родион подарил мне «Даму с собачкой». Он спрашивает: «Статуэтку?» А я: «Нет, балет!»
«Кармен-сюита» покорила весь мир. Плисецкой начали активно интересоваться зарубежные хореографы. Ролан Пети поставил для нее «Гибель розы», а Морис Бежар — «Болеро» и «Айседору». Но в Кремле новаторский балет восприняли неоднозначно. Всесильный министр культуры Екатерина Фурцева обвиняла балерину в чрезмерной сексуальности, но запретить не смогла. В 2010 году, после того как ей позвонила новая прима Большого театра Диана Вишнева, станцевавшая Кармен, Майя Михайловна вспомнила эту историю: «Мне Фурцева 40 лет назад сказала: «Кармен умрет!» Я ей ответила: «Кармен умрет тогда, когда умру я. Сейчас могу сказать, что я умру, но Кармен — нет! Это больше, чем я думала…»
Майя Плисецкая ненавидела советскую власть как личного врага. За расстрел отца и страдания матери, за собственные бесконечные унижения. В Кремле любили похвастаться советским балетом и понимали, что Плисецкая является его примой. Ее осыпали почестями и наградами, но одновременно мешали танцевать то, что она хотела, и там, где она хотела. Балерине настойчиво намекали, что она должна вступить в партию. Майя Михайловна писала: «Намекали. Сделала вид, что полная дура, не понимаю, о чем речь. Знала — костьми лягу, но никаких партий! Все ведали, что я не очень подчиняюсь. Таких либо уничтожали, либо махали рукой. Я была нужна. На меня махнули…»
Ее продолжали приглашать на все кремлевские концерты. Чаще всего она танцевала «Умирающего лебедя». Другие артисты просили, чтобы Плисецкая выходила последней, поскольку после нее выступать было очень тяжело — зрители вызывали балерину на «бис» и долго не могли успокоиться. Однако организаторы ставили ее пятой или шестой. «Идиотизм советской власти границ не знал, — говорила Плисецкая. — Нельзя было заканчивать такой концерт на пессимистической ноте — смертью Лебедя. Мы даже в балете танцевали только оптимизм. Побеждали злого гения. Мы не выбирали, что хотим, нам не разрешали. Не приглашали никогда хореографов со стороны, тем более из-за границы… Да, был Альберто Алонсо, кубинец — не хотели ссориться с Фиделем Кастро. А Ролан Пети — друг поэта Арагона, чуть не самого главного коммуниста Франции. Только поэтому им разрешили…»
Она бы давно уехала за границу. Возможности были. Но не делала этого из-за Родиона Щедрина. «Он бы не уехал, — заявила однажды Плисецкая. — До мозга костей русский человек, внук священника. Посмотрите на его произведения. Может, единственная тема не русская — „Кармен-сюита“. А остальные? Балеты „Чайка“, „Анна Каренина“, „Дама с собачкой“, „Озорные частушки“, симфония „Мертвые души“, опера „Очарованный странник“. Куда уж более русское?!»
С Щедриным они прожили душа в душу. Сначала была неудержимая страсть. В первый год их брака Майя Михайловна отправилась с Большим театром на гастроли в Прагу. Еле выдержала, примчалась оттуда к мужу в Карелию, в Сортавалу. «Мы жили в маленьком домике, без удобств вообще. Вокруг домика лоси бродили. Счастливый был месяц…» — вспоминала она. Позже пришло взаимное восхищение, общие интересы и увлечения. Они захотели и после смерти остаться вместе — завещали смешать их прах и развеять над Россией.
«Когда спрашивают, как, что, почему — это полная ерунда, — отвечала Плисецкая, когда ее просили раскрыть секрет семейного счастья. — Если бы люди жили по рекомендациям, может быть, жизнь была бы другая. Это уметь нельзя. Это или есть, или нет. Как талант».
*Майя Плисецкая была примой Большого театра без малого 50 лет
4 января 1990 года Майя Плисецкая танцевала свой последний спектакль в Большом театре — «Даму с собачкой». Она ушла из театра, в котором была примой без малого полвека. Щедрин подписал контракт с известным немецким издательством «Шотт», которое решило издать все произведения советского композитора — написанные и те, что он еще не сочинил. Кроме того, издательство содействовало постановкам балетов и исполнению симфонических работ Родиона Константиновича в лучших театрах Германии.
Щедрин и Плисецкая обосновались в Мюнхене. Столица Баварии устраивала их во всех отношениях — город с богатейшими культурными традициями, чудесная природа, качественная медицина. А еще — мюнхенская «Бавария»! Родион и Майя болели за этот футбольный клуб, знали всех игроков. Плисецкой больше всего нравился Мирослав Клозе. На футбол ходили как на работу, старались не пропускать ни единого матча.
Свой дом супруги так и не купили — не хотели. Майя была против. «Мы снимаем квартиру, — говорила она. — Это, как в старину говорили, меблированные комнаты. Нас это устраивает. Есть женщина, которая в нашем доме моет лестницу, заодно один раз в неделю убирает у нас. Продукты покупаем сами. Я не нахожу радости в том, чтобы шиковать. Я нахожу в этом заботы. Если иметь дом, его же надо убирать, содержать. Караул! А так, как в гостинице, мне удобно. Я знала известных людей, которые всю жизнь так жили. Например, Набоков. В жизни я намного проще и обычнее, чем люди думают. Не считаю, что я золото. Совсем нет. Какая есть… Хотите любите, хотите нет. Я не настаиваю ни на чем».
Плисецкая умела готовить, но делала это редко. Предпочитала небольшие кафе и ресторанчики. В Мюнхене ее знали в двух десятках таких заведений, не меньше. И ей очень нравилось, когда хозяева приветствовали ее: «Здравствуйте, фрау Щедрин!» Она любила пиво. Под него заказывала обычно что-то простое, но вкусное. Родион Константинович предпочитал граппу. «Я ела всегда много. И вес мой был чуть-чуть больше, чем нужно. Бывали периоды, когда я худела, но неумышленно — просто из-за репетиций не успевала поесть», — признавалась Майя Михайловна.
Все знакомые Плисецкой из бывшего СССР знали, чем ее можно по-настоящему порадовать в Мюнхене — селедочкой и бородинским хлебом. «Хлеб с маслом — лучшее, что придумали люди», — любила говаривать она.
В своей книге мемуаров «Я, Майя Плисецкая» Майя Михайловна писала: «Что тебе еще интересно узнать обо мне, читатель? Что я левша и все делаю левой рукой? Что я всю жизнь страдала бессонницей? Что я всегда была конфликтна? Лезла на рожон попусту? Что во мне сочеталось два полюса — я могла быть расточительной и жадной, смелой и трусихой, королевой и скромницей? Что я предпочитала питательные кремы для лица и любила, густо ими намазавшись, раскладывать на кухне пасьянсы? Что была ярой футбольной болельщицей? Что любила селедку, нежно величая ее „селедой“? Что никогда не курила и не жаловала курящих, что от бокала вина у меня разболевалась голова? За прожитую жизнь я вынесла простую философию. Простую, как кружка воды, как глоток воздуха. Люди не делятся на классы, расы, государственные системы. Люди делятся на плохих и хороших. На очень хороших и очень плохих. И только так».
Подготовила Наталия ТЕРЕХ, «ФАКТЫ»