Политика

Максим Фрейдзон: "Симбиоз бандитов и госбезопасности был всегда. Потому что они прекрасно дополняют друг друга, и Путин тому пример"

23:45 — 18 июня 2015 eye 796

Бывший российский предприниматель в середине 90-х был свидетелем карьеры нынешнего президента России в Санкт-Петербурге и поделился подробностями с «Радио Свобода»

«ФАКТЫ» предлагают читателям познакомиться с информацией, которая вызвала недовольство Кремля. И публикуют продолжение интервью гражданина Израиля и России Максима Фрейдзона. Бывший российский бизнесмен, который судится в Нью-Йорке с компаниями «Газпром» и «Лукойл», рассказал журналисту о деятельности Путина и его связях с бандитами во время работы Владимира Владимировича в мэрии Петербурга. Текст беседы был удален с сайта радиостанции по просьбе Фрейдзона, опасавшегося за свою жизнь и здоровье, но остался доступен на web.archive.org.

Часть 2

«Скигину я сказал: «Как меня могут грохнуть, так и тебя могут грохнуть — дело такое»

— Расскажите, как вас выдавливали из бизнеса, в результате чего вы и обратились в суд?

— В 1996 году, когда «Совэкс» заработал и все стало более или менее крутиться, я увлекся хайтеком. У нас был израильско-российский проект интернет-телефонии. Делали мы его совместно с Демьяном Кудрявцевым, он одно время был генеральным директором в «Коммерсанте». Была идея, перекочевавшая из Израиля в Петербург, — открыть провайдер Convey, интернет-сервис. Со Скигиным мы это тоже обсуждали, и он значится у нас в патенте, который мы сделали в Санкт-Петербурге. Диме было все-таки очень интересно иметь бизнес не в России, не связанный со всеми этими ужасами и кошмарами, а если вы помните, 1995—1996 годы — это бум хайтека в США, когда появились стартапы, венчурная биржа началась. Я двинулся в эту сторону, в этом же проекте партнером у меня был и американец Грэхем Смит. Оба они говорили: «Макс, с нефтью мы уже разберемся, а с оружием у тебя сейчас вроде бы заморозилось (там действительно были приостановлены действия). Вот новое дело, не связанное с Россией и со всей этой лабудой, потому что неизвестно, чем все это кончится вообще, кого убьют, а кого посадят». И начался этот проект интернет-провайдинга. «Совэксом» я не занимался — Дима сказал, что доля мне по-прежнему принадлежит, Грэхем сказал то же самое: «Вы с Димой раскрутили, вложили деньги, а мы теперь справимся».

И где-то в 1997—1998-м Дима пришел и сказал: «Сережа Васильев крепко наехал, сказал отдать документы Траберу». Я ответил: «Дима, я подписывать ничего не буду». Потому что все-таки работа с правоохранительными органами очень сильно дистанцировала меня от всего бандитского мира, я оказался на другой стороне поляны. Руоповцы у меня в свое время брали какие-то образцы оружия, «Антитеррор"-ФСБ тоже хотели поиграться, и у меня были с ними контакты. Плюс к этому я все-таки израильтянин, рассчитывал на некую безопасность, всем было более или менее понятно, почему и чем я занят. Я ответил, что против того, чтобы что-то отдавать Сереже Васильеву и Траберу. А Скигину сказал: «Как меня могут грохнуть, так и тебя могут грохнуть — дело такое». И, по существу, когда они забрали документы, они получили контроль над доходом от экспорта нефтепродуктов.

— Вы не хотели отдавать документы, но их насильно забрали?

— Да, просто пришел Трабер и забрал у Игоря Зимина, директора тогдашнего «Совэкса». Зимин, естественно, сказал: «Есть» — и отдал документы и печать. Я все выяснил в 2012 году, когда все-таки получил доступ к документам. Акционеров очень долго не меняли, потому что на тот момент было важно контролировать поток денег, а акции не много значили. Вопрос моей доли мы с Димой поднимали многократно, он говорил: «Ну вот, сейчас ситуация чуть-чуть изменится, кто-то из них уйдет в Москву, и благополучно наша прибыль будет поступать обратно к нам».

— И кто же собрался в Москву?

— Ну были планы московские — как раз 1998 год. Владимир Владимирович тогда на недвижимости сидел (то есть управлял внешней российской собственностью), Миллер сидел на трубе. То есть сначала не на трубе… Но это отдельная часть Марлезонского балета, давайте вернемся к ней позже… Так вот, Дима говорил: «Не волнуйся, все вернем, акционерных изменений нет, а контроль… еще чуть-чуть — и мы восстановим».

Я занимался своими проектами и Диме, как партнеру в этих проектах, доверял. Потом Дима умер от рака, в 2003 году. До этого у нас был еще один хайтек-проект, связанный с метрополитеном. У меня была идея ввести собственный проездной билет в метрополитене — магнитную карту, который в дальнейшем развивать до городской карты, связанной не только с метрополитеном, но и с проездом на обычном транспорте. А вход с этой картой мы планировали сделать как лотерею по карточкам метро. Назывался проект «Метро-Плюс» — когда вы покупаете разовую карточку чуть дороже, вставляете в турникет, если она вам возвращается, значит, вы выиграли, если она падает, значит, вы не выиграли. Если вам карточка вернулась, вы тут же в любой кассе метрополитена получаете выигрыш. Организация «Метро-Плюс» была создана между компанией «Сигма», которая является учредителем «Совэкса», и КУГИ (комитет по управлению городским имуществом) города, которому принадлежит метрополитен…

…Этим проектом я занимался до 2001 года, и эта лотерея благополучно заработала. По лотерее мы сотрудничали с тогда еще юристом Дмитрием Козаком, который ныне вице-премьер. Он работал в мэрии, а когда Собчака подвинули, у них была одно время фирма «Нева-Юст», где начальником был Козак, приятнейший господин, по-моему, наиболее разумный из всей этой банды, поэтому его и отставили — ну, то есть на Кавказ сослали.

А потом у Димы начались неприятности в Монако, связанные с «Сотрамой» и «Горизонтом». Его выслали из Монако в 2000—2001 году.

Он приболел, а мне уже все это очень сильно не нравилось, по большому счету. Дима предлагал двигаться в Москву, потому что в тот момент Владимир Владимирович стал большим человеком, Саша Дюков — ближайший помощник Димы Скигина еще со времен деревянного «Совэкса» — стал президентом «Сибура», а Леша Миллер пошел на «Газпром». Ну те же лица, те же люди. Дима уговаривал перестать заниматься игрушками, надеть костюм и ехать в Москву. Мне это не понравилось, потому что там уже сильно пахло кагэбэшными портянками. Там они уже все строились по росту, кто кому сапоги чистит, и никакой свободы жизни и самовыражения там бы не было. То есть надо было начинать плотно работать на КГБ, а такие возможности были у нас еще в советские времена.

— Что вы имеете в виду?

— Тогда мы занимались подпольной еврейской деятельностью, и тоже предлагали хорошие условия сотрудничества.

— Как именно предлагали работать?

— Начиналось строительство «вертикали», и вся система взаимоотношений была такая…

— В соответствии с чином?

— Ну да, субординация, все без дураков.

— Резюмируя высказывания одного японского гангстера, работавшего в Питере в 90-е: сначала бизнес крышевали бандиты, это было еще ничего, а потом пришли люди из спецслужб, и житья совсем не стало. Так и было?

— Насколько я помню, симбиоз бандитов и ГБ был всегда. Потому что они прекрасно дополняют друг друга, и Владимир Владимирович тому пример. Потому что бандиты были более отчаянными, это некоторая боевая пехота. А гэбэшники — не в силу того, что умные, а в силу того, что их долго учили — лучше умеют работать с информацией. Это очень естественный симбиоз: моральных ограничений ни у тех, ни у других не было никаких. И КГБ — это банда. Они, естественно, потом легализовались.

— Петербургские газеты со ссылкой на итальянский парламент писали о встрече представителей КГБ, тамбовской и итальянской мафии в Варшаве и Праге в 1992-м. Вы о таком слышали?

— Нет, я такого не слышал. Но вполне понимаю органичную связь людей одного стиля деятельности — они прекрасно помогали друг другу. У тех же кагэбэшников бандиты всегда покупали информацию. И покупали, и были совместные проекты, насколько я знаю.

— Но они же должны следить за госбезопасностью.

— Ну да, ловить шпионов. Только никакого шпионажа нет, все местные. Бандиты, грабеж — какой шпионаж? Все чисто.

«Я зашел в отдельный кабинет в ресторане, получил удар по голове, дырку в ней сделали…»

— Возвращаясь к моей истории, — продолжает Максим Фрейдзон. — Стали мы расставаться со Скигиным по разным причинам. К концу 1990-х годов в прессе всплыла история с Bank of New York. Дима в 1992 году как раз здесь познакомился с Наташей Гурфинкель, которая (я просто при этом присутствовал) жила здесь в Ньюпорте, Нью-Джерси. Когда Дима приезжал в Нью-Йорк, они познакомились. Они здесь занимались, как я потом понял, переброской денег. Ну это известное дело Bank of New York. Дима этим занимался и Саша Дюков — постоянный Димин помощник до последних дней. Был такой Волков, компания Torfinex, деньги здесь переводились на счета Benex и Bex. Не только Дима переводил так деньги, но это был способ перевести и отмыть их через Америку.

А Грэхем Смит обеспечивал, как я позже понял, распределение этих денег через лихтенштейнские компании. То есть деньги шли через Bank of New York, а потом направлялись туда. Просто я помню, что Дима помогал Наташе Гурфинкель открывать компании в Лихтенштейне через Смита.

Александра Дюкова (это один из людей, против которого я подаю иск) стоит упомянуть отдельно, потому что он был Диминым помощником с конца 1990-х годов. Он работал еще в 1991 году в деревянном «Совэксе». Потом работал в аэропортовском «Совэксе», а потом Дмитрий Скигин его посадил на Петербургский нефтеналивной терминал (ПНТ), куда позже, после того как Собчак проиграл выборы, ушел и Миллер. Сначала к Саше на терминал (потому что одна компания, одна команда). А потом, когда захватили порт, была такая организация «ОБИП», — было очень много крови (видимо, имеется в виду убийство в 1997 году вице-губернатора Петербурга Михаила Маневича, который пытался удержать порт под контролем городских властей. — Ред.). Саша Дюков стал исполнительным директором «ОБИП», а Леша Миллер — начальником по инвестициям. То есть оба вместе перекочевали. Потом Саша вернулся на терминал, а позже ушел начальником «Сибура», когда Владимир Владимирович к власти пришел. А Леша, когда в «ОБИП» начались продажи-перепродажи, ушел сначала в компанию, которая строила для Тимченко трубу в порт в Приморске, а потом уже сразу скакнул на «Газпром», вперед и вверх. То есть компании тесно связаны и люди — «те же и они же».

…Возвращаясь к моей истории. Мы стали немного дистанцироваться со Скигиным. Я сильно ругался. Мне, как человеку, имеющему не только российское гражданство, скандалы с отмыванием денег у моих партнеров, тем более в США, были не нужны. Тем более что я занимался хайтеком. Мы на эту тему несколько раз разговаривали. Дима уговаривал переезжать в Москву. Я съездил, посмотрел, как это выглядело, — это не жизнь.

— А в Москве кто-то ждал?

— Ну да, было несколько встреч. Но это, по существу, означало, что под бандитами ходить, что под кагэбэшниками, при всех их широких улыбках, главное — погоны, «здравия желаю». Я сказал, что это не ко мне, я не могу. С детства ненавижу КГБ, еще с подпольных еврейских времен.

— А что вы конкретно делали? Тору распространяли?

— Я мятежный еврей с 1980 года. Преподавал подпольно, потом обрезал, тоже подпольно. Много. Учился, преподавал иврит, преподавал Тору. Тогда это очень сильно разгонялось, особенно при Андропове. 1984 год — это было очень жестко. «Сионизм», борьба с ним. Обыски бывали, на всяких сборищах арестовывали. Много было красивого и приятного. Мой товарищ Хаим Бурштейн был представителем еврейской консульской группы за права человека в Петербурге, в 1984-м сидел в тюрьме КГБ. Ему попытались пришить 70-ю статью — антисоветская агитация и пропаганда. Нас всех на эту тему дергали.

— И это были те же люди? Известным следователем по политическим делам в Петербурге был Черкесов, например.

— Да, Черкесов уже был тогда. Но нами занимался майор Маслянников, редкая сволочь, еврейский агент. Поэтому отвращение к этим людям у меня было глубокое и с детства. Работать с ними я бы просто не смог.

— И как же стало понятно в Москве, что всем управляют люди из КГБ/ФСБ? Они прямо на встречи приходили?

— Нет, но в целом вопросы решались примерно так. Я думаю, что Владимира Владимировича двигало ленинградское управление КГБ, потому что московское все-таки сильно подразвалили при Ельцине, а ленинградское нет. Я контактировал с эфэсбэшниками в начале 90-х, с антитеррористами, когда занимался оружием. Там были вполне здоровые ребята, которые не занимались политическим сыском, были другие задачи. Какие-то контакты остались, и, благодаря этим контактам, мне было понятно, что, скорее всего, Владимира Владимировича двигает ленинградское управление. А в Москве была уже понятна вся стилистика — сознательно шли к власти.

Ну так вот, в Москву я не поехал, хотя предлагали. Дима болел, со мной больше общался Грэхем Смит. Смит в открытую угрожал, что если я буду пытаться выдергивать свои доли из бизнеса и поднимать скандал, то меня просто грохнут. В 2002 году меня ушли из организации «Метро-Плюс» с лотереей.

— А как ушли?

— Методом визита «охраны офисных помещений». И что дальше делать? «Ждите годового собрания акционеров». То же самое, что и с «Совэксом». Если вы акционер компании, то по закону можете требовать отчет у генерального директора, а он вас может посылать под тем или иным предлогом. Жаловаться особо некуда. Можно попытаться пойти в суд. А собрание акционеров, о котором теоретически должны сообщить, — раз в год. Теоретически на нем распределяются дивиденды, но в тогдашних компаниях не было распределения дивидендов — люди просто делили деньги. Уставной капитал компании — 10 тысяч рублей, а «серая» прибыль у компании — ого-го. Ее невыгодно было ставить на баланс, потому что налоги большие.

Я судился с компанией «Метро-Плюс» и закрыл эту лотерею. Это было в 2002 году, суд по моему патенту. А с «Совэксом» ситуация была зависшей. Потому что я у народа спрашивал, что в документах, и пробивал несколько раз, и, как мне говорили, моя доля в «Сигме» была на месте, и доля Сигмы в «Совэксе» была на месте. Надо было просто физически прорываться на собрание акционеров и подавать в суд. Дима говорил: «Не волнуйся, вопрос так или иначе решим». А потом Дима умер, а я собрался в суд. Но тут случилась неприятность: мне позвонили, сказали, что было общее собрание акционеров и за меня подписывали документы, что, скорее всего, было правдой. По общей практике, такого много и до сих пор, когда какая-то часть акций компании завешивается на бомжа или на кого-то, кто точно не придет, за которого подписывают, и все нормально. Потому что если начинать акции делить, то сразу возникает много вопросов у других совладельцев. А так — отложили, и лежит, подписи за него ставят. Это обычная практика, на самом деле, такой «нераспределенный пакет».

Мне предложили купить документы, с которыми уже точно можно идти в милицию и в суд. Я пришел на встречу, подождал в кафе «Виктория» напротив моего дома. Это кафе со стойкой, а дальше ресторанчик и отдельные кабинеты в ресторане. Я ждал парня, который мне звонил. Подошел другой паренек, сказал, что этот не придет, если нужны документы, пойдем, мол, посмотришь. Я зашел в отдельный кабинет в ресторане, получил удар по голове, дырку в ней сделали, ударив сзади.

— Когда это было?

— Декабрь 2003 года, после смерти Димы Скигина. Пробили голову, сильно пинали ногами, порвали поджелудочную железу, порвали кишечник. Неприятно очень было. По дороге несколько раз сказали: «Сигма», «Совэкс» — ты забудь, добрый человек" — в процессе, так сказать, избиения. Ну я оказался в больнице, разрезали, сделали лапаротомию, могу показать шрам от сих до сих. Четыре часа оперировали и все-таки спасли, хотя было неясно на эту тему. Когда я выздоровел, свалил в Израиль. Я пытался все-таки выяснить, что с компанией, потому что глупая ситуация получается: с одной стороны, вроде бы у тебя есть акции, а с другой стороны — они бесполезны.

И я писал письма в прокуратуру, приезжал и шел в полицию, мне говорили: ты сумасшедший — такие заявления и куда пришел писать.

— В какую именно прокуратуру?

— Ходил я к прокурору Фрунзенского района Санкт-Петербурга. Хороший мужик, говорит, давай я попробую позвонить и скажу, что и как, — все-таки закон. Я к нему пришел после этого, а он говорит: «Извини, меня просто послали». Сказали, мол, не твоего уровня дело, куда ты лезешь, отвали. И так я мыкался до 2012 года. Ну кровь пролита, хотелось справедливости.

— Как в итоге удалось подать в суд в Нью-Йорке? Почему такая юрисдикция?

— Юрисдикция в Нью-Йорке связана с тем, что компания «Совэкс» занималась отмыванием денег через Нью-Йорк. То есть мои деньги, которые зарабатывал «Совэкс», отмывались в Нью-Йорке, а потом в Лихтенштейне.

Как я выяснил в 2012 году с помощью собственных расследований, в 2007-м «Совэкс» купили «Лукойл» и «Газпром», а конкретно — «Газпром нефть» под руководством Александра Дюкова. Лишние там не ходят. Купили его, насколько я понимаю, у братвы.

— У какой братвы?

— У Сережи Васильева. Тогда несколько было покупок, тогда же купили и нефтяной терминал — часть Саша Дюков выкупил и переоформил. Тогда было покушение на Сергея Васильева. Где-то в 2007 году, насколько я понимаю, Дюков выкупил достаточно большие доли предприятий, в которых работал и которыми частично руководил. В 2007-м «Лукойл» через свою стопроцентную дочку выкупил «Совэкс», а параллельно был заключен договор между «Газпром нефтью» и «Лукойлом» о том, что эта компания будет разделена пополам, 50 на 50. Я об этом знаю, потому что в дальнейшем был суд, когда «Лукойл» купил эту компанию, Антимонопольный комитет подал в суд, что это монополизация. Я думаю, Антимонопольный комитет обратился в суд с подачи Тимченко на самом деле, потому что «Лукойл» стал завозить нефтепродукты не с Киришей, но утверждать не могу. И в результате ответчик предъявил договор, по которому «Совэкс» поделили напополам между «Газпром нефтью» (а точнее, между ее дочерней организацией «Газпромнефть-Аэро») и «Лукойлом-Аэро», который тогда только создавался.

Я не знаю, как вообще переоформлялся «Совэкс», возможно, это было сделано через разделение компании, которое тоже требует подписи акционеров, то есть в любом случае незаконно, но по документам, которые я получил в 2012 году, до покупки «Газпромом» и «Лукойлом» «Совэкс» принадлежал двум людям — Уланову и Корытову. Виктор Корытов — это достаточно известный добрый друг Владимира Владимировича. А Уланов — это траберовский человек. Но они там все из одной бочки, это одно и то же на самом деле. Но, возвращаясь к нелегальным процентам и к вопросу о том, что бывают договоренности на уровне рукопожатий, забавно, что им принадлежали на двоих в тот момент четыре процента компании. Остальное — это были пустые, нераспределенные акции.

Продолжение следует…