В Орловской области России за стихотворение в поддержку украинского Крыма осудили учителя и поэта Александра Бывшева. Его признали террористом-экстремистом, приговорили к «исправительным работам» и запретили преподавать. «ФАКТАМ» удалось связаться с поэтом
«У меня осталась только ручка. Работать нельзя. Счета заблокированы. Конечно, трудно это все», — прокомментировал приговор Александр Бывшев, осужденный за стихотворение в поддержку Украины. Об абсурдном с точки зрения здравого смысла инциденте «ФАКТЫ» писали в апреле 2015 года. Тогда в поселке Кромы Орловской области начался суд: за публикацию в социальных сетях стихотворения «Украинским патриотам» его автора, учителя местной школы, привлекли к уголовной ответственности по статье 282 УК Российской Федерации «Разжигание вражды и унижение достоинства группы лиц по национальному признаку».
Беспрецедентный судебный процесс стал тестом для провинциальных Кром. Но не только массовых протестов против несправедливого суда над земляком, а даже мало-мальского сочувствия и поддержки людей, которых знал много лет, поэт не дождался. Кромчане шарахались от учителя, как от прокаженного, со словами: «И когда его уже посадят?»
Учитель немецкого языка Александр Бывшев, проработавший в школе поселка Кромы (семь тысяч жителей) около 20 лет, был местной знаменитостью. Талантливый педагог писал о природе и птичках, воспевал подвиги советских людей во Второй мировой. Его стихи детишки декламировали на школьных праздниках. Его книги бережно хранили в местной библиотеке. Александра даже избирали депутатом районного совета. И вдруг — скандал!
1 марта 2014 года учитель выложил на своей странице в соцсетях стихотворение «Украинским патриотам», резко осудив оккупацию Крыма.
— В частности, там были такие строки, — сказал Александр, с которым «ФАКТЫ» связались по скайпу:
На подступы все москальской банды
Ответьте по-бандеровски, друзья:
«Пусть захлебнутся кровью оккупанты!»
Иначе «с теми гадами» нельзя.
Скажите, это уголовщина?
— Это гражданская позиция поэта.
— Да, меня возмутили действия Кремля, я был всецело на стороне украинского народа: так нагло границы в Европе не перекраивались со времен Гитлера. Через три недели в местной газете «Заря» появилась статья за подписью неких А. Глотина и С. Котова «Таким „патриотам“ места в России нет!». «В то неспокойное время, когда внешние враги оскалили зубы и затаились в смертоносном прыжке, находятся люди, которые подрывают Россию изнутри», — писали авторы.
После выхода статьи мне вручили постановление о возбуждении уголовного дела «за разжигание вражды и унижение достоинства группы лиц по национальному признаку, а также за побуждение лиц украинской национальности к противоправным действиям в отношении россиян». Сначала хотели «пришить» «экстремистское сообщество», то есть создание «организации», но ввиду совершеннейшей абсурдности такого обвинения, «органы» отказались от этого плана.
— Глотин и Котов, конечно, выдуманные фамилии?
— В том-то и дело, что реальные. Это было самым страшным для меня открытием: люди не постеснялись опубликовать донос в газете под настоящими фамилиями. Это хуже, чем в сталинские времена, когда большинство доносов отправляли тайно и стукачи не афишировали свою подлость. Я с этими людьми не знаком. Позже узнал, что один из них работает в райгосадминистрации, второй — частный предприниматель. В общем, «запахло 1937 годом». Мною заинтересовался Центр противодействия экстремизму УМВД по Орловской области. Обыскали дом, не постеснявшись поднять с кроватей полуслепую 80-летнюю мать, недавно перенесшую инсульт, и 84-летнего отца, оглохшего после инфаркта.
Даже в царской России Лермонтова не судили за «Прощай, немытая Россия», а Пушкина — за «К чему стадам дары свободы?». Абсурдность происходящего была налицо.
— По идее, коллеги, просвещенные люди, должны были встать на вашу защиту.
— Директор Кромской средней школы Людмила Агошкова получила информацию «по своим каналам». Якобы стихотворение ей прислали «крымские патриоты» с вопросом: «Может ли такой человек работать в школе?». Она тут же… отнесла текст в районо. Отдел образования обратился в прокуратуру, которая потребовала от администрации школы провести педсовет и осудить меня, что и было исполнено. После педсовета многие коллеги заявили: «Мы с тобой теперь здороваться не будем». Позже на допросах некоторые говорили, что не общаются со мной много лет.
— Экспертизу стихотворения проводили?
— Неоднократно. Местная экспертиза пришла к выводу, что «в стихотворении есть прямые и косвенные призывы к украинским патриотам совершать следующие физические и иные действия по отношению к врагу — россиянам: встретить врагов так, как это делали их предки; держать в готовности оружие; верить, что их (украинцев) дело является священным».
Мы же предоставили лингвистическую экспертизу, которую провели в Москве. Специалисты Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам «ГЛЭДИС» крамолы в стихотворении не нашли. Отметили лишь, что «исследуемый текст можно рассматривать как выступление его автора в рамках дискуссии — свободного публичного обсуждения описанных выше вопросов, имеющих общественное значение».
Такая трактовка следствие не устроила. И стихи послали в экспертно-криминалистический центр управления МВД по Орловской области, где в тексте нашли все, что требовалось прокуратуре: и «негативные высказывания по отношению к группе лиц по социальному и национальному признаку», и «разжигание межнациональной розни», и «призывы к противоправным действиям».
19 июня 2014 года в моей квартире провели очередной обыск. А 4 июля вручили постановление о возбуждении еще одного уголовного дела: нашли криминал в стихотворении «Украинские повстанцы» из моей будущей книги «Кровавая память», посвященной событиям Второй мировой войны. «Повстанцев» я написал от лица воина УПА, попытавшись передать его мысли, чаяния, показать образ жизни…
— Вскоре, очевидно, осознав нелепость преследования за стихотворение о событиях семидесятилетней давности, второе уголовное производство закрыли, — продолжает Александр. — Тем не менее, я уже стал персоной нон грата.
Собратья-писатели, прикормленные местной властью, безмолвствовали. Что уже говорить о простых жителях Кром! Со мной боялись здороваться даже мои ученики. Знакомых, которые еще осмеливались со мной общаться, начальство вызывало на ковер и требовало прекратить контакты с «врагом Родины». Директор школы то вручала мне приказ о временном отстранении от работы, то говорила: «Забудьте, что я писала, я аннулировала приказ». И так несколько раз. Потом призналась: «Я больше вас не могу защитить. На меня давят».
Очевидно, она пыталась замять дело, но ей не позволили. Наконец 15 августа 2014 года я получил приказ об отстранении от должности учителя «за выявленные прокуратурой факты грубых негативных высказываний относительно политических решений, принимаемых высшим руководством Российской Федерации».
— Семья вас поддержала?
— Я не женат. Живу со стариками-родителями. Несмотря на преклонный возраст, они, к счастью, не зомбированы. Мама родом из Украины. С ней, медсестрой сельской поликлиники в Черниговской области, папа познакомился больше сорока лет назад во время командировки. Он забрал маму в Кромы. Я родился и вырос здесь, но в детстве каждый год ездил на Черниговщину к родственникам мамы, научился понимать замечательный черниговский суржик… Папа в последние годы работал секретарем райкома, директором сельской школы, преподавал географию и историю. Конечно, для него и мамы то, что случилось с нашими странами, стало ударом…
— В Украине вы стали популярны после того, как в Кромах побывал известный российский правозащитник Александр Подрабинек и рассказал об этом на радио «Свобода».
— После его выступления в российском ПЕН-центре решили, что у моего дела политическая подоплека. Заявление об опасном прецеденте возобновления практики уголовного преследования за литературный текст подписали Людмила Улицкая, Игорь Иртеньев, Владимир Войнович, Александр Гельман, Андрей Макаревич — всего 28 деятелей культуры и искусства. Но такая огласка еще больше испугала кромчан. Мой коллега Александр Агошков на нескольких педсоветах не уставал повторять, что «Путин — величайший деятель за всю тысячелетнюю историю России, выше Сталина и Ленина, и его причислят к лику святых»…
На суде коллеги тоже лезли из кожи вон, чтобы доказать лояльность к власти. Они дружно возвеличивали Путина: «Путин — особенно после возвращения Крыма — это кто-то, заставивший русских поверить в себя» и всячески поносили меня, осуждая за сочувствие Украине, «корыстолюбие и жажду славы» (по их мнению, именно поэтому я написал стихотворение): «Бывшев поддерживает право украинцев на независимость и европейский выбор. Я считаю, это недопустимо». «Что он защищает Украину? Нет такой страны!». «Его много печатают за границей: в Украине, в Америке. Это нехорошо — печататься во враждебных нам государствах». «Помните писателей Кузнецова и Некрасова? Они уехали за границу, там спились и погибли. Это и Бывшеву грозит. Он же бендеровцами увлекся»…
— А о стихотворении, за которое, собственно, вас хотели посадить, свидетели хоть что-нибудь говорили?
— В нем они ориентировались плохо. Когда судья просила процитировать хотя бы строчку из произведения, коллеги не могли вспомнить ни слова. Только один свидетель, начальник службы безопасности Кромского почтамта, заявил, что относится к Бывшеву положительно, но стихов его не читал.
Многие коллеги пугались вопросов судьи и прокурора, не знали, что отвечать: правду или «то, что нужно». Люди переволновались, пытаясь по поведению прокурора и судьи уловить «струю». У многих дрожал голос, им становилось плохо.
На суд приезжали журналисты ведущих СМИ России, украинская пресса тоже стала освещать процесс. В публикациях коллеги выглядели столь комично и жалко, что даже оскорбились: «Суд над Бывшевым превратился в суд над учителями! Почему нас выставляют такими дураками?..» Некоторые даже предлагали запретить мне давать интервью, не понимая, что прессе хватает тех «перлов», которые они «роняют» на судебных заседаниях.
Апрельскую публикацию в «ФАКТАХ» мои коллеги, ознакомившись с ней в Интернете, перенесли тоже очень болезненно. Как так? Бывшев посмел вынести сор «из родной российской избы». При этом их не смущало, что на суде они не стеснялись в выражениях, называя меня извращенцем и душевнобольным, которого нельзя подпускать к детям на пушечный выстрел. Ну и, конечно, коллег и жителей поселка раздражало внимание прессы к моей персоне: «Что, других достойных людей нет?»
— Как вы выживали? Ведь вас отстранили от работы в школе.
— В 42 года остаться без работы, это, конечно, не сахар. Подработку в родных Кромах даже не искал. Кто будет помогать «душевнобольному извращенцу»? Спасала пенсия родителей и еще «чернобыльские», поскольку поселок включен в зону радиоактивного загрязнения вследствие Чернобыльской катастрофы. Правда, это копейки, около 300 рублей в месяц. Обычно я снимал их раз в полгода. Но когда пошел в банк, мне отказались выдать даже эти деньги, объяснив, что моя фамилия внесена в список террористов! Другие счета тоже заблокировали. На сайте Федеральной службы финмониторинга я узнал, что в список террористов-экстремистов меня внесли под номером 841… еще до решения суда.
Думаю, это был дополнительный способ давления, в надежде, что, оставшись без средств, я сдамся. Один юрист мне объяснил: «Причина ваших несчастий в том, что вы поддержали Украину. Вот если бы вы, к примеру, написали „Убивай укропов! Бомби Киев!“ — на вас не только не завели бы никаких уголовных дел за экстремизм и разжигание вражды, но вы стали бы в Кромах, пожалуй, главным патриотом России». Самое печальное, что он был прав.
— На суде заслушивали экспертов?
— Доктор филологических наук Галина Трофимова из Московской гильдии лингвистов-экспертов «ГЛЭДИС» подтвердила на суде, что экстремизма в стихотворении «Украинским патриотам» нет. Тем не менее обвинитель потребовал для меня полгода исправительных работ, конфискации компьютерной техники и запрета работать в школе. Адвокат же заявил, что дело против меня носит чисто политический характер и продолжает позорные традиции сталинского правосудия.
После вынесения приговора, который практически лишил меня средств к существованию, известный диссидент и правозащитник Александр Подрабинек начал сбор средств для моей семьи. Но переводы на «Вестерн Юнион» заморозили: деньги, собранные для меня эмигрантами, 360 долларов, банк не отдал. Все мои пластиковые карточки заблокированы.
— На мой взгляд, запрет на профессию, исправительные работы и лишение ноутбука — довольно мягкий приговор. Учитывая нынешнюю обстановку в России, могло быть и хуже.
— Да, по этой статье максимальное наказание — 4 года колонии. Думаю, это результат огромного общественного резонанса. Многие мировые СМИ разместили информацию о процессе на первых полосах. Но мне, конечно, хотелось оправдательного приговора. Поэтому продолжаю бороться. Адвокат уже подал апелляцию на приговор Кромского суда, надзорную жалобу в Верховный суд России, готовим документы для Европейского суда по правам человека.
— Бывшая минчанка Лариса Йорст, живущая в Калифорнии, объявила в соцсетях сбор средств на покупку вам ноутбука взамен конфискованного. А с какого компьютера мы с вами сейчас разговариваем по скайпу?
— Я пользуюсь допотопным компом, который буквально вчера один добрый человек дал мне напрокат. По крайней мере, могу набирать текст и общаться с друзьями по скайпу.
— Известно ли, на каких работах вас собираются «исправлять»? Санитаром в больнице или улицы подметать?
— Пока еще ничего не знаю. Приговор, вынесенный 14 июля, еще не вступил в законную силу, но стал для кромчан своего рода сигналом травить и гнобить меня еще больше.
— В личной жизни произошли какие-то изменения? На вашей странице в «Фейсбуке» многие женщины восхищаются вашим творчеством, мужеством и стойкостью.
— На личном фронте все еще без изменений. По-моему, время декабристок в России безвозвратно ушло. Никто ради меня здесь не будет портить свою жизнь.
— А эмиграция?
— В настоящий момент я не могу уехать из Кром из-за состояния здоровья родителей и полной финансовой несостоятельности. В поселке никто мне никакой работы не предложит. Вы представляете, какой шикарный шанс получили мои гонители и злопыхатели, чтобы топтать и унижать меня! Но ничего, будем стоять до последнего.
Устал, конечно, страшно. Родители переживают, но держатся. Общее настроение боевое. Я продолжаю украинский цикл и почти закончил «Записки русофоба», куда войдут и стихи этого цикла. Книга будет издана за рубежом. Судебным приговором власть хотела меня обезоружить, заставить молчать, но получила прямо противоположный результат: у меня сейчас творческий взлет — очень хорошо пишется. (Улыбается)
Сегодня ночью написал новое стихотворение.
ДЛЯ ГААГСКОГО ТРИБУНАЛА.
(фашистской России)
Над тобой истории проклятие,
Кровь и трупы — вечный твой удел.
Польши боль, Прибалтика, Финляндия —
Длинен список черных твоих дел.
Венгрия, потом Чехословакия.
И в Афгане смертоносный шквал…
На твоем челе читаю знаки я:
Дьявол в лоб тебя поцеловал.
По соседям бьют твои орудия —
Ты привыкла к яростной пальбе.
Приднестровье, маленькая Грузия —
И ничто не дрогнуло в тебе.
Ты глядишь на мир с прищуром киллера,
По душе тебе любая мразь.
Верная заветам герра Гитлера,
Ты до Украины добралась…
Преступлений за тобою множество,
Но с надеждой я смотрю вперед —
Там тебя за все твои «художества»
Ничего хорошего не ждет.
Фото в заголовке 7×7- journal.ru