Житейские истории

Освобождения "киборга" Александра Михайлюка из плена добилась... его мама

6:30 — 13 ноября 2015 eye 10241

Сейчас Александр Михайлюк уже дома, в родной Хмельницкой области. Как только его освободили, мама Александра Оксана Владимировна позаботилась о том, чтобы сын прошел реабилитацию в больнице. Там он пробудет несколько недель.

— Но за тот вечер, который Саша провел в родном селе, думаю, он успел понять, как его здесь все любят и ждут, — говорит Оксана Владимировна (на фото в заголовке). — Вы бы видели, какой прием ему устроили земляки! Люди собрались уже за 50 километров от села. По обе стороны дороги стояли с цветами и воздушными шариками. Особенно Сашу удивили маленькие дети, встречавшие его в знак уважения на коленях.


*Земляки устроили Александру теплый прием (фото с сайта Хмельницкой облгосадминистрации)

— Сейчас меня часто спрашивают: «Как прошла первая встреча с сыном? Ты плакала?» — рассказывает Оксана Владимировна. — Верите, не плакала. За те девять месяцев, которые Саша был в плену, выплакала все слезы. Увидев сына, я крепко его обняла и долго-долго не отпускала. Эти чувства невозможно передать. У меня было двое детей. Несколько лет назад я потеряла дочку, старшую сестру Саши. Она умерла от тяжелой болезни. И тут сына, теперь уже единственного моего ребенка, взяли в плен. Я начала за него бороться.

«Последний раз он вышел на связь 19 января»

То, как Оксана Владимировна сражалась за освобождение своего сына, напоминает историю киборга Анатолия Свирида и его супруги Оксаны. «ФАКТЫ» рассказывали о том, как Оксана Свирид поехала в Донецкую область к боевикам за своим мужем и сама попала в плен. Мама Саши Михайлюка в плен, к счастью, не попадала. Но уже на следующий день после того, как ее сына показали по телевидению «ДНР» среди пленных, отправилась на восток.

— С Анатолием и Оксаной Свирид мы, кстати, хорошо знакомы, — говорит Оксана Владимировна. — Сын воевал вместе с Анатолием в Донецком аэропорту. Они были одними из немногих, кто выжил после взрывов в терминале. Вместе доставали ребят из-под рухнувших бетонных конструкций. Некоторых удалось спасти, но большинство тогда погибли. Двое из погибших киборгов — наши земляки. А для Саши они все стали братьями. Как только Сашу освободили из плена, мы поехали в Винницу — на могилу к побратиму сына Юрию Осаулко. Там встретились с его мамой. Бедная женщина уже похоронила сына, но все равно надеялась, что эксперты ошиблись и привезенные из аэропорта останки не его. Она очень ждала Сашиного приезда, думала, что он обнадежит. Но сын рассказал ей все, как было. Он лично нашел останки Юры на месте аэропорта. Его вместе с другими побратимами боевики привозили туда уже как пленных — искать тела своих товарищей. Саша узнал Юру Осаулко по одежде. Он тогда многих опознал…

— Когда ваш сын ушел на войну?

— Саше пришла повестка 21 августа прошлого года. Сын раньше служил снайпером-разведчиком в десантных войсках. Когда на востоке началась война, готов был идти в военкомат добровольно. Я его отговаривала: «Не думаешь о себе, подумай обо мне, о своих детях». «Кто защитит мой дом, если не я?» — отвечал сын. Поэтому, когда пришла повестка, Саша не раздумывая собрал вещи. Его сыну Дениске тогда не исполнилось шести лет. А дочке и вовсе было полгодика. Сына отправили в Житомир — в 81-ю бригаду. А в октябре — в Донецкий аэропорт. Там уже велись ожесточенные бои.

О том, что происходило в аэропорту, Александр матери не рассказывал. Когда удавалось позвонить, говорил, что у него все в порядке. Страшные подробности Оксана Владимировна узнавала из новостей.

— На Новый год Саша приезжал на ротацию, — продолжает Оксана Владимировна. — Но уже в Святой вечер опять был в аэропорту. Последний раз он вышел на связь 19 января. Позвонил жене и сказал: «Я пока жив. Нас обстреливают со всех сторон. Не знаю, чем это закончится». На этом разговор прервался. С тех пор связи с сыном не было. Страшно вспоминать, что мы пережили в те дни. А 21 января я увидела Сашу по телевизору. Он был среди пленных.


*Родные Александра Михайлюка увидели по телевизору эти видеокадры, снятые боевиками в Донецком аэропорту, и поняли, что он жив и находится в плену

Стоял в военной форме. Был очень измученным, изнеможенным. На втором видео, которое мы нашли в Интернете, у него под глазом был виден огромный синяк. Я поняла, что их пытают. Потом в Сети появлялись и другие видеоролики, но я не могла их смотреть. Это было невыносимо. Например, на одном видео Сашу, уже всего избитого, боевик «Гиви» отпаивает каким-то соком…

«Здесь наступил 37-й год. Арестовывают без суда и следствия»

— Уже в пятницу, 23 января, я ехала в Донецк, — рассказывает Оксана Владимировна. — Спасибо знакомым, которые не побоялись меня туда отвезти. Естественно, сепаратисты остановили нас на блокпосту. Я сказала, что еду за сыном, который попал в плен. «Мама „укропа“?! — спросили боевики. — Ты думаешь, с тобой тут будут разговаривать? Да мы сейчас тебя расстреляем!» «Захарченко обещал, что живых детей отдаст родителям, а мертвых поможет вывезти», — ответила я. «Вам лично обещал?» — насмешливо спросили боевики. «Не лично мне, — говорю. — Он сказал это по телевидению».

В конце концов меня пропустили. По дороге в Донецк мы прошли пять таких блокпостов. Повсюду слышали оскорбления и угрозы. Оказавшись в Донецке, я позвонила волонтеру, номер телефона которого нашла в Интернете. Даже толком не знаю, кто он. Известно лишь, что он живет в Донецке. Волонтер сказал, что мне нужно идти в полицейский участок «ДНР». Как только я подошла к этому зданию, навстречу выскочили вооруженные молодчики в камуфляже. По их речи и манере поведения было понятно, что это вчерашние зэки. Но там, в «ДНР», они были сотрудниками полиции. Как и боевики на блокпостах, они с ненавистью закричали: «Мы вас убьем, расстреляем!» Я сказала, что приехала за сыном. О том, что он воевал в аэропорту, умолчала — подозревала, что тогда разговор со мной будет коротким. «Сына призвали, вот он и пошел воевать, — объясняла им. — Умоляю, выслушайте».

Сначала старалась говорить на русском, потом перешла на родной украинский. Боевики из полицейского участка направили меня в здание СБУ. Я приехала туда, но побывать внутри не успела — волонтер, с которым я созвонилась, сказал: «Уже почти восемь часов вечера. В Донецке комендантский час. Немедленно уезжайте, или вас арестуют».

Я успела выехать из города. Пришлось вернуться домой. Перед этим еще встретилась там с одним священником. Он поддерживает Украину, но по каким-то причинам не может уехать из Донецка. Признался, что сам очень боится: «Здесь наступил 37-й год. Люди пишут друг на друга доносы. Арестовывают без суда и следствия». Уезжая из Донецка, мы заблудились и опять напоролись на блокпост боевиков. Помню, кто-то из них сказал мне: «Что ты ищешь своего „укропа“? Его давно прикончили». Я говорила себе, что это не может быть правдой. А потом Саша мне позвонил.

— Как ему это удалось?

— Боевики разрешили сделать один звонок. Разговор был очень коротким: «Мам, я в плену. Не ранен. Сделай что-нибудь». Следующий раз сыну удалось позвонить мне, только когда вместе с другими пленными его привезли к Донецкому аэропорту. Там Саше дали возможность позвонить представители ОБСЕ или российские журналисты. Сын рассказал о том, как нашел изувеченные тела своих товарищей. Еще вспоминал, как у него на глазах убили бойца Игоря Броновицкого. Во время пыток Игорю стало плохо, изо рта пошла пена. Тогда боевик «Моторола» подошел и выстрелил ему в голову…

Пытаясь добиться освобождения сына, я обращалась в СБУ, Администрацию президента, Генеральную прокуратуру, МВД… Писала сотни заявлений, ходила на приемы к руководителям. Везде обещали помочь, но ничего не происходило. Одновременно искала связи с сепаратистами — надеялась договориться с ними. Первое время это тоже не давало результатов.

— Что в это время происходило с вашим сыном?

— Сначала он с другими пленными отстраивал церковь, которую, как говорили боевики, «разрушили «укропы». Потом работал на СТО. Денег не получал, но это все равно было лучше, чем сидеть в камере. «Сепаратисты отвозили меня на работу и в конце дня забирали, — рассказывал сын. — Хозяин СТО неплохо к нам относился — кормил и разрешал принять душ». Били их уже меньше.

«Первым делом Саша спросил о дочке»

Оксане Владимировне не удавалось ничего добиться вплоть до сентября нынешнего года. Попытки связаться с боевиками увенчались успехом 1 сентября, когда женщине перезвонил незнакомец из Донецка.

— Мужчина представился Александром Владимировичем, — вспоминает женщина. — Как выяснилось, в «ДНР» он занимает высокий пост. «Вы добиваетесь освобождения своего сына, а я — своего, — сказал. — Мой сидит в Киеве, в СИЗО. Сделайте так, чтобы его освободили. Тогда освободят и вашего». Сказал фамилию. Я тут же ухватилась за это предложение. Рассказала обо всем переговорщику из Полтавы Василию Ковальчуку («ФАКТЫ» писали о нем в июне нынешнего года. — Авт.), который мне помогал. Мы начали действовать.

— Это были очень тяжелые переговоры, — рассказал интернет-изданию «PRESS центр» Василий Ковальчук. — И прокуратура, и СБУ долго не хотели идти на контакт и искать компромисс. Оказалось, человек, который позвонил Оксане Владимировне, — бывший «эсбэушник» из Донецка. В свое время он перешел на сторону «ДНР». Бывшие коллеги этого мужчины здесь, в Киеве, посадили в СИЗО его сына. Мы пытались освободить того парня — ведь это был реальный шанс вытащить из плена Сашу Михайлюка. К тому же сын этого «дээнэровца» никого не убил, на его руках нет крови. Его задержали по другой статье.

— Отец парня все время был со мной на связи, — вспоминает Оксана Владимировна. — Звонил, спрашивал о реакции наших властей. Первое время мне нечего было ему сказать. Я просила, чтобы моего Сашу не били, не закрывали в камере… А потом мы получили от украинских властей согласие.

В обмен на сына «дээнэровца» боевики должны были освободить не только Сашу Михайлюка, но и его побратима Ореста Петришина. Однако в последний момент Ореста Петришина не отпустили. Говорят, этому помешала «омбудсмен «ДНР», которая вела переговоры с украинской стороной.

— Саша перезвонил мне, как только сел в автобус на украинской территории, — говорит Оксана Владимировна. — Я уже ждала его в Киеве. Даже когда сын сообщил мне, что освобожден, до конца не поверила в это. Поверила, только когда увидела его своими глазами. Саша похудел, наверное, килограммов на десять. Первым делом спросил меня о своих детях. Ведь когда уезжал, внучке было всего полгодика. А еще сын рассказал, что, находясь на войне и в плену, чувствовал помощь Иванки — старшей сестры, умершей несколько лет назад.

«Еще когда я был на полигоне, Иванка мне приснилась, — рассказывал Саша. — Подошла ко мне, улыбнулась и ушла. С тех пор не раз происходили ситуации, когда я чудом оставался жив. Пуля пролетела буквально в миллиметре от ноги. В аэропорту на меня должна была упасть бетонная конструкция. Но за несколько минут до взрыва я ушел на другую позицию. А когда уже в плену боевик взял мой военный билет и зачитал „десантные войска“, он порвал этот билет, не обратив внимания на последнюю строчку, где было написано: „снайпер“. Это спасло мне жизнь».

— Снайперов, как известно, убивали или отрезали им пальцы, — говорит Оксана Владимировна. — А сына как будто спасал ангел-хранитель. Я тоже думаю, что его уберегла наша Иванка. Сразу после освобождения сына я перезвонила «дээнэровцу», на сына которого обменяли моего Сашу. Попросила его помочь с освобождением Ореста Петришина. Он обещал посодействовать. Не знаю, помог он или кто-то другой, но на следующий день Ореста освободили.