Известный кардиолог, член-корреспондент НАМН Украины, ректор Национального медицинского университета имени
Так получилось, что, родившись в семье медиков, Екатерина Амосова не представляла себе, как может существовать «личная территория», где нет места разговорам о работе. «Когда папа вечером входил в дом, мы с мамой сразу чувствовали, как прошел у него день, ждет ли он тревожных сообщений из института, — вспоминает Екатерина Николаевна. — Разговоры о пациентах были всегда. А ежедневно около десяти вечера раздавался звонок дежурного врача — он докладывал папе о состоянии проблемных больных». Был ли выбор у самой Кати — стать врачом или избрать другую профессию? Оказывается, был. Но обстоятельства складывались таким образом, что Екатерина Амосова все же занялась медициной, а объектом ее внимания как терапевта всегда было именно сердце. На четвертом курсе мединститута Катя познакомилась с Владимиром Мишаловым, а на шестом они поженились. Сейчас Владимир Григорьевич — известный хирург, заведует кафедрой в медуниверситете. «Даже не представляю себе, чтобы муж не был врачом, коллегой. О чем бы мы говорили? — шутит Екатерина Николаевна. — Получилось, продолжаем семейные традиции — и дома, и на работе обсуждаем истории болезни, сложных пациентов».
*Екатерина Амосова: «Будущие врачи у нас очень активные. Судя по последнему анонимному анкетированию семи с половиной тысяч студентов, растет число тех, кто удовлетворен обучением, а сталкивающихся с вымогательством денег стало гораздо меньше» (фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»)
Мы встретились накануне дня рождения Амосовой в ее кабинете в Национальном медицинском университете. Вот уже почти два года она — ректор этого вуза. И все это время ей приходится проявлять мудрость и стойкость, бороться с глубоко укоренившейся у некоторых привычкой «давать» и «брать». Вместе с командой преподавателей и студентов она преодолевает сопротивление, внедряет новые стандарты обучения. Почему ей это удается? Такой характер…
— По характеру вы все-таки папина дочка или мамина? — спрашиваю Екатерину Николаевну.
— Папина. Мама очень волевая, выдержанная женщина, не склонная к сантиментам, к обнимашкам-целовашкам, скупая в проявлении эмоций. И в этом они с папой были похожи. На фронте мама была медсестрой, после войны окончила мединститут, но затем посвятила себя папе и мне. А от карьеры отказалась. Папа был ярче, и, конечно, я больше разговаривала с ним, чем с мамой. Даже сейчас постоянно вспоминаю папины фразы, его интересные мысли.
*Катя всегда считала, что с родителями ей повезло. «И мама, и папа не были склонны к сентиментальности, много меня критиковали, но я им за это благодарна: научилась ставить для себя высокую планку» (фото из семейного альбома)
— А у вас была потребность, чтобы родители вас целовали, обнимали?
— Меня не целовали, но и потребности такой я, честно говоря, не ощущала. Конечно, все мы разные. Сейчас я понимаю, что дочке не хватало моей нежности. Ей это было нужно, а я недодала. Рада, что у Ани любящий муж, хорошая семья, надеюсь, она не пострадала из-за моей сдержанности, которая у меня, наверное, от отца. Он рано мне сказал, что объем биологической любви у него ограничен, и все зависит от того, сможет ли он меня уважать. Но при этом папа считал: если у тебя не хватает любви, то должно хватать ума, чтобы контролировать, что ты говоришь и делаешь, и не обижать любящих людей. Для меня тоже важно уважать. Я не могу любить автоматически, пускаю в свой мир только тех, кто близок по духу. Это у нас семейное. Я скупой на слова любви человек. Ну и, наверное, со мной трудно.
— А человек, который многие годы с вами рядом, похож в этом на вас?
— Нет, и спасибо ему. Мне повезло, может быть, и незаслуженно. С Володей мы познакомились на четвертом курсе мединститута. Благодаря ему я чувствовала себя любимой, все было очень красиво. В 1978 году мы поженились, с тех пор вместе. Все годы убеждаюсь: моим мужем мог стать только коллега. Разговоры о пациентах, о студентах, об университете ведем постоянно. И это не надоедает. Это наша жизнь… Так же было и в родительской семье.
— Вы часто бывали у отца в клинике?
— Конечно. Я выросла, четко понимая, что папина клиника, папин институт — это словно мой старший брат, и он для отца не менее, а если правильнее сказать, то и более важен, чем я. Дом был продолжением его работы.
— В школу вы пошли раньше сверстников?
— Нет, в семь с половиной лет. Отец любил рассказывать, что хотел отправить меня в шесть лет, но пришел со мной в школу, а там такая тяжелая входная дверь! Он представил, как я буду открывать эту дверь, и ему стало меня жалко. Поэтому я пошла в школу через год, а закончила ее в 15 лет. Программу за восьмой, девятый и десятый классы осваивала экстерном.
— Три класса за год?
— Да. В школе мне было дискомфортно и скучно, довольно одиноко. Я вообще человек некомпанейский, долгое время была закомплексованной.
— Это была ваша идея — быстро закончить школу?
— Не совсем. В то время в газетах писали об умных талантливых детях, юных математиках, физиках, которые раньше других заканчивают школу, поступают в университет. От отца я слышала, что такая возможность есть, и воспользовалась ею. Это оказалось не так трудно, хотя я очень добросовестно проработала все учебники, перерешала самостоятельно все задачи по математике. По химии и физике полгода занималась с учителями, чтобы подготовиться к вступительным экзаменам. С биологией было проще: тогда еще не изучали, например, генетику. Медаль я не получила: за письменные экзамены по алгебре и геометрии заработала четверки, которыми горжусь до сих пор. Ни отцу, ни директору школы даже в голову не пришло «тянуть» меня на пятерки.
— Отец был доволен вами?
— Да, очень.
— Вы изначально знали, что будете поступать в мединститут?
— Нет. Я понимала, что точные науки, физика — это не мое. Филологию не рассматривала: не хотела быть учителем в школе, не собиралась идти в переводчики. Я неплохо писала сочинения, мне нетрудно было выражать свои мысли. Но по поводу журналистики, хорошо помню, отец говорил: нельзя выбирать профессию, которая связана с политикой, а факультет журналистики заполитизированный. Я много читала (благодаря отцу читать научилась рано), и мне очень нравились книги об ученых, которые занимались наукой в области биологии, делали открытия. Обсуждая, куда поступать, чтобы заниматься биологией как наукой, отец сказал: «Есть два пути: учиться на биофаке университета или в мединституте. Но все-таки, мне кажется, интереснее заниматься этими проблемами, изучая организм человека, а не инфузории-туфельки». И я пошла в мединститут.
— Пришлось ли вам выбирать между хирургией и терапией?
— Нет. Я безрукая, и хирургия дает меньше пищи для ума. Страстей, возможно, больше. Но и в серьезной терапии, в кардиологии их немало, особенно когда лечишь не мнимых больных, которых может вылечить «лесоповал», точнее, физическая работа, а действительно тяжелых пациентов…
И все же после третьего курса я попросилась на практику к папе в институт в качестве операционной сестры, а затем и на работу. Больше полугода стояла на кардиохирургических операциях. Это было чрезвычайно интересно и очень ответственно. Не надеясь на свою быструю реакцию (с этим действительно у меня есть проблемы), я приходила на полтора часа раньше, заранее готовила четыре стола для хирургов. На каждом столе инструменты должны быть разложены в определенном порядке, подготовлены шарики, тампоны, нитки, иглы. Были очень дефицитные нетравматические иглы, которые использовались, в частности, при вшивании клапана сердца. Их продевали в специально нарезанные пластиковые трубочки, чтобы швы не прорезывались. Заранее вставляли иглы в иглодержатели. Я делала это до операции, чтобы по моей вине хирург не потерял ни секунды. Операции проводились с искусственным кровообращением, аппараты «сердце-легкие» были несовершенными, и, если вмешательство шло долго, возникали осложнения, росла смертность. Меня ставили инструментировать и к отцу. Это вызывало общественный интерес, и мне было очень дискомфортно, но я выдержала.
Когда начались практические занятия на кафедре факультетской терапии, мне очень повезло с преподавателем. Под руководством доцента Аллы Александровны Фоминой мы разбирали истории болезни пациентов, докапывались до диагноза. Это как решать трудные задачи. А когда удается помочь! И вот с четвертого курса у меня проблема выбора уже не стояла. Мне опять повезло — удалось найти себя.
Хороший опыт я получила, когда проходила практику как участковый терапевт, затем врач скорой помощи. После окончания мединститута, пять лет проработала в кардиологической реанимации Октябрьской больницы (ныне Александровской). Это было очень важно.
Сейчас по просьбе городских властей из-за эпидемии гриппа наш вуз дал в помощь киевскому здравоохранению более 300 интернов, клинических ординаторов и аспирантов, которые должны ходить на вызовы. Грипп действительно очень коварен, и опасно пропустить осложнения.
— Вы продолжаете консультировать пациентов?
— Гораздо меньше, чем раньше. Мне этого очень не хватает. Правда, я по-прежнему провожу еженедельные конференции в клинике, на которых докладываю о сложных случаях, тяжелых больных. Если вижу, что могу помочь, подключаюсь. Иногда приходится договариваться с коллегами других специальностей о консультациях, с фирмами — о бесплатной помощи дорогостоящими препаратами. Потом мне сообщают об эффекте лечения, и если он хороший, то на этом мое общение с больным заканчивается. А если нет, осматриваю пациента опять и меняю назначения.
— К столетию Николая Амосова ваша семья профинансировала съемки документального фильма о нем. Премьера состоялась не в день рождения, 6 декабря, а 28 ноября 2013 года…
— Да, это был вечер как раз накануне избиения студентов на Майдане. Еще никто не знал, что случится.
— Тем не менее уже тогда в закадровом тексте прозвучала фраза из книги Николая Михайловича «Идеология для Украины», после которой большинство зрителей встали и зааплодировали: «Путь Украины лежит на Запад. Россия? Будущее ее туманно…»
— А ведь брошюра была написана в 1998 году! Я сама выбрала цитаты из папиных книг и дневников, но и представить не могла, что эта фраза будет иметь такой резонанс! Со временем она стала еще актуальнее. Конечно, не все в зале тогда правильно ее восприняли. Тем не менее те, кто пришел, а это более 250 человек, были папиными единомышленниками, людьми, близкими ему по духу. Он же считал, что родство по духу важнее родства по крови. Мы разыскали врачей, медсестер, которые уже на пенсии, бывших пациентов — и пригласили их. В свой день рождения папа всегда приходил в институт. Но просил подарки не дарить. Писал: «Мне приятнее ваше внимание.» Его отношение к дням рождения я тоже разделяю.
— И все же день рождения — хороший повод для учета выполненных дел и сбывшихся мечтаний…
— Вот уже два года они связаны с нашим университетом. Всю информацию о проделанной работе выставляем на сайт. Но первое, что приходит на ум, — изменилась атмосфера в вузе. Она демократичная. Решения принимаются коллегиально и гласно. Из реальных достижений — успехи в борьбе с вымогательством. Результаты анонимного анкетирования студентов, которое мы проводим регулярно, показывают, что качество обучения улучшилось. А вот за неуспеваемость отчисляем более семи процентов студентов в год (раньше было около трех процентов).
Одним из самых болезненных вопросов считались общежития. Теперь условия в них стали гораздо лучше. Ремонт сделан на многих кафедрах в наших многочисленных корпусах. Все деньги, которые, согласно законодательству, мы могли израсходовать в прошлом году на строительные работы, использованы на благо университета. Мы открыли Институт последипломной подготовки, провели реорганизацию и создали Институт экспериментальной и клинической медицины, отремонтировали лаборатории, оснастили их современным оборудованием и сертифицировали. Очень хочется, чтобы реализовалась идея университетской клиники, ведь наши преподаватели — не только педагоги, но и хорошие врачи, которые сейчас, увы, недостаточно востребованы, так как в коммунальных больницах мы в «приймах». На днях подписали договор с British council, чтобы наши сотрудники могли совершенствовать знания английского языка и получить сертификат. Оплачивает эту работу университет. У меня самой приличный английский, читаю лекции, но тестирование пройду и, если надо, подучусь.
— Вы не скрываете возраст, но при этом выглядите прекрасно. Сказывается генетика, работа над собой или общение с молодежью?
— Возраст скрывать смысла нет. За генетику спасибо родителям. Мама наградила меня хорошей кожей, поэтому морщины не появились слишком рано. А над собой приходилось работать всю жизнь: по маминой линии я склонна к полноте. Отец говорил: «Вы с мамой цилиндры».
— Где-то читала, что конфеты вы попробовали довольно поздно…
— Мама их не покупала. Но причина была не в том, что мы жили очень скромно. Отец был сторонником здорового образа жизни, а сладкое — это нездорово. И хорошо, что у нас не было обычной выпечки, печенья, конфет. Отец держал вес, ограничивал калории.
— Был период, когда вы боролись с лишним весом?
— Да, и успешно боролась. Сейчас, к сожалению, сделала шаг назад, заедая проблемы вечером после работы.
— Поправлялись без выпечки и конфет?
— Я уже давно живу без выпечки, конфет, да и без сахара, макарон, картошки. Сыр — только «Моцарелла», и то очень ограничено. Просто с возрастом, когда мало двигаешься, а обмен веществ уже не тот, и такой еды достаточно, чтобы поправиться. Но у меня в планах увеличить усилия, в том числе спортивные нагрузки с двух раз в неделю до четырех-пяти, как раньше. С 1998 года я занимаюсь степ-аэробикой сама, без тренера. «Нет времени» — это отмазка. Время можно найти. Нужно заниматься интенсивно, минимум 40—45 минут. Элементарное правило для любой аэробной нагрузки — пульс должен увеличиваться максимально (для каждого возраста свои показатели). Так идет тренировка сердца и сосудов. Кстати, плавание — это не аэробная нагрузка, так как пульс не учащается.
— Вы пьете кофе?
— Да, для того чтобы взбодриться. Пью его без сахара, как и чай. Вкус кофе я не понимаю. Правда, восемь лет назад, когда купили кофемашину, я перестала пить растворимый кофе, хотя раньше он мне подходил.
— А готовить любите?
— Слава Богу, дочка выросла — и теперь не готовлю. У нас есть помощница. А когда Аня была маленькая, я готовила несколько блюд: борщ или суп с куриными ножками, жарила картошку, яичницу. Классика жанра — отбивные: куриную грудку поджарить в кляре. Еще до рождения ребенка я пекла пироги на дрожжевом тесте. Был у меня такой период, но очень короткий. А вот Аня иногда в Интернете находит рецепт, и ей хочется что-то приготовить. Может быть, потому, что это не нужно делать каждый день.
— Аня — человек не публичный…
— Она имеет на это право. Ее увлечение сейчас — кошачий приют «Трефа». Информация о нем есть в «Фейсбуке». Они с мужем находят брошенных котов и котят, лечат их у ветеринаров, делают прививки — и отдают в хорошие руки. Если кому-то котенок не подошел, берут обратно и ищут другого хозяина. Философия правильная: животных надо не бросать, а спасать.
— Вы выросли в центре Киева, сейчас живете за городом. Там вам комфортнее?
— Я давно хотела жить за городом, не меньше, чем муж, который вырос в городе Шпола Черкасской области. И когда мы смогли себе это позволить, то купили дом в Ирпене, взяв большой кредит в банке. К этому времени я, хотя и поздно, села за руль, научилась водить машину. Дочка уже была в институте. Свое желание жить за городом я даже могу себе объяснить. Когда-то отец интересовался поведением животных. Оказалось, их агрессивность ученые связывали со скученностью. У животных есть ареал, но когда их становится больше, звери агрессивнее. Это справедливо и для человека: вот почему нормальным считается общение на расстоянии вытянутой руки.