«ФАКТЫ» публикуют строки из писем наших соотечественников, которые в силу разных причин остались на оккупированной территории, но не покорились захватчикам
Испытания, выпавшие на долю жителей Донетчины, длятся почти два года. У людей уже нет ни сил, ни нервов, ни здоровья. Но! Судя по весточкам, которые мы получаем «оттуда», очень многих не устраивает «мир на любых условиях». Нормальные адекватные граждане ни за какие коврижки не хотят ни присоединения «ЛНР"-"ДНР» к России, ни федерализации или чего-либо, что там еще изобретет Кремль, — им нужен только украинский Донбасс. Для них по-прежнему «Україна понад усе».
«Казалось, вообще не смогу больше плакать, — пишет Елена из Донецка. — Хотя война — это постоянные слезы: у уехавших душа болит по родному дому; вернувшиеся из „эмиграции“ расстраиваются из-за слишком ощутимой разницы между прозябанием здесь и нормальной жизнью на „большой земле“; о тех, кто лишился близких, жилья, работы, вообще речи нет.
Я поначалу тоже рыдала постоянно. От бессилия, страха, безысходности. Но в какой-то момент, видимо, включилась некая защита в организме — уже год ни слезинки. А может, просто очерствела. Или привыкла. Или стала равнодушной. Не знаю. Эмоций не было совсем вплоть до недавней истории.
В общем, в „Фейсбуке“ подруга хорошей знакомой из Киева написала мне, что ее приятель из Норвегии, простой работяга, захотел с каждой зарплаты оказывать помощь какому-то конкретному человеку из „ДНР“, который в силу разных обстоятельств не смог выехать никуда. В Европе очень боятся, что война придет и к ним. Поэтому норвежец, по его словам, „не хочет быть зрителем“ в такой ситуации. Единственное его условие — чтобы адресат не оказался сепаратистом.
Когда мы разговаривали по скайпу, он много раз извинялся, что не может давать больше, дескать, сумма совсем небольшая. Я пересчитала на рубли (у нас же в ходу „деревянные“), и оказалось, что денег вполне может хватить на поддержку нескольких семей. И если „транши“ станут ежемесячными, вообще здорово.
Договорились, что будем делать „ротацию“ — чередовать по пять семей в месяц. Список, кстати, получился очень длинным. И это только те, кого лично знаю, за кого могу поручиться, в чьих взглядах уверена на все сто процентов.
Обсудили технические детали. Выяснилось, что совсем не понимаем друг друга. Он думал, что перечислит деньги на счета, которые ему сообщу, а потом люди в Донецке, Макеевке, Харцызске и остальных городах придут в банк и все получат. Наивный человек! Какие банки? Какие переводы? Пришлось просвещать о жизни в недогосударстве.
Остановились на том, что деньги придут в киевский банк, а потом с оказией надежные друзья переправят нам наличку. Они много чего передают. Недавно пришла партия желто-синих флагов. Не удивляйтесь, но у нас на патриотическую атрибутику есть спрос. Готовимся достойно встречать освободителей.
Следующий вопрос: как сделать, дабы норвежец потом убедился в том, что средства попали по назначению (европейцы очень щепетильны, и это, наверное, правильно). Он говорит: „Пусть они мне напишут в „Фейсбуке“ или на электронку“. Мил человек, какой „Фейсбук“ у пожилой жительницы Зугрэса, живущей на окраине? Она и слов таких не знает. Зато носки для фронтовиков вяжет классные. Всегда приговаривает при отправке очередной партии: „Молюсь за хлопцев“. Ну, а дальше непечатное про захарченко-пушилиных-басуриных. С пожеланиями всякими и им, и Путину.
В общем, опять долго рассказывала благодетелю про наше невеселое житье.
Однако самое интересное началось, когда деньги уже держала в руках. Первый звонок сделала преподавателю техникума одного из городов, которую безмерно уважаю. Ей под 80, ни семьи, ни детей. Живет вместе со старшей сестрой, та лежачая. Ситуация у них просто катастрофическая. И знаете, что слышу в ответ?
— У меня все в порядке. Найдите тех, кому действительно тяжело. Ничего не возьму, — причем возмущается абсолютно искренне.
И вот тут я расплакалась. От восхищения мужеством этой женщины, ее стойкостью, несгибаемостью.
А ее уже не остановить: „Я гуманитарку от Ахметова ни разу не получала. Не могу от него ничего брать. Считаю, он очень виноват перед людьми. И за подарками из Москвы к Новому году для преподавателей-ветеранов не пошла. Это для меня равносильно предательству Родины. Не нужны мне их конфеты шоколадные. Недавно приглашали съездить в донецкий драмтеатр. Сказала, что порог не переступлю. Эту сцену Захарченко осквернил („инаугурация“ главаря боевиков прошла в Донецком музыкально-драматическом театре. — Авт.). Ее надо святой водой потом окроплять“.
В конце монолога собеседница предложила: „Может, лучше эти деньги дать тем, кто уехал из дома? Мы-то в родных стенах. А им каково?“ Что тут сказать? Железная логика.
Говорит, что ждет только Победы. Больше ей ничего не надо.
Два дня я ее осаждала. Ни в какую: „Совесть не позволяет“.
В общем, первый кандидат отказался наотрез. Звоню второму, в соседний город. Отличный специалист, но с самого начала оккупации заявил, что с „этими“ сотрудничать не будет. Так и перебивается случайными заработками. Растут двое маленьких детей. Еле концы с концами сводят. Но он тоже попросил поискать кого-то, кому хуже. Хотя куда ж еще…
Следующие — три пенсионера из Донецка: муж с женой и лежачий старик, у женщины сестра лечится в онкоотделении. Ответ как под копирку: „Пока нам хватает. Если совсем припечет, обратимся. Давайте мы в другой раз“.
Четвертая в списке — пожилая женщина из Енакиево, она прошлым летом перенесла тяжелейшую операцию. Сейчас сложно восстанавливается. Долго расспрашивала, откуда деньги. И тоже: „Нет-нет, я не нуждаюсь. Все хорошо“.
И кто мне после этого будет говорить, что на Донбассе все алчные, наглые, грубые?
Вдумайтесь, за окном постоянно стреляют. По улицам ходят пьяные или обдолбанные „ополченцы“, ездят танки, БТРы, САУ и прочая техника. Цены ломовые. Ни лекарств, ни продуктов (российские есть невозможно, а мы привыкли к вкусной еде). И тут предлагают деньги. Можно как-то перевести дыхание. Купить памперсы, лекарства, побаловать себя хоть самую малость теми же карамельками. Ну, всем же хочется…
Я звонила многим. Тем, кто действительно очень нуждается. Никто не признался, что нищенствует. У всех „все нормально“. И сразу же просьба „перепасовать“ помощь на соседей, друзей, сотрудников, знакомых.
Скромные, милые, достойные, обычные люди. Они устали от войны, выбились из сил из-за бытовых проблем, постарели, поизносились. И при этом думают о других. Кто-нибудь может объяснить этот феномен?
Тех, кто ждет, что „русский мир“ на нашей земле завершится, очень много. Они любят Украину и верят, что она их не бросит».
«Наше знакомство с Анатолием началось с недоразумения, — пишет Иван из Макеевки. — Стояла огромная очередь за гуманитаркой. Несколько часов среди старушек, умильно благодарящих Путина за заботу, — это, скажу вам, то еще испытание. Но жизнь выбора не оставляет. Не осуждайте меня, что пошел туда. Не дай Бог никому оказаться в моей шкуре.
„Наших“ сразу отличаю — глаз наметанный. Увидел, как мужчина лет пятидесяти что-то пытается рассказать этим божьим одуванчикам. Куда там! Орут что-то про „бИндеровцев“ и прочую ахинею от телеканала „Новороссия“. Вытолкали его из помещения на улицу. Легко отделался. Мог бы и в подвалы „МГБ“ угодить. У нас ведь 37-й год во всей „красе“: полный разгуляй бандитизма, стукачества и прочих аномальных явлений.
Догнал его, закурили. Оба без слов поняли, что единомышленники. Стали обмениваться, кто что читал, слышал.
И тут я произнес что-то типа „когда Донбасс соединится с Украиной…“. Он как вскинулся: „Донбасс и есть Украина. Запомни это“. Жестко сказал, что такие оговорки не прощает, это принципиальный вопрос. Чуть не повздорили.
Тем не менее стали потом даже в гости ходить друг к другу. Он жил с очень пожилыми родителями. Такие патриоты — любо-дорого послушать. При встречах решили общаться только на украинском. Это такое наслаждение.
На днях набрал номер Анатолия — просто так, поболтать. Никто не ответил. Думаю, мало ли, может, занят. Через полчаса перезвонил его отец. Сухо, буднично сказал: „Толик только что умер“. И положил трубку.
Анатолию стало плохо во время ужина. „Скорые“ в их поселок не выезжают. Да если бы и приехали, какой толк? Медикаментов-то все равно нет. Ушел из жизни за какие-то минуты.
Как хотите, но я считаю Анатолия жертвой войны. В его жизни все рухнуло с приходом „русского мира“. Летом 2014-го „отжали“ бизнес, у него была своя мастерская. Жена ушла к „ополченцу“. Оказывается, вечно пьяные, неадекватные, наглые мужики в камуфляже с „цацками“ от гауляйтера Захарченко с некоторых пор начали очень нравиться некоторым женщинам (хотя это слово к ним совсем не подходит).
Но он не унывал. Часто полезную информацию о перемещении террористов сообщал „куда надо“. Отец говорит, что Толю не раз благодарили за это наши военные.
Анатолий очень ждал, когда эта псевдореспублика сгинет ко всем чертям».
«Очень тревожит тема коллаборационизма, — пишет Михаил из небольшого оккупированного городка (попросил не указывать название). — Боюсь, что после войны начнутся огульные обвинения всех подряд в сотрудничестве с новыми „властями“. Если меня кто-то спросит, кого вообще не надо трогать, отвечу, что коммунальщиков и медиков. Может, не всем понравится моя точка зрения, ведь среди них немало сторонников „молодых республик“. Но если бы не они, как вообще выживали бы люди?
*Очереди за бесплатной едой стали, к сожалению, будничным явлением в „молодых республиках“
Я водитель „скорой“. До войны вызовы были однотипными — в основном то гипертоники, то сердечники, редко ДТП, бытовая поножовщина или еще какие-то ЧП. Сейчас каждая смена стала „русской рулеткой“. Сколько вооруженных наркоманов и пьяниц с того света вытаскивали — со счета сбился. Наша бригада не раз была под обстрелами. Видели такое, что волосы дыбом вставали. Разорванные тела, оторванные руки-ноги, потоки крови, предсмертные стоны…
Искренне не понимаю, как врачи, фельдшеры, медсестры, нянечки вообще держатся. Изо дня в день смотреть на этот кошмар и не рехнуться — это за гранью. И ведь никто не знает, каково „штопать“ боевика, а в это время в коридоре его кореш с „калашом“ стоит: „Если дружбан помрет — всех вас тут положу“. Подобное у нас в порядке вещей.
„Нет ни партийных, ни идеологических пристрастий — передо мной только пациент“, — часто повторяет Анечка, классный врач, с которой живем на одной лестничной площадке. „Мы сейчас, по сути, только консультируем“, — горько констатирует она. Часто приходит к нам на чай и плачет от бессилия, от жалости к больным. Если „ополченцев“ лекарствами хоть как-то обеспечивают, то мирным гражданам совсем туго. Врачи выписывают препараты, а человеку их купить не за что. Лечат добрым словом. И все.
Раньше особо не разговаривали с Анной по душам. Когда началась война, мы с женой аккуратно намекнули, что не хотим никакой „ДНР“. Как выяснилось, она тоже. Четко ответила: „Паспорт-то у меня украинский, другого не будет“. Говорит, что среди ее коллег полно тех, кто думает так же. И что, зачислять их в предатели только за то, что не уехали, что честно выполняли врачебный долг? Какой ценой, знают только они.
Теперь о коммунальщиках. Я лично ежедневно ношу воду несколько раз в день на девятый этаж — выше пятого не „выжимает“. Хватает лишь на приготовление еды. О такой роскоши, как душ (даже не ванна), не заикаемся давно. Часто сидим без света и без газа в холодных квартирах.
Тем не менее, убежден, что коммунальные службы сейчас не за что ругать. Работают на пределе. Причем так: „мэр“ приказывает водовод починить, а труб нет. Не выполнишь — могут в подвал посадить, там разговор короткий. Но в каждом жэке или водоканале всегда есть местные кулибины. На них сейчас разве что не молятся.
Коммунальщики часто рискуют жизнью. Знакомый электрик под обстрелами не раз чинил электролинии. Боевики всегда в курсе, где и когда идет ликвидация аварий на водо- и газопроводах, и все равно стреляют.
Так вот, в бригаде ремонтников дружно работают и те, кто за „ДНР“, и абсолютно проукраинские сотрудники. Парадокс? Для нас нет. Когда речь заходит о настоящих проблемах, не до распрей, поверьте. Назвать этих людей предателями язык не повернется».
Подготовила Маргарита ЛЕВАНОВА,
специально для «ФАКТОВ»