Интервью

Виталий Манский: "Министр культуры России заявил прессе, что ни один мой проект не будет иметь господдержки"

8:00 — 31 марта 2016 eye 2109

На проходящем в Киеве международном фестивале документального кино о правах человека украинские зрители впервые увидели фильм Виталия Манского «В лучах солнца», посвященный Северной Корее

XIII Международный фестиваль документального кино о правах человека Docudays UA открылся в Киеве показом фильма российского режиссера Виталия Манского «В лучах солнца». Фильм о сегодняшних реалиях Северной Кореи. Героиня ленты, восьмилетняя школьница Зин Ми, жительница Пхеньяна, долго готовится и затем вступает в ряды Союза детей Кореи (аналог пионерской организации в СССР). Съемки документального фильма о повседневной жизни Северной Кореи вылились в настоящий детектив и… международный скандал, после которого Госкино России отказало Виталию Манскому в поддержке всех его проектов.

Из досье «ФАКТОВ»

Российский документалист Виталий Манский — уроженец Львова, выпускник ВГИКа, обладатель более 30 европейских и российских призов за кинодокументалистику. Ранее руководил каналом «REN-TV», снял более 30 картин. Стал автором первых больших документальных проектов о российских президентах Михаиле Горбачеве, Борисе Ельцине и Владимире Путине.

— То, что произошло за три с половиной минуты, которые неотступно сопровождавшие нашу съемочную группу северокорейские кинематографисты позволили мне провести вместе с Зин Ми (в комнате оставались мама девочки и переводчик — преподаватель московского университета, которого Виталий Манский привез с собой в КНДР под видом звукорежиссера. — Авт.), было неожиданным для меня, — рассказал Виталий Манский после премьерного показа. — Даже учитывая то, что я уже успел увидеть. Я спросил у Зин Ми, чего она теперь ждет от жизни, какие надежды связывает со своим вступлением в детский союз? И девочка вдруг заплакала. Я испугался, попросил ребенка успокоиться, поделиться причиной своих слез, вспомнить что-то хорошее. «Что хорошее?» — искренне удивилась героиня документальной ленты. Тогда я попросил ее вспомнить какой-нибудь веселый детский стишок. И произошло то, что вы видели на экране.

Зин Ми призналась, что переживает, смогла ли она выразить всю полноту своих чувств к вождю северокорейского народа: «Все ли я сделала для того, чтобы уважаемый Ким Ир Сен понял, как я ему благодарна?» — всхлипывает восьмилетняя девчушка и нараспев читает присягу, недавно принесенную при вступлении в Союз будущих чучхеистов (коммунистов по-северокорейски): «Я, вступая в славный Союз детей Кореи, основанный великим вождем генералиссимусом Ким Ир Сеном и озаряемый любимым и уважаемым полководцем Ким Чен Иром, клянусь думать и действовать в соответствии с учением генералиссимуса и полководца, чтобы стать надежным резервистом лучезарного чучхейского революционного героического строительства коммунизма, продолжающегося из поколения в поколение».

Этот эпизод не был запланирован северокорейскими кинематографистами. Я снял его под предлогом того, что мне нужен крупный план. Снять крупный план в комнате площадью 14 квадратных метров, где, кроме девочки, находились еще семь человек, и правда было невозможно. Но я жалею о том, что мы не сняли фильм в полном соответствии со сценарием, который навязали нам северокорейские товарищи. Если бы мы довели их замысел до конца, это был бы выдающийся фильм.

По замыслу северокорейских товарищей, Зин Ми должна была стать участником самого большого праздника в Северной Корее — Арирам, который проводится в сентябре в честь дня образования КНДР и сопровождается грандиозным шоу — созданием живых картин из тысяч людей. Зин Ми должна была долго репетировать и в конце концов дойти до той фазы, когда она растворяется в этой большой живой картине, становится одним из пикселей полотна, изображающего всеобщее счастье и благоденствие.

Согласно составленному нами договору, мы имели право снимать только то, что четко написано в их сценарии. Еще в договоре был пункт о том, что корейская сторона «осуществляет содействие» в прохождении отснятого материала таможенному контролю. В первый же день нам объявили, что отснятый материал мы должны предоставлять на просмотр ежедневно. То, что не соответствует их законам, а значит, не пройдет таможенный контроль, будет уничтожено. Таможенный контроль установили прямо в гостинице — поставили напротив моего номера монтажную. Признаюсь, мы предоставляли им на просмотр лишь 20—30 процентов отснятого.

Цензура уничтожила кадры, на которых запечатлено, как школьникам от имени вождя республики дарят подарки. Это происходит на фоне бетонного постамента с изображением вождей — Ким Ир Сена и Ким Чен Ира. Цензоры узрели в этом нарушение закона. Еле заметная тень упала на лики бетонных фигур. У постамента есть небольшая крыша, которая и дала такой эффект. А согласно законодательству КНДР, на лики вождей республики не должна падать тень… Северная Корея — абсолютно тоталитарное, можно сказать, стерильное государство.

В стерильном пространстве не рождается жизнь. Мое личное ощущение, что в этом обществе уже нет страха. Нынешнее поколение — это дети тех, кто боялся. Они вошли в систему, для них это уже естественное состояние. Им, по сути, нечего бояться. В каком-то смысле они уже не осознают, что они… люди. И когда ты начинаешь это понимать, чувствуешь, как тебя берет оторопь.

— Северная Корея, на мой взгляд, будет существовать очень долго, — говорит единственный в мире документалист, которому едва ли не впервые за 60 лет удалось подсмотреть и запечатлеть реальную жизнь в государстве законсервированного военного коммунизма. — Я думал, что ехал в СССР образца 1936 года. Но ошибся, это совершенно другая система. С СССР у нее лишь внешнее сходство. Я даже не знаю, существовала ли на планете Земля подобная цивилизация. Не могу найти никаких аналогов.

Иностранцам в Пхеньяне разрешены для посещений лишь три станции метро и два проезда. Мы за две станции не успели отснять достаточно материала. Стали настаивать на пересъемке. Переговоры заняли минут 40, на это время движение в метро остановилось. Нам предложили компромисс — перейти в вагон, который едет в обратном направлении. Я возразил, ведь уже отсняли часть людей, которые ехали в этом вагоне и, кстати, все это время продолжали в нем сидеть. Мне сказали, что это не проблема. По хлопку все пассажиры перешли вместе с нами в другой вагон и поехали в обратном направлении.

По наблюдениям режиссера, живут люди в бараках возле предприятий, где в одной комнате часто ютится и молодая семья с детьми, и бабушка с дедушкой. Так живет и семья Зин Ми, которая во время первой десятиминутной встречи рассказала российскому режиссеру, что ее папа — журналист, а мама — работница заводской столовой. Однако по хлопку севернокорейских сопровождающих (группу кинематографистов и сотрудников службы безопасности КНДР Манский именует именно так), папа героини стал инженером на передовой швейной фабрике, мама — работницей орденоносного завода по производству соевого молока, а девочка — ученицей образцовой школы. Семью на время съемок поселили в трехкомнатную квартиру в еще не сданном доме, прикрыв бетон в помещении незакрепленным линолеумом и специально запустив лифт. В какой-то момент режиссер усомнился в том, что мама и папа в кадре действительно родители Зин Ми. И лишь семейные фото заставили его поверить в то, что девочка действительно росла с этими людьми.

Тайком от сопровождающих (без них члены съемочной группы не имели права даже выйти из гостиницы), подслушивая доносящиеся из рупоров речи о верности сердец народа уважаемому генералиссимусу, подглядывая за реальной жизнью Пхеньяна между кадрами, а также заставляя корейских кинематографистов переснимать дополнительные дубли, Манский сделал сюрреализм ситуации столь явным, что это вылилось в международный скандал.

Северная Корея запретила фильм к показу на своей территории и предъявила России ноту протеста с обвинениями в мой адрес, после чего на родине меня обвинили в том, что подвергаю корейскую семью опасности. Мол, после выхода не соответствующего официальной идеологии КНДР фильма героев картины могут и расстрелять. Да, с законами в Северной Корее все весьма скверно, люди и правда могут подвергнуться репрессиям. Но, с другой стороны, чем больше растиражирован фильм, тем лучше он защищает участников съемки. Эти люди теперь нужны им для каких-то своих контрпропагандистских акций.

После жесткого дипломатического конфликта, который вызвала картина, северокорейские товарищи поняли, что российское государство не имеет на меня никаких форм воздействия, и написали три «нежных» письма, в которых сообщили, что меня приглашают в Пхеньян для очень важных переговоров. Все три послания заканчивались фразой о том, что Зин Ми скучает по мне. Из чего я делаю вывод, что сопровождающие остались при своих должностях и Зин Ми действительно скучает.

Хотя, по словам режиссера, главная героиня уже не ребенок.

— Она уже не девочка, она — часть системы, — с сожалением заметил собеседник. — Я узнал, что она «стучала» на нас, выполняя задание сопровождающих. Картина стала последней каплей в чаше терпения российской цензуры, после которой я фактически получил запрет на профессию.

Это произошло осенью 2014 года. Был опубликован некий официальный «меморандум» — министр культуры России заявил прессе, что пока он является министром культуры, ни один проект Виталия Манского (в качестве как режиссера, так и продюсера) не будет иметь государственной поддержки. А без Госкино и фондовой поддержки культурные проекты в России фактически не могут быть реализованы — невозможно снять фильм, провести фестиваль. Я приветствую это решение — объявить публично, что наложен запрет на мою деятельность. Потому что до этого действия по блокировке моих проектов носили неофициальный характер. Я покинул Россию и теперь осуществляю свою работу без ее помощи. Живу в Латвии, где и снимаю фильмы последние 25 лет при поддержке Латвии, Германии, Финляндии. Латвия поддержала мой фильм, который сейчас снимаю в Украине — о жизни вашей страны после аннексии Крыма.

Виталий Манский считает, что люди на постсоветском пространстве все еще живут в тоталитарных странах.

— Министерство культуры РФ, изначально поддерживавшее корейский проект, после протеста представителей КНДР попросило убрать их из титров, фактически это означает, что прокат разрешен не будет, — рассказал режиссер. — Но мы не должны переживать по этому поводу. Если не получим прокатное удостоверение в России, подадим в суд. Проиграем суд — выложим фильм в Интернет. К счастью, Интернет в России еще не отключили. Но в России важно показывать не только фильм, снятый в Северной Корее. Нужно попытаться предъявить иную реальность вашей страны, которая для российской аудитории превращена в абсолютное зло. Документальный фильм о жизни сегодня — единственный мощный контраргумент, который вы, украинцы, можете предъявить миру. Так что не профукайте то, что у вас здесь началось. Не подкачайте, друзі!