Полтора года назад Ольга Козловская выехала из Горловки, где вовсю бушевала война, и вместе с мужем и двумя детьми перебралась в Киев. Когда супруг обокрал и бросил ее, Ольга, узнав, что ждет третьего ребенка, обратилась за помощью к волонтерам. Они сняли ей квартиру и помогли выжить
Каждая история переселенцев отличается от других, но все их объединяет одно — беда. Люди бегут от обстрелов, голодной смерти, нищеты, политических преследований. И каждому приходится на новом месте начинать свою жизнь заново. Искать жилье, устраиваться на работу, заводить друзей. Все это возможно, если ты не прикованный к постели инвалид, не немощный старик или не одинокая мама с малолетними детьми.
Ольга Козловская еще год назад была уверена, что не одинока. Побег в Киев из-под горловских бомбежек организовал ее муж Олег. Сначала попросился на постой к друзьям, потом перевез жену, сына и дочку на дачу в Иванковском районе под Киевом. Сам при этом устроился на работу в благотворительный фонд. По злой иронии судьбы Олег, который помогал чужим людям, попавшим в беду, свою собственную семью фактически обрек на голодную смерть. Забрал из дому весь запас денег, сказал, что едет снимать квартиру в Киеве и… не вернулся. Ольга обзванивала морги и больницы, подала заявление в полицию об исчезновении мужа. Там с ней разговаривали нехотя и искать Олега явно не собирались. Когда отчаявшаяся женщина в очередной раз позвонила следователю узнать, нет ли новостей, он огорошил ее: «Ваш сожитель не пропал и не умер. Он вас бросил и живет с другой семьей». Понять и простить предательство любимого человека Ольга не может до сих пор.
*Ольга Козловская вместе с тремя детьми живет сейчас в маленькой однокомнатной квартире, но все равно счастлива. Потому что не умерла с голоду и ей не пришлось возвращаться в оккупированную боевиками Горловку (фото автора)
Известная киевская волонтер Леся Литвинова увидела многодетную маму-переселенку на улице Фроловской, возле центра помощи беженцам, где Ольга Козловская стояла в очереди в надежде получить гуманитарную помощь. Именно благодаря Лесе ей удалось переехать в однокомнатную квартиру в Голосеевском районе. Платят за жилье волонтеры и просто неравнодушные люди. Несмотря на маленькую комнату и такую крохотную кухню, что там не могут пообедать даже трое ее детей, Ольга все равно счастлива. Она не умерла с голоду, у нее, оставшейся без жилья и средств к существованию, не отобрали детей, не вынудили возвращаться в оккупированную Горловку. А главное, три самых дорогих человечка в ее жизни — восьмилетний Вова, трехлетняя Ева и девятимесячный Гордей — рядом с мамой. Волонтеры даже выхлопотали Ольге государственное пособие по уходу за детьми и переселенческие выплаты. Все вместе — это 5700 гривен в месяц. Дорогостоящую учебу в центре для инвалидов «Солнечное подворье» Вове, с рождения страдающему аутизмом, тоже оплачивают волонтеры.
Несмотря на непростой диагноз, мальчик ведет себя совсем не так, как остальные «люди дождя» (так порой называют аутистов). Он не сидит, уткнувшись в одну точку, не бормочет монотонно, не складывает методично все игрушки в один ряд. Вова сразу же подошел ко мне знакомиться, смотрит в глаза, улыбается. Застегивает брючки младшей сестренке, катает ее на закорках, выполняет просьбы мамы не раскрывать раньше времени принесенный мною торт или аккуратно развесить вещи. Вот только Вова не говорит. А еще иногда начинает шалить, отвлекая маму. Но стоит ей строго на него взглянуть или одернуть, как ребенок успокаивается.
— Вова был долгожданным и очень желанным ребенком, — рассказывает Ольга, придерживая сына за руку, чтобы не трогал мой диктофон. — Мы с мужем поженились, когда мне было 25 лет, а ему — 26. То есть наш брак был взвешенным и обдуманным шагом. Как и рождение первенца. Мы готовились к его появлению, пили витамины, вели здоровый образ жизни, проходили необходимые обследования. Роды были непростыми. Вову вынимали щипцами, у него несколько раз останавливалось сердце. Но сначала по малышу не было видно, что с ним что-то не так. Наоборот, врачи в роддоме говорили, что у него очень умные и внимательные глаза. Правда, сынок был гораздо более беспокойным и капризным, чем другие дети. Постоянно был у моей груди. Я спала урывками, «в полглаза», была очень измождена. Еще Вова странно монотонно лепетал. Меня это смущало, я постоянно бегала к педиатру, спрашивала, что делать. «Ждите, каждый ребенок развивается индивидуально», — отвечали мне. Тем более бегал и прыгал малыш не хуже сверстников. Но вот на имя свое не реагировал, в глаза людям не смотрел — отворачивался. А когда стал выкладывать в ряд кубики, я вспомнила страшное слово «аутизм». Схватилась за сердце, но потом сама себя успокоила: «Нет, с нами такого случиться не может». Ни у кого у нас в роду не было подобного заболевания.
— Откуда же оно взялось у вашего сына?
— Это уже было не так важно. Главное было развивать его и социализировать. Мы пошли в садик для малышей с задержкой психического развития, но нам там были не рады. Вова ничего не ел, закатывал истерики, ни с кем не играл. Больше всех пользы нам принес центр Богдашиной в Горловке. Ольга Богдашина — сама мама аутиста — родилась в Горловке. Теперь она доктор психологических наук и давно живет в Великобритании, а в ее квартире продолжает работать бесплатный центр для деток с таким диагнозом. В нем мой Вова научился самостоятельно кушать, одеваться, писать буквы, различать цвета, считать… Конечно, я тоже очень много с ним занималась. Например, чтобы привить ему самые простые навыки, все нужно было делать его руками, четко и громко комментируя свои действия. Завязывать шнурки, мыть посуду, надевать одежду. Зато теперь сын умеет все и очень любит помогать делать уборку. Иногда своим педантизмом и любовью к порядку даже мешает малышам играть: только они разбросают игрушки — Вовка сразу аккуратно складывает их в коробку и убирает на место.
В эту минуту старший сын Ольги принес из кухни два банана и, очистив их, один взял себе, а второй с улыбкой протянул сестре.
— Как ваш муж и родители реагировали на Вовин диагноз?
— С Олегом отношения испортились. Он не проявлял к Вове тепла, не хотел помогать мне ухаживать за малышом. Бывало даже, сгоряча обвинял меня в рождении такого ребенка. После работы задерживался, просиживал вечера в гостях у родственников и друзей. Моя мама часто меня жалела, говорила, что я бедная-несчастная. Мне сразу же становилось себя жалко, я плакала. Зато свекровь все время успокаивала, поддерживала. А с мужем отношения наладились, когда родилась Ева.
— Решившись на второго ребенка, вы не боялись, что снова может родиться малыш с аутизмом?
— Нет, не боялась. Наоборот, радовалась. Во-первых, настраивала себя на лучшее, а во-вторых, понимала, что если у второго ребенка тоже будет аутизм, я уже точно знаю, что делать. Дочка, слава Богу, родилась здоровенькой. Папа очень полюбил с ней играть, мог даже памперс поменять, чего никогда не делал со старшим сыном. Но и Ева очень отличалась от брата. Она была спокойной, много спала, с удовольствием пробовала новую еду. Внимательно смотрела на нас, когда мы разговаривали и что-то делали, старалась повторять. Меня поражало, что ее ничему не надо учить — она всему училась сама. В общем, мы жили вполне благополучной семьей. А потом началась война.
— Вы сразу решили уезжать из Горловки?
— Наоборот, ждали до последнего. В городе уже вовсю шли обстрелы, люди прятались в бомбоубежищах, а мы продолжали надеяться, что война прекратится и все наладится. Но летом 2014 года в городе стало невыносимо, и Олег сказал, что вывезет нас на безопасную территорию. Сначала мы месяц жили у знакомых мужа на квартире, потом — в частном доме, вместе с хозяевами. Они сказали, что приютят нас до конца лета, а за это время мы должны были найти себе съемное жилье. Но пришел сентябрь, а муж как будто и не думал ничего искать. Когда хозяева дома попросили нас срочно съехать, волонтер Леся Литвинова предложила пожить у нее на даче, в Иванковском районе под Киевом.
Муж на то время работал в киевском благотворительном фонде. Добираться каждый день в Иванковский район ему было трудно и дорого, поэтому муж, по его словам, оставался ночевать в офисе. Мы виделись только на выходные. Сейчас я понимаю, что другая женщина у него появилась уже тогда. Но перемена в муже была незаметна — он был заботливым, предупредительным. На мой день рождения приехал, поздравил, накупил вкусностей. А в конце сентября вдруг сообщил радостную новость: наконец, нашел квартиру в Бородянке. Двухкомнатную, с хорошим ремонтом. Но надо заплатить за два месяца вперед. Олег взял из дому 3800 гривен — практически все, что у нас было, — и уехал. Больше мы его не видели.
— Вы разыскивали мужа?
— На следующий день после его отъезда мы еще разговаривали с ним по телефону. А потом он пропал. Внезапно перестал выходить на связь. Я сначала думала: может, занят. Потом решила, что поломался телефон. На третий день забеспокоилась всерьез. Позвонила в милицию и сообщила об исчезновении супруга. Ко мне приезжали правоохранители, снимали отпечатки пальцев, записывали приметы Олега. Несколько раз звонили из службы розыска. Найдя очередной неопознанный труп, пытались выяснить, не может ли это быть мой муж. Но ни одежда, ни приметы по их описанию не совпадали. Я вздыхала с облегчением. Время от времени опять теребила милицию — нет ли новостей. И однажды следователь огорошил меня: «Нашли мы, женщина, вашего сожителя. Ничего с ним не случилось, жив-здоров. А домой не приходит, потому что он вас бросил». «Почему сожителя? — пролепетала я. — Это мой законный супруг, у нас двое детей. Даже если он меня бросил, назовите его адрес, чтобы я могла подать на алименты». Но следователь сказал, что моего мужа случайно встретил на улице, опросил, а свой адрес и номер телефона Олег говорить не захотел. Я в это не поверила, но настаивать не стала.
Мне было о чем тревожиться и без этого: как дальше жить, за какие средства? Как в одиночку поднимать детей? Ответов не находила и была в отчаянии.
— А потом узнала, что беременна…
— Да, через несколько недель я это почувствовала. Рыдала, спрашивала саму себя: «За что мне это? Неужели мало всего того, что я пережила?» Позвонила своей маме, сообщила, что жду ребенка. Она долго молчала, потом выдавила одно слово: «Кошмар». А еще через две недели с незнакомого номера мне позвонил Олег. Услышав его голос, я от неожиданности бросила трубку. Снова обратилась за помощью к Лесе Литвиновой. Больше было не к кому. Она сказала: «Ты должна радоваться. Ненужный человек ушел из твоей жизни, чтобы пришел нужный — сын». Не скрою, до этого я в отчаянии даже думала об аборте. Но потом осознала, что этот ребенок, как и двое старших, должен жить. Да, мне будет очень тяжело, зато я точно знаю, что все делаю правильно, а значит, справлюсь. Мне помогал Бог. Например, посылал… правильную погоду. Когда я родила Гордея, денег на коляску-трансформер не было. У меня была только прогулочная «трость» с маленькими колесиками. Если бы повалил снег, я не смогла бы гулять с ребенком. Но зима, как вы помните, была почти бесснежная. Жизнь продолжалась.
— Муж больше не выходил на связь?
— Перезванивал. Как ни в чем ни бывало поинтересовался, почему я бросаю трубку. Я высказала ему все, что о нем думаю, и снова отсоединилась. В третий раз, когда он позвонил, мы поговорили уже спокойнее. Он спросил, как мы, где мы (на то время Леся уже перевезла нас со своей дачи в кризисный центр, а потом вышла на украинских волонтеров, живущих в Канаде, которые предложили оплачивать нам квартиру). Известие о том, что я беременна, Олега удивило, но не особо. Он сказал, что будет помогать материально, скидывать деньги на карточку. Больше ни о нем, ни о его деньгах я не слышала. Дети тоже о папе не вспоминают: Вова и Гордей — по понятным причинам. А Ева его хорошо помнила, но, когда он больше года не появлялся, сама придумала объяснение: мол, папа ходил-ходил и… потерялся. Я дочку не переубеждала.
— Вы уже развелись?
— Я не подавала на развод, потому что думала, что Олег вернется. Теперь, конечно, подам. А еще обязательно лишу его родительских прав. Учитывая все мои заявления в милицию о его исчезновении и свидетельства волонтеров, которые буквально спасли меня от голодной смерти, это будет сделать нетрудно. Сейчас у нас уже все хорошо. Вова делает успехи: складывает из букв слова, пишет в прописях. Я хотела бы, чтобы он когда-нибудь заговорил. А еще — чтобы в моей жизни появился мужчина, который заменил бы моим детям отца. Главное, чтобы он относился к ним, как к родным. Тогда я буду абсолютно счастлива.