75 лет назад родился известный актер, народный артист Украины
Миллионам зрителей Николай Олялин запомнился в киноэпопее «Освобождение», а также в картинах «Дни летные», «Дерзость», «Бег», «Обратной дороги нет», «Джентльмены удачи», «Иду к тебе», «Ливень», «Пропавшая экспедиция», «Золотая речка», «Долг» и многих других. Судьба отпустила известному актеру 68 лет. О том, каким человеком был Николай Владимирович, «ФАКТАМ» рассказал его сын Владимир Олялин.
— Владимир Николаевич, как ваш отец отмечал дни рождения?
— Мне запомнилось его 60-летие. Было много гостей — родственников и друзей. Папа дружил со строителями, милиционерами, артистами, футболистами… Любимым блюдом отца была говядина с черносливом. Ее он делал сам. Был очень хорошим кулинаром — мог приготовить все, что угодно. Но основная забота в этом деле, конечно же, ложилась на маму. Правда, когда она, скажем, болела или отсутствовала дома, папа прекрасно справлялся со всем сам. Как-то мама лежала в больнице. Мы с сестрой Олечкой тогда были еще детьми, и отец собирал меня в школу, ее — в детский садик. Вставал в шесть утра, жарил картошечку, делал бутербродики, заплетал дочке косички…
— Какие подарки Николай Олялин любил получать в день рождения?
— У него не было в этом отношении приоритетов. Как говорится, что подарят, то и хорошо. Он сам любил делать подарки. Запомнилось, как мы праздновали Новый 1979 год. Представьте: мама, папа, тринадцатилетний я и Оля, которой было шесть лет, сидим за столом. И вдруг — звонок в дверь. Мама говорит мне: «Вова, открой». Я — к двери, а у порога… мешок. Тащу его в квартиру, а в нем — фотоаппарат (я тогда как раз увлекался фотографией), кукла, набор детской посуды и килограмма три мандаринов. Олечка, увидев все это, сказала: «Я же тебе говорила, что Дед Мороз есть!» Папа любил сюрпризы. Как-то снимался в Ташкенте. 30 декабря позвонил и сказал маме, что приехать не сможет. А 31 декабря в одиннадцать часов вечера — звонок в дверь. Открыли. На пороге — папа. В одной руке — арбуз, в другой — огромная дыня. Добирался военными самолетами из Ташкента до Тюмени, оттуда — в Москву, потом — в Киев. Мы встретили Новый год, а утром папа опять улетел на съемки.
— Чудесная история. А в жизни вашего отца чудеса случались?
— Вся его судьба — чудо. Папа ведь стал актером случайно. В роду у нас артистов не было. Дед — портной. Но старший папин брат дядя Игорь в школьные годы увлекался театром, ходил в творческую студию, играл на сцене. А мой папа с младшим братом Витей сидели в зале и смотрели эти постановки. И вот однажды в день премьеры дядя Игорь не смог выйти на сцену. Режиссер был вне себя. И велел папе: «Отдувайся за своего брата». Отец рассказывал, что неожиданно для себя вспомнил весь текст, который слышал на репетициях, и отыграл спектакль. Ему было лет двенадцать. «После этого во мне что-то щелкнуло», — говорил отец. А вообще его родители хотели, чтобы он стал военным. Отправили в Ленинград поступать в военное училище. Но, увидев, как там курсанты ходят строем, папа понял, что это не его. Решил поступать в театральный институт. Папу приняли, хотя целый год ему пришлось заниматься с преподавателем сценической речи, чтобы избавиться от вологодского окающего говора (Николай Олялин был родом из Вологодской области России. — Ред.). После окончания вуза отца направили в красноярский театр, где он проработал несколько лет.
— А каким же ветром Николая Олялина в 1968 году занесло в Киев?
— Это произошло благодаря моей маме. Папа в то время уже снялся в фильме «Дни летные», вышла первая серия киноэпопеи «Освобождение» о Курской дуге. Картина прогремела не только на весь Советский Союз, но и на Каннском фестивале. Став известным, отец получил три предложения: от «Мосфильма», «Беларусьфильма» и Киностудии имени Довженко. От переезда в Москву мама сразу отказалась. Этот город шумный, там все бегом, бегом, а они в Красноярске привыкли совсем к другому темпу. Папа поехал разузнать насчет работы и обустройства в Минск, а мама отправилась в Киев. Когда приехала на Киностудию имени Довженко, рабочий день закончился, все уже разошлись. Знакомых и друзей в Киеве не было. Мама прогулялась по проспекту Победы, который тогда назывался Брест-Литовским. Дошла до Крещатика. Красота города ее потрясла.
Был как раз май, цвели каштаны. Снимать номер в гостинице было дорого, и мама заночевала на лавочке в парке КПИ, подложив под голову сумку. Лежала, смотрела на звездное небо, свечки каштанов и думала: «Это наш город!» На следующий день, когда папа приехал в Киев, сказала ему: «Остаемся здесь». Правда, квартиру в Киеве дали не сразу — около года мы жили в поселке Тарасовка. Там я ходил в детский садик. Папа на новогоднем утреннике у нас был Дедом Морозом. И что самое прикольное, когда мы возвращались домой, я шел с ним за ручку и рассказывал, какой к нам Дед Мороз приходил классный. Отец потом вспоминал: «Я иду и в душе „плачу“. Мой собственный сын не узнал меня в образе! Значит, сыграл роль классно». Первую квартиру в Киеве нам дали на Лесном массиве. Прожили мы там недолго. В 1970 году благодаря Владимиру Щербицкому получили квартиру рядом с парком КПИ, где мама ночевала, приехав в Киев.
— Мистика?
— Знаете, это не мистика, а пример того, как люди делают свою жизнь собственными руками.
— Правда, что ваш отец влюбился в маму с первого взгляда и буквально на следующий день после знакомства они поженились?
— Расписались через месяц после знакомства. Седьмого ноября мама организовывала в Красноярске творческий вечер, и папа там выступал. А шестого декабря расписались. «Букетно-конфетный» период длился всего шесть дней. Любовь была настоящая. Если на съемках у папы освобождалась хоть минута, он всегда звонил маме, его тянуло домой. Когда снимался в фильме «Долг», пришлось переплывать горную речку. Там он схватил двустороннее воспаление легких. Помимо этого, во время скачек травмировал спину. Но у него выдалась неделя свободного времени, и он из Туркменистана с этой травмой и воспалением легких приехал домой в Киев.
— Как ваш отец относился к славе?
— Одна из поклонниц папиного таланта 31 декабря утром оставляла нам под дверью коробку с соленьями: огурчиками, помидорчиками, грибочками и запиской «С Новым годом!» Так длилось с 1985 по 1990 год. Кто эта незнакомка, мы до сих пор не знаем. Конечно, папу узнавали на улицах. 9 мая, в День Победы, у него была такая традиция: мы выходили в город. Отец брал с собой флягу с водкой и угощал ею из солдатской кружки ветеранов, которых мы встречали по пути. Я нес в руках пакетик с хлебом и салом. Помню такой случай. Возложив цветы к памятнику Славы и пообщавшись с фронтовиками, мы собрались домой. Зашли в троллейбус и видим — бежит ветеран. Грудь вся в орденах и медалях. Залетает в троллейбус и начинает папу обнимать: «Коля, мы же с тобой вместе на Курской дуге были! Куда же ты пропал?» Так, видимо, запал созданный отцом на экране образ капитана Цветаева в душу фронтовиков, что они ассоциировали его со своими боевыми товарищами.
— Хотя отец ваш не мог воевать, ведь родился 22 мая 1941 года.
— Да, это так. Очень запомнилось мне и то, как во Дворце «Украина» к папе подошел Щербицкий, обнял, спросил, как дела. Он же был фронтовик.
— Какая роль отца была особенно близка ему, а какая — вам?
— Отцу очень нравилась роль Силантия в дилогии «Пропавшая экспедиция» и «Золотая речка». Он всегда хотел сыграть простого мужика. Военные роли со временем надоели. Помню, как за девять лет до его смерти мы с ним ехали на дачу, и он сказал: «Вова, когда я умру, не вздумай ставить мне памятник с изображением солдатских касок, танков, пушек… Сделай обыкновенный православный крест». А еще папа очень гордился ролью в фильме «Ливень», где играл немого лесника Серафима.
— Отец вас брал на съемки?
— И не раз. Представьте: пятилетнего мальчика, который играет в войнушку, привозят туда, где настоящие каски, оружие, мотоциклы… Это было невероятно.
— Николай Олялин блестяще сыграл роль Мержинского в картине Николая Мащенко «Иду к тебе» о Лесе Украинке. Жаль, что этот фильм редко показывают по телевизору.
— Мне тоже жаль. Фильм очень нравится и моему сыну Саше — папиному внуку.
— Правда, что ваш отец писал стихи?
— Да. «Я разберу тебя по схемам, боюсь, потом не соберу»… Также прекрасно читал стихотворения Симонова, Маяковского и других поэтов.
— Николай Владимирович верил в судьбу?
— Он был человеком верующим. Каждое утро у него начиналось с молитвы. Всегда молился и перед сном. На все религиозные праздники шел в Лавру. Случались в его жизни и чудеса. Папа лежал в институте Амосова — ему делали аортокоронарное шунтирование. Три дня он находился в коме, но, к счастью, вышел из нее. После этого прожил еще десять лет.
— Читала, что его сбережения в 1990-е годы «сгорели», пришлось искать деньги на операцию.
— Да, на сберкнижках у папы были приличные по тем временам деньги. Но это все, как у большинства советских граждан, пропало. Помог один из папиных друзей. Как только узнал, что необходима операция, дал нужную сумму. Но были и такие люди, кто хвастался знакомством с Николаем Олялиным, а как только понадобилась их помощь, исчезли.
— В интервью ваш отец рассказывал, что один из тех, кого он считал своим товарищем, согласился одолжить деньги под проценты. Николай Владимирович спросил его: «Прости, а вдруг я дуба врежу?» Он ответил: мол, тогда отдаст семья. И Николай Олялин сказал, что больше не хочет его знать.
— Что поделаешь? Люди разные бывают. К слову, когда возникла необходимость операции, пришлось открыть счет, на который переводили средства знакомые и незнакомые люди из многих городов Украины. Папе сделали операцию, а на счету оставалась приличная сумма. И он отдал эти деньги для лечения больных детей.
— Накануне смерти отца у вас были тревожные предчувствия?
— Я проснулся в четыре часа ночи. Спать уже не мог. А в семь утра позвонила мама и сказала, что в четыре часа умер папа. Обидно — он ведь не собирался умирать. Мы его постоянно упрашивали лечь в больницу, поправить здоровье. Отец лег в пятницу. Я спросил: «Папа, что тебе привезти?» «Вова, у меня все есть. Все нормально. Я хорошо себя чувствую. В понедельник тебе позвоню, скажу, что нужно», — был ответ. А в ночь на понедельник 17 ноября отца не стало…
— Скажите, отец вам снится?
— Да. Как-то приснилось, что иду я по Ярославовому валу, а папа стоит на переходе. Я спрашиваю его о чем-то, говорю, как тяжело нам без него…
— Николай Олялин успел мир посмотреть?
— Да. Был во Франции, Германии, Венгрии, Чехии… Особенно потрясла его Куба, куда ездил с моряками.
— Что бы вы сказали отцу сегодня, если бы он мог вас услышать?
— «Живи, только живи!»
— Ведь именно ваш отец был автором фразы «Будем жить!», прозвучавшей в картине «В бой идут одни «старики»?
— Да, это фраза моего отца. Он «подарил» ее Леониду Быкову для его фильма.