Война катком прошлась по судьбам сотен тысяч украинцев, забирая жизнь, дома, работу, раня и калеча. Патриотично настроенные жители Донбасса оказались в сложнейшей ситуации. Однако мы каждый день убеждаемся, что человеческий дух неистребим, что никому и никогда не удастся убить в нас веру в народ, страну, в нашу победу
«Даже в страшном сне не могла предположить, что в нашей семье случится такая история, — пишет Анна из небольшого города в Донецкой области, оккупированного пророссийскими террористами. — Мы с мужем ни секунды не колебались в своем отношении к „ДНР“. Сразу поняли, что эти „ребята“ — обыкновенные гопники и барыги. Сын и дочь наши взгляды полностью разделяли.
Летом 2014-го, когда бои шли на окраинах родного города и стало совсем невмоготу, мы уехали в Запорожье. Полгода мыкались: жили в общежитии, на съемных квартирах, у знакомых. Постоянного заработка не было, деньги быстро закончились, пришлось вернуться домой.
Мужа взяли в ЖЭК, он хороший электрик. Сына — на шахту. Правда, „новая власть“ платит по 10—15 процентов зарплаты, но мы надеемся, что после освобождения сын и остальное получит. Я оформила пенсию, как у нас говорят, „в Украине“. Это очень сложно.
Дочь с большим трудом устроилась воспитателем в садик. Ее все время возмущало, что родители приводят малышей на утренники в гимнастерках, пилотках, камуфляже. Да и сами папы с мамами часто одеты в стиле „милитари“, он сейчас в тренде в „ДНР“. То, что дочь произносила в адрес „колорадов“, пересказать не могу. „Чокнутые“ — самое мягкое. Ее заведующая (патриот, каких поискать) просто умоляла Машку не язвить и вести себя тихо: „Обе на подвалах окажемся“.
Машка у нас боевая, за словом в карман не лезет. Может, поэтому кавалеров у нее всегда было немало.
В школе ей очень нравился мальчик из параллельного класса. Но что-то у них с этим Сергеем не заладилось. За два года до войны, во время учебы в институте, дело чуть до свадьбы с однокурсником не дошло. Но опять „не мой вариант“. Мы с отцом не вмешивались.
Когда начался ад, стало не до личной жизни — уцелеть бы.
И вот несколько месяцев назад она объявила, что вечером в гости „на чай“ придет Сергей, мол, у них все серьезно.
— Он же ополченец! — муж аж подскочил с дивана.
— Ну и что? Зато хороший человек.
Таких сцен стены нашего дома еще не видели. Муж с сыном орали на Машку, та огрызалась и рыдала, я тоже плакала. Вердикт семьи — „ноги его здесь не будет“.
— Ишь чего, пить чай с „орками“, — никак не могли успокоиться мои мужчины.
Меня они в свои дела не посвящают, но знаю, что сложа руки не сидят. У нас это называется „приближаем Победу“. О поступках настоящих патриотов Донбасса страна обязательно узнает позже.
На следующий день Машка пыталась нам доказать, что среди сторонников „недореспублики“ есть нормальные мужики. Они действительно верят, что „строят светлое будущее для детей“.
— Но основная-то масса — отребье, — говорю ей. — И они, и идейные будут отвечать за все, что натворили.
В общем, Сергея мы не приняли. Вскоре они с Машкой сняли квартиру. Иногда я встречала его то в магазине, то на рынке. Вежливый, работящий, непьющий, к Машке хорошо относится. Казалось бы, что еще надо? Если бы не одно „но“, которое перевешивает все.
И хоть она уверяла, что в боях „зятек“ не участвовал, мы не верили. Муж из-за стресса попал в больницу, осунулся, постарел. Обо мне и речи нет. Да и Машку счастливой я не осмелилась бы назвать. Какое тут счастье — жить с предателем Родины?
Ну, а месяц назад явилась наша дочь в слезах: „Сереже… оторвало ногу“. Якобы он копал окопы где-то под Донецком и наткнулся на мину. Напарника спасло то, что отошел на минутку в сторону позвонить кому-то.
Машкин вой невозможно было слышать. Короче, поехали мы в больницу.
Сергей потерял много крови, после операции был в очень тяжелом состоянии. Врачи его буквально вытащили с того света.
Его родители из категории неблагополучных. Примчались тоже, но поняли, что предстоят большие расходы, и больше не являлись. Мы с мужем долго думали, не раз поссорились. И все же решили, что бросать парня как-то не по-человечески.
Сын презирает нас за малодушие. Дочь постоянно находится в больнице. Я привожу еду, покупаю лекарства… Знаете, когда лежит дите без ноги и смотрит на тебя огромными глазами, сердце не выдерживает.
Недавно Сергей сказал Машке: „Проснулся и не мог понять, почему под кроватью только один носок валяется“. Никак еще не может осознать. Боль физическая, боль душевная…
Разговариваем только о том, что ему приготовить, где протез делать (всех ампутантов вроде в Ростов отправляют).
Насмотрелась я в больнице на „приблудных туристов“ из России. Искалеченных, измученных, злых. Их там нет, Путин? Кстати, лечат и кормят россиян отдельно.
Местных пациентов тоже полно. Тот без руки, этот без глаза. „Мы — скот на бойне“, — сказал Сергею сосед по палате, которому на днях начальство вручило какую-то „цацку“, произнеся почти слово в слово хит Дмитрия Медведева: „Держитесь тут. Счастья вам и здоровья“. Ясно, что никому эти парни не нужны. Они — уже отработанный материал.
Когда Машка робко попросила, чтобы они с Сергеем после его лечения пожили у нас, муж с сыном просто взорвались. „Ноги его здесь не будет“, — опять кричал муж. Потом осекся: про ногу теперь звучит как-то уж совсем буквально.
Я мать. Мне жалко моего ребенка. Бросайте в меня камни — жалко и Сергея. Я очень люблю Украину. И не могу не помочь своей дочери, которой сейчас очень трудно. Все сплелось в какой-то тугой узел».
«Мы с женой всю жизнь тяжело и много работали, — пишет Николай из районного центра на Донетчине. — Когда на нашу землю пришли оккупанты, очень надеялись, что скоро их прогонят.
Да, я ходил на „референдум“. Но только затем, чтобы проголосовать против. Мои бывшие коллеги сделали то же самое. Только толку?
Не знаю, как мы выжили зимой 2014 года. Голод, холод, болезни. Тем не менее ни разу не получали гуманитарку. Решили, что у „этих“ не будем брать ничего.
Потом стало понятно, что война искусственно затягивается. Причем, как я понимаю, обеими сторонами. Здесь это очень хорошо видно: эшелоны и фуры идут в обе стороны регулярно и беспрепятственно.
Хотя все вокруг оформили себе по две пенсии, мы „дыровскую“ принципиально проигнорировали. Но жить как-то надо. Пришлось отправиться на „большую землю“.
Тем, кто не в курсе, объясню, что это доходный бизнес для большого количества людей.
Во-первых, все можно оформить прямо на месте, без выезда. За это надо хорошо заплатить. Дело поставлено на поток. Отдаешь документы, деньги и через пару недель или месяц все о’кей. Если повезет, и вас не кинут. Риск очень большой. Знаю не один случай, когда старики лишались и документов, и последних средств. И ведь не пожалуешься никуда.
Во-вторых, есть специальные маршруты для „пенсионных туристов“. Тоже все налажено. Едет „газелька“ или легковушка. У водителя все схвачено. Даже через КПВВ (контрольный пункт въезда-выезда. — Ред.), где машины стоят в очереди сутками, этот транспорт проезжает без задержек.
В-третьих, в приграничных городах масса желающих за определенную сумму „продать“ вам адрес. То есть вроде вы там временно снимаете жилье. Недавно, правда, „погорела“ моя бывшая сотрудница. В управлении Пенсионного фонда чиновница спрашивает: „Вы действительно проживаете по такому-то адресу?“ После утвердительного ответа следует вопрос: „А на каком автобусе добираетесь с рынка?“ В общем, подловила на самом простом и не подписала ей ничего.
Хотя в целом отношение к нам со стороны работников учреждений нормальное. Они очень устали от наплыва обозленных, шумных, часто мало что понимающих людей, от которых, извините за подробности, еще и дурно пахнет, ведь в таких поездках ни помыться, ни переодеться нереально. Но видно, что сочувствуют.
В-четвертых, если вы не справляетесь с делами за один день, снять квартиру не проблема. Около управлений Пенсионного фонда всегда крутятся бойкие старушки. Они и не ожидали такого приятного бонуса в старости, как квартиранты. В Селидово, Мариуполе, Краматорске сегодня аренда жилья в большой цене.
Ненормально, что все делают вид: мы — что действительно выехали из оккупации, чиновники — что верят нам.
И еще. Вы даже вообразить не можете, что ощущает человек, вырвавшийся на свободу. Я не сентиментальный, но мне плакать хотелось, когда увидел украинские флаги, нормальные ценники в магазинах — не в рублях, как у нас. Телевидение опять же. Мне эти „Оплоты“ с „Новороссиями“ да российский „Первый канал“ давно в печенках сидят. Как говорит моя жена: „Ты уже весь экран заплевал“.
Нам ничего не надо. Только верните наш украинский Донбасс».
«Дорогие „ФАКТЫ“, переименуйте, пожалуйста, вашу рубрику. Это не „письма оттуда“, это „письма из потустороннего мира“, — пишет дончанка Алла. — По-другому дэнээрию назвать не могу. Я ваш читатель со стажем. Выписывала „ФАКТЫ“ много лет. Сейчас подруга из Киева с любой оказией мне передает газету. Когда получаю очередной „транш“, радости нет предела: впереди упоительное чтение. Правдивая информация — вот в чем мы сейчас нуждаемся больше всего. Знайте, что в оккупации „ФАКТЫ“ просто нарасхват. Делюсь с родственниками, соседями, сотрудниками. Так что наберется солидная аудитория.
Мы никогда уже не будем прежними. Теперь больше всего на свете ценим тишину, тепло, уют, какие-то обычные радости.
Мои друзья выехали отсюда два года назад. Очень скучают по Донецку, по родным улицам и площадям, по дому, по нашим посиделкам на даче. Часто звонят. Первый вопрос всегда: „Там флаги еще не поменяли?“ И они в „эмиграции“, и мы здесь ждем, когда сюрреализм закончится.
В последнее время в „ДНР“ ходят слухи, что „борцуны за русский мир“ отправятся домой в РФ. У „ваты“ паника: „Нас сливают“.
„Всегда мечтала съездить в недоразвитую страну, наполненную дикарями и опасностями, но все не было то времени, то возможности. И тут страна приехала ко мне“, — написала недавно в местном паблике сторонница „Новороссии“. Дошло, выходит.
Вместе с прозрением приходит страх. Верю, что очень скоро все, кто принес горе на нашу землю, предстанут перед судом. Простим ли мы их, большой вопрос. Я лично — никогда. За то, что они орали мне в спину на митингах весной 2014 года, за бессонные ночи в погребе, за черно-красно-синие тряпки на „мэрии“, за то, что мой ребенок учится в вузе другого города, а не Донецка, — обвинений столько, что газетной страницы не хватит.
Меня часто спрашивают, как буду после Победы общаться с коллаборационистами. Шучу, что стану перевоспитывать. На самом деле — не знаю. Это очень серьезная тема. Самое главное, что надо бороться за умы детей, которым за это время реально вынесли мозг своей пропагандой. Они растут с мыслью, что лучше СССР ничего не было, что Россия — наше все, что погибнуть за „ДНР“ — счастье. Как потом достучаться до них? Какие аргументы приводить? Думайте, люди, уже сейчас. Потом может быть поздно. Ненавижу войну».
«Иду недавно по Донецку, — пишет дончанка Елена. — Вижу, как по аллее бегают юнцы в новенькой российской военной форме (пополнение поступает почти каждую неделю). Веселятся, подпрыгивают, что-то ловят руками. Первая мысль — наверное, обкуренные. Когда подошла ближе, оказалось, что ловят… тополиный пух.
Не выдержала:
— Что, никогда не видели?
— Не-а.
Меня прямо перекосило. Откуда взялись эти „защитники русского мира“? Так захотелось гаркнуть, чтоб убирались куда подальше. Они чувствуют себя на Донбассе хозяевами. Мы для них „быдломасса“, низшая раса, „хохлы“. А сами-то?
Наш дом расположен в центре города. В подъезде пустовала квартира. Очень интеллигентные соседи спешно уехали во Львов после того, как глава семьи попал „на подвал“ за проукраинские взгляды. Бросили все.
Видимо, какой-то стукач донес в „мэрию“, что жилье свободно. Недавно туда въехал российский офицер. Сначала жил один, потом привез свою пассию „из-за поребрика“.
— Прикинь, горячая вода круглые сутки, на лифте каждый день катаюсь, — громко хвастала девица недавно кому-то по телефону.
Для нее элементарная цивилизация — уже счастье. А тут тебе дармовые апартаменты, дорогая посуда, красивая мебель… Жизнь удалась».
Подготовила Маргарита ЛЕВАНОВА, специально для «ФАКТОВ»
Фото в заголовке EPA/UPG