Медики прифронтовых городов констатируют: из-за активизации обстрелов со стороны боевиков резко возросло количество раненых мирных жителей
Как показывают фронтовые сводки, пророссийские террористы усилили ежедневные обстрелы позиций украинской армии, а также прилегающих к линии огня населенных пунктов. Так, на днях боевики многократно мощно обстреляли жилые дома в райцентре Красногоровка Донецкой области (поселок контролируют силы Национальной гвардии Украины). В одной из квартир взорвался снаряд: хозяйка жилья осталась жива, но получила тяжелые травмы. В другом доме, куда тоже угодил снаряд, две женщины получили множественные осколочные ранения. В данный момент трое пострадавших находятся в Марьинской центральной районной больнице.
— За день до обстрела муж уехал проведать дочку и внучку: как только началась война, они перебрались в Харьков, — говорит 53-летняя Елена Доценко. Женщина до сих пор не понимает, как ей удалось выжить после прямого попадания боевого снаряда в ее спальню. — Я осталась дома одна. Около пяти часов утра проснулась от грохота: стреляли так, что хрустальные бокалы в серванте подпрыгивали и дзинькали, ударяясь друг о друга. Оконных стекол у нас уже давно нет: их повыбивало еще позапрошлым летом. Мы с мужем забили окна плотным стройматериалом, да так и жили.
*Эту дыру в квартиру семьи Доценко пробил один из мощных снарядов, которыми в последнее время боевики обстреливают приграничную полосу. Раньше такое оружие в зоне боевых действий не применялось
Только вскочила с постели, где-то рядом разорвался снаряд — в доме затряслись стены. Я бегом в коридор, под вешалку: там мы обычно пережидали обстрелы. Раньше во время обстрелов спускались в подвал. Но в феврале 2015 года дверь в подвал вырвало взрывом, и прятаться стало негде. Пока сидела в коридоре, слышала выстрелы: первый, второй, третий… И вдруг пол под ногами подскочил вверх — это взрывная волна сорвала бетонную плиту.
На моих глазах нашу входную дверь (двойную!) вырвало, и она, ударившись о бронированную дверь соседской квартиры, полетела вниз, рассыпаясь на щепки прямо в воздухе. Я видела это очень четко: в подъезде горел свет. А в квартире было темно. За долю секунды до того, как вырвало дверь, меня повалило на пол. Сверху посыпались, как я поняла, обломки стен и отдельные кирпичи. От внезапной боли едва не потеряла сознание. Разглядеть, что именно падало на меня, было невозможно: в квартире стояла плотная завеса едкого дыма и цементной пыли. Чтобы не задохнуться, закрыла рот и нос руками и мысленно просила: «Господи, спаси и сохрани!»
Дальше женщина рассказывать не может — ее душат слезы.
*"Не могу спать, мучает мысль: «Где мы с мужем будем жить, когда меня выпишут из больницы?» — говорит Елена Доценко
— Вряд ли мои чувства поймут те, кто не переживал обстрелы, — вздыхает, совладав с эмоциями, Елена. — Потом узнала: снаряд залетел в нашу спальню и, как говорят военные, упал прямо на кровать, где я спала всего за несколько минут до того. Не знаю, какой это был снаряд, но он разнес деревянную кровать на мелкие щепки — точно так, как входную дверь. А наша двухкомнатная квартира превратилась в руины: несущие стены разбило в крошку, мебель рассыпалась в труху, диваны порвало на куски… За секунду до того, как в жилище влетел снаряд, я хотела зайти в ванную. Но передумала. И это меня спасло. Ванную завалило кусками плитки и крупными обломками стен: там я точно погибла бы.
Когда затихло, стала выбираться из завалов. Почувствовала, что левая нога будто одеревенела, но тогда я еще могла передвигаться. «Лена, ты жива?!» — услышала крики соседей. Они выбежали на улицу и стояли под окнами нашей квартиры, расположенной на втором этаже. Я ответила: мол, да, жива, пытаюсь выбраться из руин. «Только не выходи в подъезд! — кричат. — На первом этаже огонь стеной стоит. Иди на балкон, будем как-то тебя спускать». Я пробралась к лоджии, а соседи уже и деревянную лестницу принесли, и «скорую» вызвали.
Пока лестницу приставляли к балкону, я разглядывала свою онемевшую ногу: в крови, но целая, пальцы на месте, на стопе сбоку что-то торчит. Потрогала рукой: на ощупь мягкое. Ну, думаю, легко отделалась: наверное, только кожу порвало. Я же не знала, что у меня открытый оскольчатый перелом. Двое соседских парней поднялись на балкон и помогли мне перелезть через перила. Только встала на лестницу, нога как заболит! Аж в глазах потемнело, и я чуть не сорвалась вниз. «Женщина, не двигайтесь! — закричал врач „скорой“. — Сейчас поднимусь к вам и сделаю обезболивающий укол».
— Я отказалась от инъекции, — продолжает Елена. — Понимала ведь, что дорога каждая секунда. Пострадавший от взрыва и объятый пламенем дом мог обрушиться в любой момент. А если бы из-за меня, не дай Бог, погибли люди? Хлопцы предложили спустить меня вниз, держа на руках. «Да вы что! — говорю. — Во мне 85 килограммов веса. Сама справлюсь». И давай потихоньку спускаться. Здоровой стопой становилась на нижнюю ступеньку, а коленкой раненой ноги упиралась на верхнюю. Так и добралась до земли. Там меня подхватили на руки, уложили на носилки и увезли в больницу.
Первые дни врачи не говорили, что со мной: наверное, не хотели расстраивать. Потом сообщили: «У вас раздроблена пяточная кость, это плохо. Потребуется несколько операций». Конечно, я пережила шок. Но потом стала успокаивать себя: «Главное, что жива осталась».
— Мы провели пациентке первичную хирургическую обработку открытого перелома пяточной кости, иссекли поврежденные ткани, — говорит заведующий отделением травматологии Марьинской центральной районной больницы Михаил Чирков (из-за военных действий медучреждение эвакуировали в Курахово). — В результате ранения на пятке образовался дефект: отверстие размером семь на семь сантиметров. Когда пяточная кость немного нарастет, мы закроем дефект кожей, взятой с бедра пациентки.
Такая травма считается достаточно серьезной. Сейчас мы не можем прогнозировать, закроется рана на пятке или не закроется. Возможно также развитие остеомиелита (это когда гнойная инфекция поражает костную ткань). Одно могу сказать точно: Елене предстоит лечиться, как минимум, полгода и придется перенести еще не одно хирургическое вмешательство.
У 48-летней женщины из Красногоровки, которую тоже ранило во время обстрела, ситуация куда тяжелее. Осколок попал ей в коленный сустав, превратив его в фарш. Кроме того, у пациентки открытый огнестрельный перелом правого бедра. Мы извлекли осколки из ноги, наложили аппарат Илизарова. Думаю, женщине придется ходить с ним не меньше года. Что делать с коленным суставом? Конечно, можно будет обратиться к столичным специалистам, которые умеют пересаживать чужеродные кости. Но женщина все равно останется инвалидом.
Третья пострадавшая, 76-летняя пенсионерка, самая легкая. У нее множественные осколочные ранения грудной клетки и шеи, сотрясение головного мозга, закрытая черепно-мозговая травма. За месяц, скорее всего, вылечим. Все три женщины пребывают в подавленном эмоциональном состоянии, ведь они потеряли жилье…
Помню, прошлым летом раненых тоже было много, потом вроде как успокоилось. За последний год мирные жители, пострадавшие от боевых снарядов, поступали в больницу редко: один-два человека в месяц. Сейчас ситуация на фронте обострилась, и пациентов доставляют непрерывно. То есть количество раненых возросло в разы. И всем, как правило, требуется длительное и дорогостоящее лечение. Нашу больницу регулярно посещают наблюдатели ООН и ОБСЕ. Ходят по палатам, фиксируют количество раненых, делают скорбные лица, сочувственно качают головами. А толку от их визитов? Помощи же никакой.
Тем временем штаб Ахметова, узнав о пострадавших жительницах Красногоровки, связался с врачами Марьинской районной больницы и выяснил, какие медикаменты и перевязочные материалы требуются для лечения и проведения операций. Все необходимое было сразу закуплено и отправлено в лечебное учреждение.
— Уже больше шести тысяч человек получили от нас помощь на лечение, — сообщает координатор гуманитарного штаба Рината Ахметова Римма Филь. — Это страшная статистика и, к сожалению, счетчик пострадавших от военных действий на Донбассе продолжает отсчитывать новые жертвы.
— Не могу спать, мучает мысль: «Где жить будем, когда меня выпишут из больницы?» — признается Елена Доценко. — Муж ночует то у одной сестры, то у другой. А меня, прыгающую на костылях, куда поведет? Супруг никак не может смириться с тем, что мы потеряли все. Каждый день приходит в нашу разбомбленную квартиру и разбирает завалы, надеясь найти хоть какую-то уцелевшую вещь.
— Документы тоже сгорели?
— Они были в «тревожной» сумке. Когда только начались обстрелы, люди приготовили кто чемодан, кто обычный пакет, куда сложили документы и предметы первой необходимости. Наша «тревожная» сумка стояла в коридоре под вешалкой. Когда я выбиралась из завалов, первым делом стала на ощупь искать ее. И нашла! С ней и спускалась по лестнице. Эта сумка— единственное, что осталось у нас из прошлой жизни. Да, документы целы. Но какая польза от свидетельства на право собственности на квартиру, если ее больше нет?
Мы живем (вернее, жили) на втором этаже, а на первом была дочкина квартира. Она выгорела полностью: из вещей и мебели не осталось ничего, только горы пепла. Хорошо, что дочь с внучкой выехали на мирную территорию, иначе… сами понимаете. Спрашиваете, почему мы с мужем не уехали? Не хотели бросать квартиру и родной поселок. Здесь прошла, считай, вся наша жизнь, было больно расставаться с тем, что так любили. Недавно вроде как объявили о прекращении огня, обстрелы затихли. Мы думали: ну вот, наконец заживем спокойно.
Но два месяца назад снова начали стрелять: часто и сильно. Практически все снаряды пролетали над нашей пятиэтажкой — она стоит на самой окраине Красногоровки. Окна моей квартиры смотрят в сторону поселка Старомихайловка, где находятся позиции «дээнэровцев». Только не спрашивайте меня, откуда стреляли. Не хочу и не буду ничего комментировать…
Раньше мы хоть понимали, какие снаряды летят: различали по звуку. Танковые — грохают глухо, минометные — свистят, «Грады» — словно шелестят. А с тех пор, как ввели запрет на использование крупнокалиберных орудий, стало только хуже. Теперь стреляют из чего-то нового и страшного. Эти снаряды оставляют в воздухе огненный след. А сила взрыва такая, что переворачивает бетонные плиты. Я уже говорила, что нашу квартиру полностью разрушило. Но ведь соседи тоже остались без жилья. Бетонные перекрытия внутри нашей пятиэтажки обрушились и упали в подвал, от дома осталась, по сути, одна коробка.
Больше всего боюсь, что останусь инвалидом. Я ведь даже до пенсии недоработала. На пособие по инвалидности разве проживешь? Ой-ой-ой… За что нам, простым людям, такие муки?