Ровно два года назад, в августе 2014-го, российские войска незаконно пересекли границу Украины и вступили в бой с украинскими бойцами на территории Луганской области
Свидетельством участия российской армии в войне против Украины стали могилы солдат 76-й Псковской дивизии воздушно-десантных войск России в Выбутах Псковской области. В августе 2014-го о похоронах написала местная газета «Псковская губерния». Официально же Кремль вот уже второй год твердит, что не использует российскую армию в войне против Украины.
Тогда, два года назад, российский оппозиционер, издатель газеты «Псковская губерния» Лев Шлосберг опубликовал записи переговоров действующих военнослужащих 76-й дивизии, которые рассказывали друг другу, что в ходе боевых действий на территории Луганской области, близ Георгиевки, практически полностью была уничтожена 1-я рота 76-й псковской дивизии ВДВ. Некоторые российские СМИ опубликовали снимки могил псковских десантников. Спустя несколько дней после публикации признаний солдат Льва Шлосберга жестоко избили неизвестные, а позже его исключили из состава депутатов законодательного собрания Псковщины. После запроса Шлосберга о потерях российской армии в мирное время данные засекретили указом президента Путина…
На днях Лев Шлосберг в эфире радио «Эхо Москвы» заявил, что за два года официальная позиция Кремля относительно конфликта на Донбассе не изменилась: российских солдат там «не было и нет»… Предлагаем читателям отрывки из выступления на радио одного из немногих здравомыслящих российских политиков, который изложил свою версию того, почему его соотечественники мирятся с очевидной ложью своих правителей:
«Ситуация с погибшими на востоке Украины (российскими военнослужащими. — Ред.) не менялась никогда. Это изначально была тайная война, это изначально была ложь государства, ложь, о которой знали тысячи, я думаю, даже десятки тысяч, непосредственно причастных к семьям военнослужащих, — сказал Лев Шлосберг. — Такие военные города, как Псков, знали об этом, потому что Псков знает, где находится дивизия и что она делает.
Ситуация 2014 года (когда дивизия потеряла в Луганской области роту. — Ред.) — это ситуация полного интеллектуального слома российской государственной машины, когда (российское. — Ред.) государство потеряло голову и способность адекватно оценивать ситуацию после крымских событий. Была абсолютная уверенность в том, что на востоке Украины повторится так называемое триумфальное крымское шествие, когда сами жители будут вносить в административные кабинеты тех людей, кого Россия хотела бы видеть руководителями регионов.
Когда выяснилось, что на Донбассе украинские Вооруженные Силы защищают Украину, это было колоссальным сюрпризом и для политического, и для военного руководства России. Соответственно, не ожидали вообще военных действий, не ожидали потерь; не были готовы ни объяснять это обществу, ни объяснять это самим военнослужащим. Учитывая, что в августе 2014-го ожидали всего лишь военного сопровождения политических действий, то сами российские военнослужащие, только оказавшись на территории Украины, узнавали, куда они попали и какая перед ними стоит боевая задача.
Уже в сентябре 2014 года это прекратилось. Российским военнослужащим стали говорить, куда они едут. Но общее отношение к этим боевым действиям, замаскированное под „добровольцев“, „казаков“, кого угодно, не изменилось. Признавать этот страшный смертный грех войны на востоке Украины силами российских Вооруженных сил наше государство не намерено, потому что вслед за этим необходимо будет называть цифру погибших. Это будут тысячи человек. Мы не можем называть число, но, когда рано или поздно это станет известно (а это станет известно), это будет вопрос политической ответственности (Кремля. — Ред.) за погибших. Притом и погибших в России, и погибших в Украине. Я не уверен, кстати говоря, что цифра погибших граждан Украины сейчас известна точно, потому что это была ужасная война. Она не закончена. На Донбассе очень странное, очень шаткое перемирие с возникающими перестрелками, с серыми схемами управления территориями, с не до конца понятными схемами финансирования как обычной гражданской жизни, так и ведения боевых действий. Вся территория Донбасса превратилась в зону полулегальных властей, непонятных институтов, отсутствующего, по сути, права. Это самое страшное, когда разламывается все правовое поле. И, на мой взгляд, сейчас ситуация продолжает оставаться тупиковой».
Отвечая на вопрос журналиста, почему молчат родственники отправленных на войну с Украиной и погибших там солдат, Лев Шлосберг сказал: «В России сформирована такая система государственной власти, которая вызывает у человека очень большие опасения за свою безопасность, если человек начинает делать что-либо, что не понравится государству. В этой системе власти государство гипертрофировано, а человек является подчиненным государства. Не источником государственной власти, а подчиненным. Россияне, которые сейчас находятся на военной службе — и на профессиональной военной службе, по образованию, и на службе по контракту, и на службе по призыву, а также их семьи понимают свою колоссальную зависимость от военной машины. Мне приходилось общаться с очень многими семьями, родственники которых принимали участие в боевых действиях в Украине. Кто-то, слава богу, остался жив, кто-то, к сожалению, погиб. И страх перед государством этих людей очень значительный. Страх перед оглаской был очень большой. Многие родственники погибших солдат говорили: „Скажите, что и как делать, но не рассказывайте про нас. Нигде не говорите. Просто пришли к вам, чтобы спросить совета, но, пожалуйста, не пишите, не обращайтесь, просто скажите, как нам сделать лучше“. Потеряв родных, люди очень боялись принести вред своим живым родственникам.
Когда пошли первые боевые действия и первые боевые потери, огромное число людей приходили, спрашивали: „Нам обращаться в военную прокуратуру?“ У нас же была дикая ситуация, когда в Пскове полка нет, и родные служивых, их жены, матери дозваниваются до дивизии, спрашивают: „Где наши? Мы не можем дозвониться. Выключены телефоны уже четвертый день“. А им говорят: „Да они тут бегают по казармам, они забыли заплатить за телефоны, у них мобильники выключены, нет связи. Найдется время — сходят, заплатят, и вы до них дозвонитесь“. Доходило буквально до этого.
Многие (российские. — Ред.) офицеры бегали от родных, потому что у них не было приказа, как действовать. Им было стыдно, им было даже, может быть, страшно, но у них не было приказа, как действовать в этой ситуации с семьями. А семьи стояли около входа в дивизию, пытались понять, куда исчезли их родные…
Проблема заключается в том, что люди не видят в государстве силы, которая способна принимать справедливые, законные решения и в случае несправедливости и беззакония восстанавливать права человека, защищать права человека. Поэтому такое колоссальное молчание (россиян. — Ред.). Очень много говорилось, что это следствие того, что людям, семьям платили за погибших (военнослужащих. — Ред.) компенсацию. Да, некоторым заплатили, но не всем. Когда число погибших стало очень велико, многих из них задним числом записывали в „казаки“, и люди не получали ничего вообще. Мы знаем таких погибших, которых просто похоронили, в том числе и в Пскове. Им как ветеранам боевых действий за другие войны выдали пособие на погребение, но ни копейки денег государство за убитого военнослужащего уже не заплатило, потому что просто нашли такой способ маскировать эти потери.
Я думаю, что государство в огромном долгу перед российской армией, оно совершило преступление против армии. Армия выполняет политические задания, любые. Принято политическое решение: воевать там. Армия узнает об этом решении и воюет. Но тогда это открытая война, это официально погибшие, это официальные похороны. И обществу объясняют: „Наше государство воюет там-то, для того-то и потому-то“. Люди, вероятно, могут с этим не согласиться и подать в отставку.
…Когда человека в приказном порядке отправляют на войну, которую государство скрывает, лжет об этой войне, о том, что ее нет… Когда государство лжет о масштабе участия своих Вооруженных сил в этой войне, лжет о потерях, не позволяет людям открыто об этом разговаривать, а в конце концов даже перестает платить семьям погибших… Это значит, что государство утратило полностью свою моральную составляющую. Я общался со многими российскими офицерами, в том числе старшими офицерами, которые называют войну в Украине преступлением российского государства. Сейчас они молчат, они говорят об этом только в частных разговорах. Но я знаю, что некоторые из этих людей в другой общественной ситуации, наверное, скажут. То, что они сейчас все молчат, это просто показывает запредельный уровень страха в стране. Это очень печально для общества. Это очень печально. Потому что люди считают, что их публичное высказывание может сломать их жизнь, и такой ценой они говорить, к сожалению, не готовы…»