Мать журналиста привезла из Тбилиси молочные зубы сына Гии, хранившиеся там 34 года, и хочет провести сравнительную ДНК-экспертизу с фрагментами найденного под Сухолисами черепа
Вчера, когда практически все СМИ тем или иным образом отмечали девятую годовщину со дня исчезновения и убийства журналиста Георгия Гонгадзе, мы позвонили во Львов матери погибшего журналиста Лесе Гонгадзе.
- Мне не хочется слышать соболезнований, — твердо заявила 66-летняя дама. — У меня нет никакой уверенности, что мой сын мертв. То, что я видела, не принадлежит моему сыну. Я много раз повторяла следователям из ГПУ, что у Гии был гораздо меньший размер ноги, чем у трупа, найденного в Тараще, и, кроме того, пулевое ранение у сына было в правую руку, а не в левую, как у того трупа, что мне показали в 2000 году.
Десять дней назад я побывала в Тбилиси, где до сих пор живут мои родственники. До этого времени я практически была невыездной. При каждой встрече работники СБУ и Генеральной прокуратуры всякий раз мягко и «доброжелательно» намекали мне, что моя смерть может быть кому-то выгодна, и мне нельзя покидать пределы Украины, где за мной «присматривают». Но после июльских находок в Сухолисах — черепа и зубов убитого человека, которые упорно называют принадлежавшими моему сыну, я все-таки решилась. В квартире, где мы жили, когда Гия был совсем маленький, сохранилась шкатулка, наполненная безделушками вроде старых брошек и стеклянных бус. Там, на дне, я нашла два маленьких молочных зубика. Они выпали у сынишки, когда ему исполнилось шесть лет. Я все эти годы знала, что они есть, что они там лежат!
На третий день после моего возвращения из Грузии, воскресным утром, в моей квартире раздался телефонный звонок из Генеральной прокуратуры. Звонил то ли следователь, то ли заместитель Генпрокурора. Снова с требованием похоронить тело, раз уж, мол, нашлись недостающие останки! Они звонят всегда по воскресеньям, когда я собираюсь в церковь. Или на Рождество, или на Пасху. Я попросила показать мне этот череп. Он ответил: «Это невозможно, потому что он запакован и опечатан». Тогда я спросила: «А как же вы предлагаете мне его хоронить? В упаковке с печатями?» Рассказав, что у меня сохранились молочные зубки сына, с помощью которых можно было бы провести неоспоримую сравнительную ДНК-экспертизу, я попросила у них хотя бы кусочек этого черепа, чтобы я сама, за свой счет, могла заказать проведение такого исследования. Поймите, мне это нужно только для себя. Я — мама, я хочу знать правду. Могу даже дать обязательство не разглашать результаты этой экспертизы. Мне нужно это, чтобы успокоиться, и Бог мне поможет.
Напоследок Леся Гонгадзе добавила:
- Игра в кости всегда считалась восточной забавой. Теперь украинцы играют в грязную политическую игру на костях моего сына. Это непередаваемо больно и страшно.