Два месяца назад у 14-летней Виолетты Потаповой из города Белозерское Донецкой области умерла мама. Она растила дочку одна, близких родственников у них не было. Так Виолетта оказалась в интернате. Совершенно случайно об этом узнала переселенка, в одиночку воспитывающая шестерых (!) деток. И сердце женщины, пережившей немало боли и потерь, дрогнуло.
До начала войны на Донбассе Яна Батюк жила в Макеевке. Вместе с мужем растила шестерых детей: родного сынишку и пятерых приемных.
— Война развела нас с мужем по разные стороны баррикад, — вздыхает 28-летняя Яна Батюк. — После оформления развода супруг уехал в Россию, а я с детьми — на подконтрольную Украине территорию. Благо власти города Белозерское Донецкой области, где мы сейчас проживаем, взяли нашу семью под опеку. Выделили трехкомнатную квартиру, помогают с путевками в детские санатории.
— Как получилось, что вы, такая молодая, стали приемной мамой?
— Это решение я приняла, еще когда сама была ребенком, — отвечает Яна и вдруг начинает плакать. Несколько минут она сидит, закрыв мокрое от слез лицо руками, ее плечи вздрагивают. Я понимаю, что детство Яны было тяжелым, и ей больно об этом вспоминать. — Маму не знала, папу тоже. Меня воспитывала бабушка. Она не захотела лишать мою мать родительских прав, считала это большим грехом. Бабушка окружила меня такой любовью, что она с лихвой компенсировала отсутствие родителей.
Мне всегда было очень больно смотреть на обездоленных деток. Помню, мы с бабушкой часто ездили пригородными электричками, а по вагонам ходили дети улицы: просили у пассажиров деньги и еду. Перед каждой нашей поездкой бабушка пекла целую гору вкуснейших пирожков, и мы вместе раздавали их беспризорникам. Однажды на вокзале в Дебальцево встретили грязного голодного мальчика, накормили его пирожками. Мне было очень жалко этого ребенка, заливаясь слезами, умоляла бабушку: «Давай заберем его домой!» Я ведь не понимала, что маленький бомж — это не бездомный котенок, и его нельзя так просто взять в семью.
А еще помню, как в десятом классе писали сочинение на тему «Кем я хочу быть?» И я написала в тетрадке: «Буду мамой — настоящей. У меня будет пятеро приемных детей, дом и собака». Судьба сложилась так, что учительница, которая проверяла это сочинение, сейчас учит моих деток. Недавно, встретив меня в школе, педагог сказала: «Яночка, помню каждое слово из твоего сочинения и очень горжусь тобой!» Самое интересное, что написанное в школьном сочинении сбылось. Только у меня не пятеро, а шестеро приемных детей: 14-летняя Виолетта, 13-летняя Алена, 11-летняя Лена, восьмилетние Аня и Юра и шестилетняя Василина. И собака есть — карликовая такса, дети ее обожают. Был и дом, но его забрала война.
Я рано вышла замуж, в 19 лет родила сына Кирилла. Муж знал о моем желании усыновить деток, лишенных родительской любви и заботы, и всячески поддерживал. В 2010 году мы прошли курсы подготовки приемных родителей, а в 2011 году взяли в семью Алену. Ее нашли на вокзале милиционеры, отвезли в приют. Какая-то семейная пара оформила опеку над девочкой, но потом передумала и вернула ее в детдом. Первое время Алена очень боялась, что мы с мужем тоже откажемся от нее. Доходило до того, что ребенок закатывал истерики: «Не отдавайте меня, пожалуйста!» Сейчас это все позади, Алена — моя первая помощница.
Восьмилетние Юра и Аня думают, что я их родная мама. Ведь мы взяли их из дома малютки совсем маленькими (это дети-инвалиды с тяжелейшими диагнозами). Но они помнят, что какое-то время жили в приюте. Воспитатели говорили им: «Сейчас мама не может за вами прийти». Поэтому Юра и Аня иногда спрашивают меня: «Где же ты так долго ходила?» Я попросила старших детей пока не говорить Юре и Ане, что их родили другие женщины. И ребята хранят нашу семейную тайну.
*"Когда классный руководитель младшего сына рассказала о девочке, у которой умерла мама, я две ночи не спала, все думала: как она, круглая сирота, жить будет? Так у нас появилась самая старшая дочка Виолетта", — говорит 28-летняя Яна Батюк (фото автора)
— Двух сестричек — Лену и Василину — мы взяли сразу после смерти их мамы, — продолжает Яна. — Девочки прожили в приюте всего один месяц. Василина в первый же день стала называть меня мамой, а ее старшая сестра Лена на третий день подошла ко мне, крепко обняла и сказала: «Ты моя любимая мамулечка!» У каждого из приемных детей своя драматическая история, и раскрывать все детали, думаю, было бы неправильно. Старшие ребята считают, что их биологические мамы — самые лучшие, а я говорю: «Так и есть». Сама прошла через это и понимаю, что нельзя ломать детскую веру.
Самую старшую дочку, Виолетту, в нашу семью привело Божье провидение. А началось все со звонка Юриной учительницы. К слову, от всего сердца хочу поблагодарить педагогов школы в Белозерском, где учатся мои дети. Учителя всячески поддерживают ребят, организовывают для них праздники, отдых в детских лагерях. И меня нахваливают: говорят, мол, какая удивительная мама. А мне кажется, я просто мама, которая любит своих деток. Так вот, звонит мне Валентина Ивановна, классный руководитель младшего сынишки: «Юра сказал, что вы хотите еще деток взять на воспитание. Это правда?» Я опешила: «Вы что?! Юра, наверное, перепутал или нафантазировал. У меня и мысли такой не было». В ответ учительница тяжело вздохнула. «Я вас расстроила? — спрашиваю. — Рассказывайте, как есть».
«У нас есть девочка, учится в восьмом классе, на днях ее мама умерла, — начала Валентина Ивановна. — Отца нет, бабушек и других родственников тоже…» Я решила тут же закончить телефонный разговор: «Нет и еще раз нет! Я ведь переселенка, живу на птичьих правах. Куда еще ребенка брать?» А сама после этого разговора два дня спать не могла. Все думала: как же она, круглая сирота, теперь жить будет? На третий день я пришла в школу и попросила учителей: «Расскажите мне об осиротевшей девочке».
Из школы отправилась в службу по делам детей. Там подтвердили, что у девочки нет родственников. Когда я приехала в приют, Виолетта очень обрадовалась. Она хотела сразу уехать со мной, но сотрудники приюта не разрешили. Пришлось ждать, пока соберу все необходимые документы. Между тем я каждый день приезжала в приют. Виолетта была одета очень скромно, и мне захотелось принарядить ее так, чтобы она почувствовала себя красавицей. Поехала в магазин, купила платье, свитер, куртку и высокие сапоги на узкую ногу (Виолетта же тоненькая, как тростиночка).
Вместе со мной в приют приезжала моя подруга, которую я вдохновила стать усыновителем. Она как раз училась на курсах приемных родителей. Подруга с первого взгляда влюбилась в Виолетту и заявила мне: «Если ты откажешься, я ее заберу!» «Э, нет, — говорю. — Это моя дочка. А тебе тоже найдем ребеночка». В другой раз я привезла в приют своих деток, чтобы познакомить с новой сестричкой. Ребята с порога сказали Виолетте: «Ты наша! Только мы будем звать тебя Веля, так проще».
— Когда вы узнали, что у Виолетты врожденный порок сердца?
— В тот день, когда я должна была забирать дочку из приюта, позвонили из службы по делам детей: «Выяснилось, что у Виолетты проблемы с сердцем. Требуется серьезная операция. Будете отказываться?» «Нет, конечно, — говорю. — Раз нужна операция — сделаем». На следующий день повела Виолетту на прием к кардиологу. «У девочки порок сердца, — сказал доктор. — Ей срочно необходима операция. Куда вы раньше смотрели? Считай, все сроки упущены!» Я с дочкой бегом в столицу — к лучшим специалистам. В институте Амосова взялись помочь, дали нам несколько недель на подготовку.
*Пока Виолетта находилась в больнице, дети очень волновались за нее. А узнав, что операция прошла успешно, так расчувствовались, что даже расплакались (фото из семейного альбома)
— Пока мы готовились к серьезной операции (кардиохирурги должны были вскрывать дочке грудную клетку и выполнять хирургическое вмешательство на открытом сердце), произошло настоящее чудо, — говорит Яна. — Мне позвонила сотрудница службы по делам детей: «Яночка, тут штаб Ахметова готовит детям из приемных семей подарки ко Дню святого Николая. Нужен твой идентификационный код». Я отправила электронное письмо, но оно почему-то не дошло в службу. Тогда представитель штаба Ахметова сама связалась со мной: «Можете переслать копию документа мне лично?» Да, конечно, говорю. И осторожно так спрашиваю: «Слышала, ваша организация часто помогает тяжелобольным детям. Завтра моей дочке будут делать операцию на открытом сердце. Мы уже купили все необходимое, но нужно еще четыре пакета плазмы крови». «Я все узнаю и свяжусь с вами», — ответила девушка.
Через полчаса мне позвонила другая сотрудница штаба Ахметова: «У девочки порок сердца? Значит, ей нужен окклюдер». «Нет, говорю. — Ей нужна операция». Я же не знала, что такое окклюдер! (Это специальное устройство, которое вводят пациенту через прокол в вене бедра, а затем устанавливают в полости сердца. На сегодняшний день это самая щадящая методика по устранению порока сердца. Проблема в том, что окклюдер стоит более ста тысяч гривен. Приобретение же этого устройства по государственной программе предусмотрено только для ограниченных категорий граждан. — Авт.)
Сотрудница штаба растолковала мне, что такое окклюдер, и сообщила, что штаб готов закупить его для Виолетты. Я не поверила своим ушам: «Это устройство стоит больше ста тысяч гривен! Вы сделаете моей дочке такой подарок?!» В штабе Ахметова работают настоящие волшебники. Всего за три дня девочки собрали все документы, закупили окклюдер, нашли нового хирурга для Виолетты и отправили нас в столицу. Мы приехали во вторник, а уже в среду утром дочке сделали операцию.
Журналист «ФАКТОВ» навестила Виолетту в детском отделении Национального института сердечно-сосудистой хирургии имени Амосова на второй после операции день. Глядя на Виолетту, невозможно было поверить, что еще вчера она лежала на операционном столе. Девочка свободно передвигалась, улыбалась и постоянно спрашивала маму: «А можно мне еще тушеной картошки или сухариков? Так кушать хочется».
— После операции у меня проснулся волчий аппетит, — объясняет Виолетта. — Ем все подряд и не могу насытиться. Врачи говорят: это нормально. А мне это удивительно. Я ведь раньше из-за проблем с сердцем вообще кушать не хотела. Поэтому такая худая. А еще после операции мне стало легче дышать… Тетю Яну называю мамой, у нас очень хорошая семья. Новые братики и сестрички за меня переживают, звонят маме каждые десять минут, спрашивают: «Как наша Веля?» Хирург у меня тоже классный: шутит, поддерживает. Он даже пообещал, что сегодня вечером мы с мамой поедем домой.
— Операция прошла хорошо, я доволен результатом, — говорит эндоваскулярный хирург Национального института сердечно-сосудистой хирургии имени Амосова Игорь Дитковский. — После установки окклюдера детское сердце восстанавливается очень быстро, и это видно на примере Виолетты. Преимущества эндоваскулярной хирургии очевидны: операция проводится без глубокого наркоза, пациента не нужно подключать к системе искусственного кровообращения, на теле не остается шрамов, а сроки реабилитации после хирургического вмешательства минимальные. Обычно мы выписываем пациентов на второй день после операции.
— У дочки даже изменился цвет лица: на щечках появился румянец, — радуется Яна. — Я очень благодарна гуманитарному штабу и лично Ринату Ахметову за то, что моя дочь не испытала боли (как это было бы при операции на открытом сердце). За то, что она стала здоровой и при этом осталась красивой девочкой. Несколько дней, пока мы с Виолеттой находимся в больнице, мои дети отдыхают в лагере — это устроили городские власти Белозерского. Когда я сказала ребятам, что операция прошла успешно, они расплакались, а потом закричали в трубку: «Веля, ура!» Виолетта расчувствовалась и тоже заплакала. От радости…