Происшествия

Во Львове начался суд над врачом роддома, в котором за последнее время умерли пять новорожденных

6:00 — 21 декабря 2016 eye 5180

Наша газета уже писала о том, что после смерти очередного, пятого по счету, новорожденного ребенка в одном из львовских роддомов возмущенные родители вместе с активистами устроили акцию протеста возле здания областного совета. Люди требовали, чтобы власти обратили внимание на то, что творится в этом медицинском учреждении. Напомним, участники митинга вышли на улицу, чтобы поддержать невестку бывшего игрока львовских «Карпат» Богдана Стронцицкого, ребенок которой умер в утробе, после чего врачи двое суток заставляли женщину ходить с замершим в животе плодом.

Как выяснилось, новорожденные умирали в этом львовском роддоме и раньше. Два с половиной года пытался добиться справедливости Остап Пудляк, который уверен, что потерял дочку именно по вине медиков. Следствие по делу о врачебной халатности длилось с 2014 года, и вот наконец оно передано в суд. На скамье подсудимых — заведующий родильным отделением, в котором за последние два года умерли пятеро младенцев. На днях состоялось первое судебное заседание по этому делу. Определялась мера пресечения для врача. Заведующего отделением отправили под домашний арест, однако так и не отстранили от работы.


*Ожидая своего первенца, Остап и Марьяна были полны радужных надежд, ведь беременность протекала абсолютно нормально, будущая мама чувствовала себя хорошо (фото сделано за месяц до злополучных родов)

— Журналистов на суд не пустили, — рассказывает Остап Пудляк. — Судья заявила, что имя и фамилия доктора, оказавшегося на скамье подсудимых, являются конфиденциальной информацией, которую якобы нельзя разглашать. Этого врача во Львове очень хорошо знают, считают уважаемым человеком. Сейчас в его защиту многие львовяне пишут в социальных сетях хвалебные оды. Рассказывают о том, сколько деток он спас. Не спорю, Тарас Викторович (имя изменено. — Авт.), скорее всего, хороший акушер и специалист. Но мы говорим о конкретных случаях. В родильном отделении, которое он возглавляет, за последние два года умерли пять новорожденных. Причем четверо — в утробе матерей, находившихся под наблюдением врачей. Как такое возможно?

— Вы присутствовали при родах жены?

— Да. Это были партнерские роды. И до самого последнего момента я находился рядом со своей супругой Марьяной. Правда, так и не увидел, как появилась на свет моя доченька. Незадолго до этого санитары меня просто выпихнули из родильного отделения.

К родам мы с женой готовились тщательно. Прошли все необходимые обследования, сдали все анализы. Ребенок развивался нормально, будущая мама чувствовала себя отлично.

Сразу же хочу сказать, что перед родами мы с Марьяной советовались, к какому врачу будем обращаться и в каком роддоме рожать. И решили немного поломать систему — то есть никому не платить. Совсем не потому, что у нас нет денег. Я работаю в банке, и с финансами никаких проблем. Просто мы подумали: Конституция Украины гарантирует нам бесплатное медицинское обслуживание. А люди сами порой дают повод для того, чтобы процветала коррупция. Сами же носят взятки докторам. Один из моих знакомых около сорока тысяч гривен раздал в роддоме медицинскому персоналу для того, чтобы роды прошли успешно.

Мы же обратились в роддоме к первому попавшемуся врачу. Нас заверили, что все будет хорошо. В больницу супруга пошла заблаговременно — за десять дней до родов. Так нам посоветовал доктор. Ну и я решил, что это хорошая идея. Жена будет находиться под постоянным наблюдением врачей. А вдруг роды начнутся немного раньше срока?

Но на самом деле жена начала рожать позже, чем мы предполагали. Супруга, что называется, перехаживала. За четыре дня до того, как должна была появиться на свет моя доченька, Марьяна обратила внимание, что ребенок у нее внутри стал двигаться меньше, чем раньше. Она обратилась к лечащему врачу, а тот лишь рукой махнул: «Ну подумаешь, бывает такое. Съешьте плитку черного шоколада — и все нормализуется». Но не нормализовалось. Седьмого февраля 2014 года обследование показало, что у ребенка начались проблемы с сердцебиением. Нас отправили к лечащему врачу. Он снова не нашел ничего страшного. «Малыш развивается нормально, — сказал врач. — Трудности кое-какие есть, но они не очень серьезные».

Наш лечащий врач Тарас Викторович пообещал, что вечером зайдет в палату к моей супруге и осмотрит ее. Но он пришел только через трое суток. И то не с самого утра, а после обеда. У Марьяны очень сильно болел живот. Но врач заявил, что все в пределах нормы, и сделал жене укол но-шпы. Я спросил: «Может, уже время рожать?» «Куда вы спешите? — спросил доктор. — Вот когда боль в животе будет невыносимой, тогда и переведем вас в родильный зал».

Я видел, как мучается супруга, и буквально со скандалом начал требовать, чтобы ее перевели в родильную палату. Врачи неохотно согласились.

За полчаса до полуночи Марьяну повезли рожать. Я, естественно, был рядом. Собирался снимать процесс на камеру и поддерживать супругу.

Трудности начались с самого начала. То околоплодные воды оказались какого-то зеленоватого цвета, то выяснилось, что плод лежит не так, как надо. Я попросил сделать супруге кесарево сечение. Однако Тарас Викторович был категоричен: «Вы кто? Отец. А я профессор. Поэтому лучше помолчите, а я буду делать то, что считаю нужным. Начнутся роды — там все увидим. Ребенок может в это время занять правильное положение, и все пройдет как надо».

Во время схваток ребенок действительно повернулся. Но недостаточно. Я снова попросил Тараса Викторовича сделать кесарево сечение, но врач разозлился еще больше. «Вы или будете молчать, или я вас выставлю из родильного зала, — чуть не закричал он. — Какое кесарево сечение? Его уже поздно делать. Выход теперь только один — рожать!»

Я решил больше не вмешиваться. В конце концов Тарас Викторович — профессор. Он лучше знает, что делать.

Уже была половина четвертого утра. Роды все никак не начинались. Я обратил внимание на то, что врачи нервничают. Тарас Викторович покинул родильный зал, и его очень долго не было. Потом пришел, покрутился минут семь и снова пропал. Пришли другие акушеры и забрали прибор для измерения сердцебиения ребенка. Мол, понадобился другим роженицам.

Вскоре санитары прикатили капельницу и запретили мне снимать процесс на видео. Когда я спросил, что во флаконе, мне сказали, что витамины. Но, как выяснилось позже, это был препарат для стимуляции родов. Никто не спрашивал у нас разрешения на то, чтобы ставить такую капельницу.

Потом и вовсе начался кошмар. Медики заметно засуетились. Создавалось такое впечатление, что они не знают, что делать дальше. Врачи стали буквально выдавливать ребенка из моей супруги. Я был в шоке и не знал, правильно ли они делают. В тот момент хотел лишь одного — чтобы скорее все закончилось.

Ребенка из живота матери врачи выдавливали часов пять. Сначала локтями, потом начали по очереди вставать на табуретку и уже наваливались на жену всем телом. Марьяна все время находилась в сознании. Но у нее уже не было сил кричать. Лицо стало бордовым, в глазах полопались капилляры.

А потом меня выгнали из родильного зала. Пришли пятеро санитаров. Один из них схватил меня за плечи и грубо сказал: «Отец, выходите отсюда!»

Я уже был в коридоре, когда услышал крик своей доченьки. Правда, этот крик был очень тихим и слабым. Около меня крутились какие-то люди в белых халатах. Я был в стрессовом состоянии, а мне подсунули на подпись какие-то бумаги. Как я узнал потом, один из этих документов был якобы моим разрешением на стимуляцию родов.

Из родовой палаты выбежала санитарка. Я видел, как она выбрасывает в туалет плаценту. Для чего? Чтобы потом было невозможно провести экспертизу?

— Вам показали дочку?

— Да. Мне дали мою девочку на руки. Малышка уже почему-то была одета в комбинезончик. На головке — шапочка. Попросил снять шапочку и ужаснулся. Вся голова ребенка была в гематомах и ссадинах, из ушка текла кровь. «Это заживет, — сказал мне доктор. — Девочку пришлось вытаскивать щипцами. Но самое главное, что она живая».

По шкале Апгара моей дочке поставили достаточно высокую оценку — 7. Это обозначает, что ребенок абсолютно здоров. Но малышку тут же увезли в реанимацию.

Я забежал в палату к жене. Она была очень измученной. На животе лежали бутылки со льдом. Я поднял простыню и увидел, что ее живот черный, как один сплошной синяк. «Это пройдет», — успокоили санитары, заметив мою реакцию.

— Что было дальше с вашей дочкой?

— Я зашел в отделение интенсивной терапии, куда отвезли моего ребенка, и увидел, что дочка просто лежит на кровати. Рядом с ней никого не было. Малышка очень тяжело дышала. Врачи сказали, чтобы я купил для ребенка обезболивающий крем «Траумель». Пока я бегал в аптеку, у дочки остановилось дыхание, но медики этого почему-то не заметили. Ребенок не дышал, как показала экспертиза, целых семь минут. Оказывается, как сказали мне потом эксперты, это произошло из-за того, что из легких новорожденной не откачали меконий (первородный кал).

Дыхание кое-как удалось восстановить, но дочка впала в мозговую кому. У нее началось внутреннее кровотечение. Месяц ребенка продержали на искусственной вентиляции легких, а потом он умер. Когда судмедэксперт делал вскрытие, в голове вместо мозга обнаружили какую-то жидкость.

— Врачи пытались как-то объяснить, что произошло?

— Они начали просить, чтобы я подписал заявление, что не имею к ним никаких претензий. И еще кто-то из медиков сказал: «Это хорошо, что ваша дочка не выжила. Потому что иначе она осталась бы инвалидом».

— Вы сразу решили, что будете добиваться правды?

— Да. Написал заявление в милицию. Но это была зима 2014 года. Вы помните, что тогда происходило в стране. Следователь сказал мне, что я сам должен взять в больнице все справки о моем ребенке. Но мне не выдали даже историю болезни.

Через месяц уже сам следователь затребовал документы. И выяснилось, что часть из них потерялась, а часть — подделана. Это показала экспертиза.

— Почему так долго шло следствие?

— Мне объясняли это тем, что необходимо провести множество сложных экспертиз. А потом уволился один следователь, за ним — другой. И каждый раз расследование начиналось по новой.

— Но сейчас, когда результаты экспертизы уже у вас на руках, что говорят специалисты? Можно было спасти ребенка?

— В тех документах, которые есть у меня, четко написано: дочку можно было спасти, если бы не халатность врачей.

— Кто-нибудь из медиков, принимавших роды, извинился перед вами?

— Нет. Я заходил к Тарасу Викторовичу, чтобы узнать, что произошло. Но он сказал, что дочка умерла от какого-то вируса.

— Что произошло в вашей жизни за эти два с половиной года?

— У нас с супругой все-таки родился ребенок. Тоже девочка. Она чувствует себя хорошо. Дочке уже годик. Кстати, при этих родах мы также никому ничего не платили. И роды прошли благополучно.

Тарас Викторович, которого обвиняют во врачебной халатности, повлекшей смерть новорожденного, категорически отказывается общаться с прессой. А адвокат Мурат Кухар уверен, что к его подзащитному суд относится очень сурово.

Очередное судебное заседание по делу о смерти новорожденного ребенка должно состояться в декабре. Если вина врача будет доказана, ему грозит наказание в виде лишения свободы на срок до пяти лет. Правда, такие приговоры — большая редкость. В прошлом году в «ФАКТАХ» описывали подобную историю. Врача Киевского областного роддома тогда признали виновным в смерти новорожденного и приговорили к ограничению свободы сроком на два года.