Совершив 90-километровый заплыв от Ялтыдо Севастополя, 45-летний севастопольский пловец-марафонец Олег Софяник теперь тренируется еще более интенсивно, чтобы осуществить давнюю мечту — переплыть Черное море из Крыма в Турцию
О его рекордных заплывах «ФАКТЫ» сообщали не раз. Месяц назад Олег Софяник проплыл из Ялты до Севастополя, преодолев 90 километров. Но до сих пор это достижение, да и другие, даже не заявлены в Книгу рекордов Украины. Что заставляет этого мужественного человека совершать такие супермарафоны и каждый день, в любое время года, при любой погоде, если только на море нет сильного шторма, проплывать не меньше двух километров? Об этом он рассказал нашему корреспонденту.
- Я всегда любил море, — говорит Олег. — В 90-х начал совершать дальние заплывы и понял: когда плывешь, наступает то состояние свободы, сближения с Богом, небом, природой, к которому я фактически всю жизнь стремился.
- Если не секрет, о чем думаете, когда плывете марафонскую дистанцию?
- Молитвы читаю, прошу, чтобы Господь помог осуществить этот заплыв. Когда читаешь молитву в унисон с гребками, входишь в такое состояние, что плыть можно сутками, очень долго. После марафонского заплыва очищаешься внутренне, по-другому смотришь на многие вещи, неприятности. Проблемы или уходят, или разрешаются сами собой. Молитва в море очень эффективна. Идет преодоление стихии, материального мира, поэтому Господь помогает.
На счету Олега Софяника уже 47 марафонских заплывов. Последний из них — самый длинный: от Ласточкина гнезда, что в Ялте, до Севастополя.
- Тем не менее он прошел очень легко, — признается Олег. — В пути был 31 час 45 минут. Плыл один, с привязанной надувной резиновой лодкой. В ней были продукты, вода и мобильный телефон. Он у меня всегда — в стеклянной банке от кофе, хоть ты ее по воде пусти, не утонет, а значит, связь будет.
- И ночью спать не хотелось?
- Ни спать, ни есть, потому что во время марафонского заплыва погружаешься в особенное состояние.
- А в Турцию удалось хоть раз доплыть?
- Четыре раза побывал в этой стране в качестве туриста. Первого июля этого года участвовал в заплыве через Босфор. Планировал проплыть пролив от начала до конца, но не получилось. Единственный человек, который это сделал еще в 1966 году, — индийский адвокат из Калькутты. Там сумасшедшее течение — 15 километров в час — и интенсивное судоходство. Меня поддержал турок Айхан, он тоже пловец, экстремал, байкер и… миллионер, владеет сетью ресторанов в Стамбуле. Но морская полиция Турции не разрешила проводить такой заплыв. Поэтому я, Саша Толбатов из Черкасс (»ФАКТЫ» о нем уже писали), Айхан и его друг Рамазан переплыли Босфор поперек — порядка шести километров.
- Во время марафонских заплывов в «гиблые места» попадали?
- Встречались такие, например, мыс Айя и Фиолент. В октябре 2005 года я делал обычный тренировочный заплыв от Батилимана до Балаклавы. Когда находился уже у самого мыса Айя, вроде и ветер юго-восточный дул, и день был хороший, видимость прекрасная, но чувствую, хоть и плыву, а все на месте, никуда не двигаюсь.
Были и другие моменты неприятные. Например, когда смеркалось, прямо передо мной из воды выскочил огненный шар и завис. Я начал его крестить, и он ушел в сторону моря. Потом на берегу стали возникать огни разной формы, очень красивые — голубые, розовые. Решил, что туристы. Поплыл на эти огни, только приблизился к берегу — они исчезли. Вдруг вижу, с берега мне как бы маячат фонариком — мол, сюда. Подплываю — никого, голая скала. И тут снова как будто меня фонариком кто-то освещает. Было такое ощущение, что на совершенно пустой скале ты не один. Слышались какие-то мужские, женские голоса, сначала нормальные разговоры, потом перешли в ругань. Ну, думаю, все, бесы. Снова вошел в воду, решив добраться до Золотого пляжа. В пути читал молитву Иисусу. В какое-то время подумал, что уже не выберусь оттуда, и такое спокойствие охватило, так легко стало. Даже решил, что это будет хорошая смерть, в заплыве…
В три часа ночи я достиг Золотого пляжа. Там, на удивление, были туристы, пара из Киева, они напоили меня водкой и чаем, и я поведал им, что случилось. Ребята тоже сказали: нехорошие здесь места, мы сами завтра отсюда уйдем. Убежден, без молитвы я бы там погиб, не зря же в том районе много людей тонет или пропадает. Из всех моих заплывов этот, 5 октября 2005 года, для меня — знаковый, я благодарен Богу за то, что столкнулся с этим и преодолел.
Олег мечтает переплыть Черное море из Крыма в Турцию, поэтому тренируется сейчас очень интенсивно.
- Кому-то уже удалось переплыть Черное море? — интересуюсь я.
- Пока никому. Все заплывы были вдоль берега, а через море — ни одного.
- Многие начинают со мной заниматься марафонским плаванием, но не выдерживают, бросают. Поэтому плаваю один. Я на марафон вообще, как на праздник, иду. Но мечтаю создать в Севастополе федерацию марафонского плавания.
По словам Олега, вначале он полюбил море с практической целью, чтобы можно было… сбежать из Советского Союза.
- Еще в седьмом классе я прочитал много книг о народовольцах — Желябове, Софье Перовской и других. Была такая серия «ЖЗЛ. Пламенные революционеры». О тех, кто боролся с царским режимом, — вспоминает Олег. — Анализируя тогдашнюю нашу жизнь, я начал слушать западные радиостанции — «Радио Свобода», «Голос Америки», «Би-би-си», «Немецкая волна». У нас на даче была радиола «Латвия», которая очень хорошо ловила эти радиостанции даже через «глушитель». Я стал сравнивать, что сообщают они, с тем, что происходит в нашей стране. И пришел к выводу, что советский режим был еще хуже, чем царский. При царе человека могли отправить в ссылку, после чего он мог свободно уехать, например, в Париж. А в СССР вообще никому из страны выехать нельзя было.
- Родители догадывались о ваших бунтарских настроениях?
- Они были типично советские люди: папа работал замначальника цеха в порту, мама — в поликлинике. Когда меня в седьмом классе забрало КГБ, они приехали за мной и только тогда узнали, что я натворил. А я написал листовки печатными буквами, взял адреса в телефонной книге и по ним рассылал. Там были довольно-таки радикальные высказывания типа: «Долой кровавый режим Брежнева и Компартии». 13 октября 1977 года гэбисты приехали за мной в школу. Все было достаточно серьезно: какое-то время продержали у себя, под жестким психологическим прессингом, обещали отправить в сумасшедший дом, в колонию для малолетних преступников и т. д. В конце концов заставили написать расписку, что больше не буду этим заниматься. Тогда ответственность по статье за антисоветскую агитацию наступала с 16 лет, а мне было всего 13.
Дома потом такое началось, не дай Бог! Мама плакала, отец, царствие ему небесное, ругал, уговаривал. Я же один сын у них. Тяжело было. Ведь в то время, если человек выходил за общепринятые рамки, все относились к нему, как к изгою. И те, кто его поддерживал, теряли работу, у них начинались серьезные неприятности в жизни. Люди очень дорого платили уже за само стремление к свободе.
Несмотря на расписку, данную КГБ, уже в восьмом классе Олег Софяник еще с несколькими школьными товарищами создал… комитет борцов за свободу.
- Ребята помогали мне клеить листовки по городу, в школе разбрасывать, — вспоминает Софяник. — Через несколько месяцев нас забрали в КГБ. Это был 1979 год, мне еще не исполнилось 16-ти, поэтому снова вынуждены были отпустить. Родители меня не понимали. Несмотря ни на что, школу я закончил без троек. Год работал, а в 1982-м поступил в Севастопольский приборостроительный институт. И уже 15 октября поехал в Москву, чтобы связаться с… американскими дипломатами. До этого позвонил им, они назначили мне встречу. Конечно, в брежневские времена это было безумие — звонить в американское посольство. При встрече с сотрудником посольства меня задержали. Сначала находился на Лубянке, где познакомился с другими диссидентами, потом отослали в институт имени Сербского. Там меня признали здоровым и отправили в Севастополь.
Летом 1983-го Олега Софяника призвали в армию, но он сбежал прямо с призывного пункта в Симферополе к родственникам в Херсон.
- Меня даже не кинулись искать — думали, что направлен на службу в Николаев, — рассказывает Олег. — В общем, фантастически повезло. Я недельку погулял у родных и вернулся домой. В военкомате все были в шоке, но решили осенью отправить меня служить в Афганистан. Я прикинул: там перейду на сторону афганских партизан, не за Советский же Союз сражаться.
- Вам, очевидно, казалось, что в других странах не жизнь, а рай?
- Было такое убеждение, и не только у меня. Мы же не знали другого мира, его закрывал «железный занавес». Раз нас туда не выпускали, значит, там людям хорошо. Но вместо Афганистана меня призвали на Черноморский флот. Я снова сбежал и поехал в Москву, чтобы попасть в посольство Италии. Но меня сняли прямо с поезда, привезли уже в особый отдел Черноморского флота.
- Такого поворота событий вы явно не ожидали…
- Когда на тебя надевают наручники, как бы ты к этому ни готовился, это всегда очень неприятно. К самой процедуре ареста не привыкает ни один человек, даже самый матерый преступник. Это всегда стресс. Но у меня не было страха перед тюрьмой, не было ощущения, что меня куда-то закрывают, что я что-то теряю, — признается Олег. — Я тогда весь Союз воспринимал, как большую зону. Наоборот, мне было интересно встретиться с политзаключенными, с теми же уголовниками. Но меня отпустили и направили служить в Тулу, в военно-строительную часть. Принимать присягу я отказался. Это было ЧП, и меня направили в тульскую психиатрическую больницу, где продержали шесть месяцев.
Из Тулы в Севастополь Олег Софяник вернулся с так называемым волчьим билетом. Несмотря на это, он восстановился в институте.
- Но в 1985 году мне уже было настолько невмоготу, что я решил сбежать из Союза, — говорит Олег. — Отправил ректору письмо с заявлением об отчислении меня из института по личным обстоятельствам и уехал в Одессу, там взял билет на круизный теплоход «Молдавия», который шел в Батуми. К тому времени я уже знал, что были удачные побеги по морю и уплывать лучше с парохода, так как с берега все просматривается с пограничных вышек. Там же до Турции рукой подать. Купил резиновую лодку, приготовил флягу воды, печенье, шоколад. Это было 25 октября, пароход полупустой, у меня, как по заказу, кормовая каюта, тепло, вода — 19 градусов. В два часа ночи я выпрыгнул за борт, накачал лодку и поплыл. Думаю, доберусь до Турции, а там меня будут как героя встречать. Так оно и было — для тех, кому удавалось бежать. (Сейчас Олег Софяник пишет книгу об истории побегов из Союза. По его словам, в ней будут факты, которые еще нигде не публиковались. — Авт. ) Но ничего не получилось: я попал в мощное течение, трое суток пробыл в море, а оказалось, что фактически крутился на одном месте. Это мне потом наши пограничники объяснили. О том, что я нахожусь в нейтральных водах, им сообщили с югославского танкера, проходившего мимо меня… Отправили в СИЗО близ Сухуми, потом по этапу — в Симферополь. Тогда в Украине было принято всех диссидентов помещать в психбольницу. Попасть в политлагерь было все равно что в Институт международных отношений поступить. Меня признали невменяемым, потом отпустили. Уже началась перестройка. В 1987-м я поехал в Москву, чтобы попасть во… французское посольство.
- Почему именно туда?
- Во-первых, западная страна. А во-вторых, в американское или британское посольство попасть было очень сложно. Но меня задержали и поместили в московскую психушку. Там закололи так, что я вообще ничего не соображал, но отпустили. Вернулся домой, вступил в первую тогда оппозиционную партию «Демократический союз», возглавил ее севастопольскую структуру. Раз восемь отправлял в Президиум Верховного Совета СССР заявление об отказе от советского гражданства. Но оттуда в севастопольский ОВИР приходили ответы, что надо заполнить такие-то документы и… заплатить 500 рублей, по тем временам огромные деньги. У меня их не было.
В 1990-м я уже свободно ездил в Польшу, общался с легендарным Збигневом Буяком, который несколько лет возглавлял «Солидарность» в подполье. Он предлагал отправить меня в Германию. Но мне уже не хотелось. Неинтересно было сидеть в забитом до отказа лагере для беженцев где-нибудь в Германии или Италии, когда у нас в стране такие события разворачивались. Репрессии сошли на нет, издавалась диссидентская литература, возникли разные партии, у меня масса друзей появилась. И стремление уехать из страны автоматически отпало. Кроме того, политика свелась к искусству интриг, коррупции, жажде денег, обману избирателей, электората, как они говорят. Так что мне не хотелось в этой грязи участвовать.