Начальник поезда Антонина Волкова рассказала «ФАКТАМ» детективные подробности передачи и похищения документовуголовного дела. Как оказалось, человек, забравший посылку, предназначенную для Генпрокуратуры, ехал в этом же поезде
«ФАКТЫ» уже рассказывали о бесследном исчезновении уголовного дела педофилов, переданного Прокуратурой Автономной Республики Крым по запросу Генеральной прокуратуры в Киев поездом № 11 «Симферополь-Киев». Материалы дела на столичном железнодорожном вокзале забрал лжесотрудник Генпрокуратуры, а пришедший спустя несколько минут настоящий представитель ГПУ остался ни с чем. Заслуживающий доверия источник в прокуратуре автономии сообщил евпаторийскому журналисту Владимиру Лутьеву, что похищено громкое дело о педофилах-»артековцах». Однако Генеральная прокуратура опровергла эту информацию, заявив, что исчезнувшие документы были старым уголовным делом, возбужденным по статье «Мужеложство» еще девять лет назад. Более того, в Генеральной прокуратуре «ФАКТАМ» сообщили, что на самом деле поездом передавали всего несколько страниц, поскольку расследование дела особенно не продвинулось, в нем не было даже обвиняемых. И что все эти материалы подлежат восстановлению.
- Приезжайте, пока я жива. Все вам расскажу, — послышался тихий голос в телефонной трубке. И спецкор «ФАКТОВ» отправилась в Житомир. Туда в областную больницу «скорая помощь» несколько дней назад доставила Антонину Иосифовну.
Когда я разговаривала с начальником поезда, дверь открылась и в больничную палату вошел высокий элегантный мужчина лет сорока, выглядевший очень небедно. Лицо его скрывала медицинская маска.
- Поставляю медоборудование, принимаю заказы, — человек в маске впился глазами в мой работающий диктофон, лежавший на кровати возле Антонины Иосифовны.
Мы пытались отмахнуться — зачем, дескать, пациенту медоборудование, но мужчина был настойчив и ушел, только когда больная резко попросила его удалиться. Начальница поезда не на шутку испугалась, ее буквально затрясло, она позвонила мужу и попросила забрать ее на ночь домой. Честно говоря, мне тоже оч-чень не понравился этот тип — ну не бывает таких дилеров! К тому же он мог бы придумать легенду и пореалистичней. Да и медсестра, у которой я спросила, часто ли больницу навещают «продавцы медаппаратуры», сказала, что раньше здесь ни разу таких не видела.
Благо, лечащий врач нашел способ, как пациентка, не покидая больницы, сможет чувствовать себя в безопасности…
- Антонина Иосифовна волнуется, давление поднимается, — сказал врач. — Это ведь уже вторая ишемическая атака мозга. Первая была в 2003 году, тогда Волкову тоже я наблюдал…
История, рассказанная Антониной Волковой, объяснила нынешнее ее состояние.
- Это было 4 ноября. Я шла в свой штабной вагон, когда меня остановил какой-то неопрятный парень. «Вы начальник поезда? Тогда вы должны передать этот конверт в Киев», — заявил он. «Ничего я вам не должна, — говорю. — Идите в шестой вагон, там есть кассовый аппарат, оплатите, таков порядок». — «Да вы посмотрите, кому он адресован», — говорит парень и сует мне замусоленный конверт, заклеенный грязным скотчем. На нем детским почерком написано: «Генерал-лейтенанту по борьбе с организованной преступностью Иванову». Я ведь не знала, что таких генералов нет, и согласилась передать письмо. Парень попросил номер моего мобильного: дескать, а вдруг Иванов не успеет к поезду. «Не успеет — это его проблемы», — сказала я. В другой раз, не подумав, я, может быть, и дала бы номер, но тут Бог уберег. Уж больно тот парень был неопрятный.
За полчаса до отхода поезда позвонил Александр Химен, обэхаэсник со станции «Симферополь»: «Йосиповна, открой дверь, прими посылочку из крымской прокуратуры в Генеральную». Органам надо помогать, вот и открыла. Я ведь уже не раз за 26 лет работы начальником поезда передавала и письма, и документы. Если мне говорили, что в посылке деньги, паспорт или важные бумаги, носила все это при себе, на ночь в карман прятала или еще куда-то… Я в своем купе переодевалась в форменный костюм, поэтому вышла проводница Люда. Мужчина из прокуратуры бросил в тамбур коробку, буркнул: «Это для Генпрокуратуры. Фамилия там написана» — и отошел, как будто пытаясь спрятать лицо. Вечер был теплый, но он поднял воротник и отвернулся, разговаривая по телефону.
- А что представляла собой коробка? Говорят, она была опечатана сургучом…
- По-моему, даже скотчем не заклеена. Это была белая картонная коробка, в таких продают, например, вазы. Вот такая, — Антонина Иосифовна разводит руки сантиметров на 70. — На ней была наклеена бумажка с надписью: «Генеральная прокуратура Украины. Федянину» и номером телефона. Я решила, что это какой-то подарок. Положила коробку в своем купе.
- Сотрудники правоохранительных органов часто так передают документы — с проводником или с вами?
- Да никогда! В штабном вагоне всегда едет фельдъегерская почта, с вооруженной охраной. Бывает, ребята из милиции передают с ней что-то свое. Прибегают, запыхавшись, но оформляют все, как положено. Случалось, чтобы перевезти важные документы, выкупали целое купе, ехали с оружием. Один человек спит, а другой охраняет. А тут я даже не подумала, что это что-то важное. Кстати, позже, когда следователи показывали мне фото посылки, которую крымская прокуратура передавала в Киев, на нем была совсем другая коробка. Тоже белая, но другой формы, как из-под мужских сапог, а сверху надпись с гербом и словами «Прокуратура Крыма», «Генеральная прокуратура» и фамилией Федянин. На «моей» герба точно не было!
- Еще меня насторожило происшествие на станции «Запорожье», — продолжает Антонина Волкова. — В штабной вагон, пошатываясь, будто пьяный, зашел хорошо одетый мужчина. Пьян он не был, но зачем-то это имитировал, говорил заплетающимся языком. Намеренно зацепил проводницу и стал кричать: «Дайте жалобную книгу!» Книгу я дала, но мужчина начал ломиться в купе, рассказывать, что хочет сделать хорошую запись, похвалить нас. Мол, вы такая красивая женщина и начальник поезда прекрасный. В общем, явно заговаривал зубы, пытаясь проникнуть в мое купе. Может, в другое время я бы его и пустила, чтобы он сделал запись в книге жалоб, но не в тот вечер: у меня была ангина, высокая температура, и я еще на станции приготовила шприцы с лекарством, чтобы, когда поедем, проводница Люда уколола меня. Шприцы лежали на кровати, сесть было решительно некуда. Вот я и сказала притворявшемуся пьяным жалобщику: «Идите в свое купе, там сделайте запись и передайте мне книгу с проводницей». Он вроде ушел, но еще два раза под надуманными предлогами возвращался, рвался ко мне в купе. Слава Богу, у него не получилось, иначе, думаю теперь, он бы мне подбросил деньги и я бы пошла по делу как сообщница.
Когда наконец мы прибыли в Киев, в 7. 34 утра, я вынула из-под стола письмо генералу Иванову, посылку для Генпрокуратуры и маленький рюкзачок с анализами для лаборатории «Дила», которые мы везли из Мелитополя согласно договору. Все это нужно было раздать на вокзале. Вышла из вагона и ожидала метрах в двух, когда высадятся пассажиры. Очень скоро ко мне подошел, белозубо улыбаясь, мужчина лет 45-50. Чернявый, с темным лицом, одет в укороченное черное пальто с ворсом, шапку с козырьком из такой же ткани и с меховыми отворотами.
«Здравствуйте, вы Антонина Иосифовна, начальник поезда? Я Иванов». Как он мог распознать во мне начальника, не понимаю: я ведь накинула на китель пальто без опознавательных знаков и без погон. Нагрудной бирки с надписью «Начальник поезда» тоже не было видно. «Иванов» болтал о погоде, о том о сем, сыпал комплиментами, ожидая, пока выйдет пассажирка и мы сможем подняться в вагон за адресованным ему письмом. Следом за «Ивановым» пристроился еще какой-то мужчина, чуть помоложе, русоволосый, тоже хорошо одетый, в длинном сером пальто и надвинутой на глаза серой фуражке.
Войдя в свое купе, отдала письмо адресату. «Иванов» бросил мне на стол двадцать гривен, Я тут же перекинула ему назад, он опять мне — примите, дескать, благодарность. Этот «пинг-понг» продолжался, пока незнакомец в сером не сказал, что он — тот самый Федянин из Генпрокуратуры. Отдала ему коробку.
Знаете, я ведь после инсульта все делаю только правой рукой: функции левой до конца так и не восстановились. Но тут правой я кидала эту двадцатку, поэтому посылку передала левой. Значит, коробка была очень легкой! Позже, когда мне сказали, что через меня передали около 400 страниц документов, не поверила — на вес в той коробке было листков 5-6.
Наконец оба мужчины с передачами ушли, и я вышла из вагона встречать представителя «Дилы» Павленко, который опаздывал. Почти все пассажиры высадились, в вагоне находились только фельдъегери. Они всегда выходят последними, перед этим проверяя, не остался ли кто в вагоне. Наконец подошел Павленко, я быстро отдала его рюкзачок и поспешила на вокзал — мне надо было сдать в отдел корреспонденции письмо, за которым в Симферополе никто не пришел, еще кое-что сделать. Когда уже возвращалась к поезду, позвонила проводница штабного вагона и испуганно сказала, что пришел представитель Генпрокуратуры и требует передачу. Я побежала к вагону, запомнила, что на часах было 8. 14. У поезда ждал молодой патлатый мужчина. Мы с проводником объяснили, что коробку уже забрали, и спросили: «А что же вы так поздно?» Мужчина ответил, что из-за пробок. Но какие в семь утра могут быть пробки? (Кстати, позже он давал показания, что ехал на метро и опоздал. ) Патлатый сразу накинулся на меня: «Там же было два уголовных дела!» Но откуда я об этом могла знать? За 40 лет работы на железной дороге ничего подобного не случалось. Мужчина не уходил, стал кому-то названивать…
- Я была спокойна, не чувствуя за собой никакой вины, — продолжает Волкова. — Проверила поезд, переоделась, потом мы еще позавтракали, отметили День железнодорожника и разошлись по домам. Я плохо себя чувствовала, страшно устала. Все-таки шестеро суток в пути. Доехала домой в Житомир, помылась — и тут раздался первый звонок. Кажется, из житомирской прокуратуры: крымские коллеги попросили их узнать у меня подробности. Позже позвонили из прокуратуры Киева, пригласили приехать, составить фотороботы преступников.
Следователи столичной прокуратуры были очень вежливы и человечны. Несмотря на смертельную усталость, я не смогла отказать им и поехала на ночь глядя в Киев. На следующий день со мной работали сотрудники крымской прокуратуры — уже совсем по-другому, грубо, не выясняя обстоятельств, а обвиняя меня в чем-то неведомом. Следователь Александр Гордиенко орал на меня матом, а я ведь к тому времени не спала уже девять суток!
Муж все время, пока я находилась в прокуратуре, вместе с нашей проводницей ходил кругами по улице. Больше суток. В конце концов Гордиенко уж совсем разошелся, и муж — а он у меня «афганец» — влетел в кабинет и «приказным» тоном запретил надо мной издеваться. Следователь спросил: «Ты кто?» — «Муж». Тогда Гордиенко немного сбавил обороты… Теперь меня удивляет другое: если я вспоминаю какую-нибудь новую подробность того рейса и звоню Гордиенко, чтобы рассказать о ней, он никогда меня не слушает и сбрасывает вызов со словами: «Сейчас телефон разрядится».
Мы с художниками составили фотороботы «Иванова» и липового Федянина. И проводница седьмого вагона узнала в них… своих пассажиров. Когда наш поезд стоял на станции «Джанкой», мимо ее вагона прошли эти двое, в черном и сером пальто. Она их хорошо запомнила, потому что сразу подумала: «Мои пассажиры». Они ведь были очень прилично одеты. Но эти люди прошли мимо СВ и стали подниматься в шестой вагон. Проводник подсказала, что им не сюда, а мужчины ответили, что дверь седьмого закрыта (хоть это было не так) и они не хотят пачкаться. Проводница шестого вагона вспомнила, как «Федянин» поддернул свое длинное пальто, когда забирался по крутой лестнице… Мужчины прошли в седьмой вагон и заняли 15-е и 16-е места. Когда проводник спального вагона, заметив, что в купе кто-то есть, пришла проверить билеты, оба сидели… в трусах. Хоть не прошло и пяти минут! Проводница удивилась, мол, что это вы так быстро разделись, а они «пошутили»: «Мы следы от ментов заметаем». Спиртного в дороге эти пассажиры не пили, зато раз шесть-семь заказывали чай. «Иванов» показался проводнице очень разговорчивым, а «Федянин» все больше молчал.
- Проводились ли очные ставки с сотрудником крымской прокуратуры, который принес вам коробку в Симферополе?
- Я его не видела, и, насколько знаю, с другими очная ставка тоже не проводилась. Никто почему-то не обыскивал ни мой вагон, ни поезд. Зато через четыре дня после этого ЧП нагрянули с обыском ко мне домой. Опозорили перед соседями, которых взяли понятыми. Когда обыск начался, я потеряла сознание. Вызвали «скорую», которая и привезла меня сюда. Я этого не помню — очнулась уже на больничной кровати. Но, говорят, в приемный покой, пока меня оформляли, приезжали работники милиции, спрашивали у докторов, какое те имели право меня госпитализировать.
Лечащий врач Антонины Иосифовны подтвердил: было, спрашивали. Администрация больницы потребовала официальный запрос, на который дала официальный ответ: Антонина Волкова слишком больна, чтобы сейчас ходить на допросы.
P. S. Когда номер сдавался в печать, «ФАКТЫ» позвонили в Житомирскую областную больницу. Слава Богу, ночь Антонина Волкова пережила благополучно, но все равно боится за себя и спрашивает: «Кто и зачем меня так подставил?»