21-летний член фан-клуба «Зари» Владислав Овчаренко рассказал о своем пребывании в плену
Как ранее сообщали «ФАКТЫ», 27 декабря Украина получила по обмену 74 своих граждан, удерживаемых боевиками на оккупированной территории. В заложниках остаются около сотни украинцев. Как отметила первый вице-спикер Верховной Рады Ирина Геращенко, «для представителей Украины в Минской гуманитарной подгруппе приоритетами на 2018 год будет освобождение всех незаконно удерживаемых из тюрем ОРДЛО и активизация работы по поиску без вести пропавших. Также на первой встрече в Минске я поставлю вопрос о подростках, которых до сих пор удерживают в донецком СИЗО».
В группу недавно освобожденных украинских граждан был включен и Владислав Овчаренко, о судьбе которого «ФАКТЫ» неоднократно рассказывали на протяжении последних трех лет.
— Мы всей редакцией «ФАКТОВ» еще раз поздравляем тебя с освобождением. Кто встречал тебя в Киеве и с кем ты отпраздновал Новый год?
— Когда я прибыл в Киев, меня встречало немало моих земляков, переехавших в столицу, ребят из батальона «Азов», «ультрасов», причем не только из Луганска. Новый год мы отмечали в большой компании вместе с моими родителями, Артемом Ахмеровым и моей землячкой журналисткой Машей Варфоломеевой, которая тоже больше года просидела «на подвале» в «ЛНР». С Машей я встретился уже на мирной земле, где нас с первых же минут поприветствовал президент! Сначала по телефону. Ко мне подошла Ирина Владимировна Геращенко (вице-спикер парламента Украины, представитель Трехсторонней контактной группы на переговорах в Минске. — Авт.) и, дав мне в руки свой мобильный телефон, сказала: «Президент на связи». Было, конечно, приятно услышать от первого лица нашей страны, что он лично обо мне знает. Петр Алексеевич поздравил с освобождением, я его поблагодарил. Честно сказать, такой встречи никто из освобожденных не ожидал.
* «Когда я прибыл на мирную территорию, меня встречало немало моих земляков, переехавших в столицу», — говорит Владислав
-- Сейчас я каждый день встречаюсь со своими единомышленниками, в том числе «ультрасами», а также с земляками, которым повезло покинуть «республику», -- продолжает Владислав. -- Со многими из тех, кто раньше меня оказался на мирной территории, мы познакомились, когда люди начали выходить на наш Майдан в Луганске. Там еще в январе 2014 года мы встретились и с Марией Варфоломеевой. «Ультрасы» в Луганске, как и в Донецке, в Одессе и Харькове, стали силовой поддержкой участников местных Майданов, которые не могли сами постоять за себя.
— Пришлось применять силу?
— Мы защищали мирное собрание мирных людей. Самая серьезная массовая потасовка произошла в Луганске 9 марта 2014 года, когда на митинг в честь 200-летия со дня рождения Тараса Шевченко собралось около 300 человек, в основном местных майдановцев. Они читали стихи Шевченко. А напротив собрались люди с «колорадскими» ленточками. У некоторых в руках были палки, биты. И эта толпа двинулась прямо на майдановцев. Милиция расступилась, и между «колорадами» и «майдановцами» оказались только мы, «ультрасы». Многие из нас тогда пострадали, но зато мы дали возможность спастись беззащитным участникам митинга. Мне кажется, что именно тогда наши луганские майдановцы поняли, что «черно-белые» (так по цвету формы Луганской футбольной команды «Заря» называют себя члены ее фан-клуба. — Авт.) — та сила, которая будет защищать их и все украинское от сепаратистов и оккупантов. Многие «ультрасы», не только луганские, конечно, ушли на фронт, стали воинами украинской армии.
* «В 2014-м „ультрасы“ в Луганске, как и в Донецке, в Одессе и Харькове, стали силовой поддержкой участников местных Майданов, которые не могли сами постоять за себя», — говорит Владислав
— Как ты себя чувствуешь? Травмы, полученные «на подвале», не беспокоят?
— Уже практически не беспокоят, а психологическая реабилитация после всего пережитого очень кстати.
— Где тебя держали, как проходил суд, у тебя был адвокат?
— Судил меня вместе с Артемом Ахмеровым «военный трибунал» «ЛНР» 25 октября минувшего года. В зал не пустили никого, даже наших родителей. Адвокат у нас был «государственный», но он вообще молчал. Нанимать адвоката тем, кого судят как «политического» — «шпиона», «изменника», «диверсанта» — или же как «карателя» — военнослужащего украинской армии, — напрасная трата денег. А нас судили как «пособников карателей» — по статье «измена родине путем шпионажа». Поэтому защищали мы себя сами как могли. Артему «впаяли» 13 лет, мне — 17. Апелляцию писать можно, но подавать некуда: Апелляционный суд в Луганске за три с половиной года так и не заработал, думаю, что оккупанты с этим вопросом преднамеренно не торопятся.
Выдвинутые нам обвинения, безусловно, абсурд. Мы ведь луганчане, а Луганск — территория Украины — страны, которой мы точно не изменяли. И паспорта у нас — граждан Украины, как и у многих из тех, кто нас судил и пытал на подвале «МГБ» «ЛНР» («министерства госбезопасности». — Авт.). Хотя в «МГБ» и россиян немало. Они ходят в камуфляже без опознавательных знаков и закрывают лица, но распознать их по говору легко.
Продержали нас в подвале «МГБ», а это — бывшее здание СБУ, где в помещении архива сделали камеры, с 10 октября по 6 декабря 2016 года. Затем уже мы постоянно находились в городском следственном изоляторе — до самого обмена.
Нас с Артемом взяли 10 октября 2016 года прямо в центре города, когда мы шли по своим делам. Сказали, что везут «на полчаса — пообщаться». Но как только привезли в «МГБ», тут же развели по разным кабинетам и стали бить. Били каждый день. На первом же допросе мне выбили три зуба и сломали нос. Увиделись мы с Артемом уже спустя год — на судебном заседании.
Когда нас переводили из камеры в камеру, то надевали мешок на голову и засовывали кляп в рот. Возможности переглянуться или переброситься парой слов у нас не было. Моей матери разрешили передавать мне передачи, а на день рождения, 24 ноября, — положить в передачу открытку… без слов.
Единственное, что утешало: на допросе, можно сказать, сделали мне подарок на день рождения, сказав, что шестерых участников нашей акции протеста, которых задерживали после нас с Артемом, в тот же день отпустили. Сняли с ними видео о том, что берут их на поруки. Им предложили публично раскаяться, сфотографироваться с флагом «ЛНР». Мерзкий фарс, конечно. Но главное, что ребята на свободе. А нам с Артемом таких предложений не поступало.
— Чем интересовались так называемые правоохранители?
— Спрашивали, «на кого работаем» — не связаны ли мы с украинскими спецслужбами. Но ничего, кроме видео и фото акций протеста и наших фотографий с ребятами, которые ушли защищать Украину, у нас в компьютерах не нашли. Нам пытались вменить в вину все взрывы в Луганске и убийства лидеров марионеточной республики. Из всех перечисленных мне новоявленных «деятелей», живьем я видел только Бледнова — «Бэтмена», отставного майора милиции, который когда-то служил в полку патрульно-постовой службы (напомним, машину Александра Бледнова взорвали в городе Лутугино 1 января 2015 года. — Авт.). По сути дела, нас просто наказывали за инакомыслие, за то, что не признаем несуществующее «государство».
Главные претензии были к нашим акциям протеста. 19 августа 2015 года собрались человек семь-восемь «ультрасов» и сожгли флаг «ЛНР». Мы сделали это накануне годовщины гибели «Аксена» — Олега Аксенова, который тоже был членом фан-клуба ФК «Заря». Он погиб в Иловайске 20 августа 2014 года, воюя в составе батальона «Азов». Мы узнали об этом где-то в сентябре, когда в Луганске закончились активные боевые действия и вновь появилась мобильная связь.
Выложили видео этой акции протеста в YouTube и поместили в закрытой патриотической группе футбольных фанатов. Получили много одобрительных отзывов от наших единомышленников из всех регионов Украины.
* 19 августа 2015 года группа луганских «ультрасов» сожгла флаг «ЛНР» и выложила видео в YouTube
-- Спустя год я снялся на фоне стелы «Я люблю Луганск», развернув государственный флаг Украины, и выложил это фото уже в открытой социальной сети «Твиттер», где вел блог «Луганская хунта», -- рассказывает Владислав. -- У меня было пять тысяч подписчиков. И снова меня поддержали сотни патриотов: «Держитесь!», «Вы — молодцы!», «Ждите — все будет Украина». Мы проводили акции, закрыв свои лица. Собственно говоря, были вынуждены делать это еще с января 2014 года — у нашей милиции неизменно появлялись претензии к участникам луганского Майдана. Тем не менее в «МГБ» мне сказали, что нас «вели» уже год, якобы нас кто-то сдал. Интересовались, зачем мы все это делаем.
— Вы, наверное, понимали, что в оккупированном городе любой протест — смертельный риск?
— Конечно. Но мы делали это, чтобы показать всем: в Луганске есть те, кто ждет освобождения, Луганск — это Украина. Это был маленький патриотический сигнал из Луганска о том, что здесь есть молодые люди, которые не изменили своей Родине.
Когда моей маме наконец-то разрешили встречу со мной, она сказала, что они с отцом борются за меня с первых дней моего ареста. Что «ультрасы» в разных городах выходили на марши в нашу поддержку, написали обращения, что ей пишут и звонят журналисты, что о нас не забыли, о нас знает даже президент Украины. Мама сказала мне: «Сынок, поверь, мы будем бороться до тех пор, пока ты не выйдешь на свободу».
Да и в СИЗО меня неожиданно поддержали уголовники, с которыми я сидел. Как выяснилось, они тоже не жалуют «республику». Сказали: «Держись, тебя должны обменять». Так и случилось.
* Ребята из фан-клуба «Заря» сделали коллаж, когда добивались освобождения Владислава Овчаренко и Артема Ахмерова
— Когда тебе сообщили о том, что ты есть в списке на обмен?
— О том, что нас хотят обменять, мне 16 ноября сказала «омбудсмен» «ЛНР» Ольга Кобцева. Она приехала в СИЗО и спросила, согласен ли я на обмен. Сказала, что если вдруг против, то в СИЗО пригласят представителей ООН, чтобы я в их присутствии написал официальный отказ. А уже накануне обмена, 26 декабря, мне и Артему велели писать прошение о помиловании и прямо сказали: «Готовьтесь, утром вас обменяют». Утром нас всех посадили в автобус «Богдан», зашла и руководитель рабочей группы «ЛНР» по обмену военнопленными Ольга Кобцева. Пересчитав всех, она поинтересовалась, не желает ли кто-то остаться в «республике». Все отказались. Но, похоже, этому никто не удивился: город умирает, никаких перспектив у «республики» нет. И, кажется, это понимают даже те, кто поддержал сепаратистов.
Это я в первый год удивлялся тому, что приверженцы «ЛНР» уезжают из Луганска: мол, как же так, в город пришла та власть, которую вы поддерживаете, а вы уезжаете? Но скоро перестал удивляться, понимая, что пустой холодильник убедительнее любой агитки в телевизоре. Мне кажется, уже все видят, что жизнь в оккупированных городах замирает, как и в поселках возле закрытых шахт. О своих планах пока умолчу, сейчас я сосредоточен на реабилитации.