Родственники бойцов добиваются создания международной рабочей группы по поиску пленных, местонахождение которых неизвестно
- Пока шли переговоры о большом обмене пленными, нас просили: не поднимайте шум — сорвете освобождение невольников, — говорит жительница поселка Христофоровка Днепропетровской области Елена Ильинична, мать оказавшегося в плену сепаратистов бойца батальона территориальной самообороны «Кривбасс» Андрея Сугака. — Но теперь, когда обмен состоялся, хотим, чтобы нас, родственников пленных, чье местонахождение неизвестно, услышали. Ведь время идет, их следы все более теряются.
Мы встретились с советником главы Службы безопасности Украины Юрием Тандитом и обговорили с ним идею создания международной рабочей группы по поиску наших сыновей, мужей, братьев. Каждая мать готова хоть сейчас поехать за линию фронта искать сына. Но одно дело, когда она явиться туда как частное лицо, и совсем другое — как представитель признанной всеми сторонами конфликта международной поисковой группы. Поэтому просим, чтобы нас включили в ее состав. Группа должна работать на оккупированных территориях. В ней должны быть представители государства-агрессора и сепаратисты — это должно помочь поиску.
— Как ваш сын попал в плен?
— Это произошло в конце августа 2014 года при выходе из Иловайского котла. Колонна украинских войск, в которой находился Руслан, была очень большой — около семи километров. На дороге российские подразделения устроили засаду (хотя была договоренность о том, что наши беспрепятственно покинут Иловайск). Противник стал расстреливать колонну, словно в тире. Выжившие бросились бежать.
Руслан встретил в поле пятерых побратимов, с которыми прежде охранял блокпост. К тому времени россияне уже начали прочесывать территорию, поэтому наши ребята решили разойтись в расчете, что хотя бы кому-то удастся пробиться за линию фронта. Договорились: кто прорвется, свяжется с родными остальных. Руслан с побратимом Сергеем (его фамилию по определенным причинам я не хотела бы называть) направились к своему блокпосту возле железной дороги, где было бетонное сооружение, и решили там пересидеть облаву. Их не обнаружили, и ребята еще два дня пробивались к передовой: днем отсиживались в лесопосадках, ночью — шли. У них не было ни воды, ни пищи.
В концу вторых суток все чаще стали попадаться вражеские блокпосты. Это означало, что линия фронта уже близко. Но когда выбирались из очередной лесопосадки, Руслан задел российскую растяжку. Сергей (он вышел к нашим) говорит, что руки и ноги у моего сына остались целы, однако от взрыва он потерял сознание. Когда очнулся, жаловался на сильную боль в голове и очень плохое самочувствие. Сергей попытался тащить Руслана на себе, но из этого ничего не вышло: Сережа гораздо меньше по габаритам, чем мой сын. Руслан попросил побратима оставить его на месте. Договорились, что Сергей попытается пробиться к нашим и вернуться с подмогой. Ему это удалось. Однако, когда он привел на место, где остался Руслан наших бойцов, там уже никого не было.
— У вас было предчувствие, что с Русланом стрясется беда?
— Была тревога на душе, но не могла понять ее причины. Я тогда гнала от себя мысли о том, что с сыном может случиться что-либо плохое — было страшно даже думать о таком. Знаете, три года назад умер мой муж. После этого Руслан стал единственным мужчиной в нашей семье. Мы его берегли как зеницу ока.
— Простите за вопрос, но откуда известно, что ваш сын выжил?
— Вскоре после Иловайской трагедии один из офицеров батальона территориальной самообороны «Кривбасс», в котором он служил, сообщил: «Руслан находится в Донецке в травматологическом отделении больницы имени Калинина». Назвал даже этаж и номер палаты. С этой информацией я поспешила в руководителю Центра освобождения пленных общественного объединения «Офицерский корпус» генералу Владимиру Рубану. Его сотрудники вскоре подтвердили: Руслан действительно попал в эту больницу.
Я познакомилась с волонтером с Донбасса Олегом Котенко. Организованная им волонтерская группа «Патриот» вела переговоры по обмену пленными. Ее члены побывали в больнице имени Калинина. Руслана они там уже не застали, но разыскали его медицинскую карточку, в которой было указано, что моего сына переправили в больницу российского города Ростов-на-Дону.
— Следы в России затерялись?
— Нет. В 2015 году маме пленного украинского солдата Олега Карпова Наталье позвонили волонтеры с сообщением о том, что они были на оккупированной территории в Луганской области. Видели, как украинские пленные разминируют под присмотром охраны минное поле: таскают по нему какое-то специальное приспособление. Волонтерам разрешили пообщаться с бойцами. Так удалось записать имена и фамилии этих пленных. Среди них был мой сын.
* Елена Сугак: «Мой сын Руслан выходил из Иловайского котла с побратимом. Примерно за километр от линии фронта подорвался на растяжке, после этого попал в плен». Фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»
— Еще какие-либо сведения о нем поступали?
— Примерно год назад некто неизвестный связался по Интернету с моей дочерью Юлией (она старше Руслана) и написал: ваш брат жив, работает на копанке в Луганской области. Кстати, в 2014-м нам и многим другим родственникам бойцов батальона «Кривбассс» звонили сепаратисты с угрозами, всяческими требованиями и оскорблениями. Дело в том, что под Иловайском к ним в руки попали документы со списками личного состава, домашними адресами бойцов, телефонами их матерей, отцов, жен.
— Руслан женат?
— Да, у него с супругой двое детей. Когда в 2014-м пришла повестка из военкомата, их доченьке Настеньке было пять лет, а сыночку Денису — два года. Руслан сказал: «Прятаться от призыва не стану — не хочу, чтобы детям говорили, что их отец предатель». Батальон «Кривбасс» в который он попал, должен был охранять Днепропетровскую область, но его перебросили в АТО.
Внучка Настенька научилась писать в шесть лет, с тех пор каждый день пишет письма папе и кладет их рядом с его фотографией.
— А моя внучка Полина ни разу не видела папу, пропавшего без вести в 2015 году в Дебальцевском котле, — вступает в разговор мать солдата Александра Иванова Лидия. — Моя сестра живет в России. Она рассказала по телефону, что во время сражения за Дебальцево по одному из российских телеканалов показали сюжет: пятеро пленных украинских солдат отвечали на вопрос корреспондента, чего они сейчас больше всего хотят. Один их бойцов ответил: «Оказаться дома — у меня вскоре должен родиться ребенок». На экране рядом с солдатом появилась надпись «Иванов Александр Евгеньевич». Это мой сын. Его жена тогда была на восьмом месяце беременности. Внучке Полине сейчас два года и восемь месяцев. Когда я показываю ей Сашину фотографию, она говорит: «Это папа!» -- «Что он тебе принесет, когда вернется?"-- спрашиваю у малышки. «Большой мешок конфет!"-- отвечает она. Я верю, что так и будет.
— Имена пленных, местонахождение которых неизвестно, украинская сторона включает в списки на обмен, — говорит председатель общественной организации «Берегиня» Алла Макух. — Вот только боевики отвечают, что не знают, где находятся эти люди.