Через девять лет после пересадки почки у 38-летней ларисы закупорились сосуды и наступил инфаркт, который она перенесла… На ногах

0:00 — 14 марта 2008 eye 2552

В течение шести часов столичные кардиохирурги исправляли неполадки в сердце своей пациентки, чтобы оно вновь могло нормально работать. При этом почку удалось сохранить

 — Такой пациентки в нашей практике еще не было, — говорит заведующий отделением хирургии и трансплантации сердца Национального института хирургии и трансплантологии имени А. А. Шалимова Гавриил Ковтун.  — Ситуация возникла парадоксальная. Лариса девять лет после пересадки почки принимает препараты, которые не позволяют отторгнуться донорскому органу. Эти лекарства очень сильные, токсичные, но без них невозможно. Кроме того, они обладают такими побочными действиями, как нарушение обмена веществ и закупорка артерий. Оно возникает не у всех пациентов, которые вынуждены принимать иммуноподавляющие препараты, однако Лариса в их число попала.

 — Несколько месяцев назад у меня появилась сильная одышка, — рассказывает Лариса, которая живет в городе Нежине Черниговской области.  — Двести метров не могла пройти — уставала, задыхалась. Уже в столичной клинике выяснилось, что на ногах я перенесла инфаркт. Но у меня не было симптомов, которые могли бы насторожить: ни загрудинной боли, ни сильного жжения в области сердца.

Кардиохирург показал изображение сердца Ларисы со всеми произошедшими в нем изменениями. Их хорошо увидели во время коронарографии — процедуры, во время которой в артерии пациента вводят контрастное вещество, чтобы видеть проходимость всех сосудов.

 — Поражение сосудов Ларисы не соответствовало возрасту пациентки, если бы я не знал, что ей 38 лет, подумал бы, что смотрю коронарографию 80-летней больной женщины, — продолжает Гавриил Ковтун.  — Главные артерии сердца были закупорены, а левый желудочек сильно растянулся — образовалась постинфарктная аневризма. Она в любой момент могла лопнуть. Тогда спасти пациентку мы бы уже не смогли. Принимая решение об операции на сердце, конечно же, обсуждали все нюансы, связанные с пересаженной почкой. Ее нужно было сохранить. И нам это удалось — благодаря мастерству анестезиолога и перфузиолога, которые обеспечивали операцию.

 — Вы не представляете, какая у меня была истерика, когда хирурги назвали день проведения вмешательства, — признается Лариса.  — Я очень боялась за свою почку. Если бы она отказала, меня бы подключили к аппарату «искусственная почка». Трижды в неделю пришлось бы проходить мучительную процедуру, для этого нужно практически жить в больнице. А за годы, прошедшие после трансплантации, я привыкла жить обычной жизнью, встречаясь с врачами только время от времени. Но заведующий отделом хирургии и трансплантации почки Рубен Зограбьян, который девять лет назад сделал мне пересадку органа, пообещал, что все будет хорошо. Только тогда я согласилась на сложную операцию на сердце.

«Любая физическая нагрузка могла привести к разрыву сердца»

Последние дни перед операцией Ларисе запретили много двигаться. Позволили только ходить в столовую и на обследования. За женщину переживали друзья и 18-летняя дочь, которую Лариса воспитывает одна.

 — Любая физическая нагрузка могла привести к разрыву аневризмы, — объясняет столь суровые требования Гавриил Ковтун.  — Несмотря на лечение, состояние Ларисы так стремительно ухудшалось, что она, садясь на кровати, начинала задыхаться. Сердце практически не получало крови, а значит, и кислорода.

Инфаркт у Ларисы случился в декабре, а 30 января женщину прооперировали.

 — Мы стараемся не проводить вмешательства у людей, у которых инфаркт «свежий», то есть произошел меньше чем восемь недель назад, — продолжает Гавриил Игоревич.  — В таком состоянии мышца сердца еще настолько поражена, что увеличивается риск во время операции. Мы пытались максимально оттянуть день вмешательства, но положенные восемь недель переждать не удалось. Конечно же, провели несколько консультаций с коллегами, которые занимаются пересадкой почек. Тем более что Рубен Зограбьян хорошо помнит эту пациентку. Мы договорились: если возникнет необходимость, в операционную тут же придут хирурги из соседнего почечного отделения, была подготовлена необходимая аппаратура, в том числе «искусственная почка». Но все это не понадобилось. Справилась одна наша бригада. За работой почки следили анестезиолог и перфузиолог.

 — О том, что у дочки проблемы со здоровьем, от меня скрывали до последнего — до дня операции, — говорит мама Ларисы Раиса Ильинична.  — Узнав обо всем, тут же взяла билет на поезд и отправилась в Киев. Ночь в поезде не спала. Переживала ужасно! И вспоминала, как Ларисе делали пересадку почки. У нее почки перестали работать из-за хронического воспаления. Долгое время она принимала лекарства, которые тормозили болезнь. Но мы понимали: однажды наступит день, когда почки откажут. Десять месяцев кровь Ларисы очищали от шлаков с помощью аппарата «искусственная почка», ее поставили на очередь по пересадке органа. Девять лет назад еще не делали трансплантации от живого родственного донора. Как мы ждали дня, когда врачи скажут: «Есть почка, подходящая вашей дочери»! Многие ребята, которые вместе с Ларисой проходили процедуру очистки крови, не дожили до трансплантации…

С вокзала Раиса Ильинична поехала в клинику. Врачи сразу разрешили матери проведать дочь в реанимации.

«Как хорошо, что мама была рядом!»

- Помню, пришла в себя, а рядом с моей кроватью стоит Рубен Овакимович, хирург, который пересаживал мне почку, — говорит Лариса.  — Он даже не ждал, пока задам ему вопрос, сразу сказал: «Почка нормально работает, все в порядке». Здесь, в клинике, обо всех пациентах заботятся, как о родных, но вокруг меня суетились с двойным усердием. Разрешали приходить ко мне в реанимацию не только маме, но и дочке. Даже сквозь наркозный сон хорошо запомнилось ее заплаканное лицо…

Когда мы разговаривали с Ларисой, я обратила внимание на то, что вокруг левого запястья у нее закручена веревочка с крестиком.

 — Купила его перед операцией на сердце, — объясняет женщина.  — И хирурги разрешили, чтобы он находился на руке во время операции. У меня был нательный крестик. Он потерялся после пересадки почки. Я закрепила его на щиколотке ноги, но он слетел после трансплантации.

 — В ходе операции мы нашли три участка коронарных артерий, которые были закупорены, и вшили в них вены, которые взяли с ноги, — говорит Гавриил Ковтун.  — Благодаря таким шунтам восстановили кровоснабжение сердца. Также удалили аневризму размером с куриное яйцо, в ней было много мелких тромбов, которые мешали прокачивать кровь и могли, оторвавшись, привести к еще одному инфаркту. Операция длилась шесть часов, потому что у Ларисы очень тонкие сосуды, которые сложно было даже вычленить.

 — После операции я почувствовала себя гораздо лучше, — признается Лариса.  — Перестала задыхаться. Правда, первые шаги давались с большим трудом. Болела грудная клетка, ведь ее вскрывали. Я носила специальный бандаж, но все равно скрючивалась в три погибели, когда ходила. Сначала достижением было то, что прошла весь коридор отделения. И не нужно было делать постоянные остановки! Но пока еще не могу подняться по лестнице, только учусь. Сердце работает нормально. Конечно, прийти в себя мне было бы сложно без поддержки родных и близких. Как хорошо, что мама находилась рядом! И я благодарна Гавриилу Ковтуну за то, что он решился меня прооперировать.

Ежедневно кардиохирурги Национального института хирургии и трансплантологии проводят несколько операций на открытом сердце. Как правило, каждая из них — сложная и необычная. От малейшего движения врача зависит, запустится ли сердце пациента после вмешательства.

 — Мы бы хотели, чтобы работы было поменьше, — признается Гавриил Ковтун.  — К сожалению, болезни сердечно-сосудистой системы занимают первое место по распространенности не только в нашей стране, но и во всем мире. Инфаркты поражают все более молодых людей, а их последствия становятся все тяжелее.

Три месяца Лариса провела в Киеве. Она уже дома, входит в привычный ритм жизни.

 — О перенесенных недугах напоминают шрамы на теле, — смеется женщина.  — Но ведь это не страшно. Главное, что я жива. Хотя при моих проблемах со здоровьем уже давно могла погибнуть. Медицина у нас развивается. Это я знаю не понаслышке.