Происшествия

«на меня оказывают сильное давление. Последний раз допрашивали 18 часов подряд. Когда попросил таблетку от сердца — не дали… « — рассказывает капитан буксира «нефтегаз-67», затонувшего у берегов гонконга

0:00 — 28 марта 2008 eye 377

Сразу же после крушения удалось спасти шесть украинских моряков, находившихся на верхней палубе судна. Мама второго помощника капитана Дмитрия Макарова, несмотря ни на что, верит: пропавших моряков найдут живыми

Почти три месяца назад, 2 января, в этот злополучный рейс отправился и херсонец Дмитрий Макаров. «Я сама отвезла его в Крым, откуда сын на следующий день отправился в Киев, чтобы вылететь в Гонконг, — рассказывает Любовь Анатольевна, мама второго помощника капитана буксировочного судна «Нефтегаз-67».  — 13 марта Диме исполнилось 27 лет, но день рождения он праздновал далеко от дома. Кто мог думать, что последний? Я и сейчас так не думаю»…

«Позвонил племянник: «Тетя Люба, а наш Димка разве не на «Нефтегазе-67» ушел?» Тут до меня стало доходить… »

Последние дни Любовь Анатольевну поддерживают две самые близкие подруги, не оставляя убитую горем мать ни на минуту. Мы никак не можем начать беседу: сдержать слезы хозяйке не удается.

 — Жизнь обоих моих мужчин связана с морем, — справившись со слезами, говорит Любовь Анатольевна.  — Муж, капитан дальнего плавания, тоже сейчас в рейсе, всего две недели как ушел, его судно пришвартовалось на днях в испанском порту. Нет такого уголка на планете, где бы Володя не побывал, а вот в районе Южно-Китайского моря ему плавать не доводилось. Поэтому, когда Дима подписал четырехмесячный контракт и отправился на судно-снабженец «Нефтегаз-67», которое обслуживало бурильные скважины возле Китая, Володя даже ему позавидовал…

22 марта из теленовостей Димина мама узнала о страшной беде.

 — Прочитала в телевизоре бегущую строку, сообщавшую, что «Нефтегаз-67» получил пробоину в Южно-Китайском море близ Гонконга, и даже сердце не екнуло, — признается женщина.  — Муж много лет колесит по морям и океанам, вот и Дима уже пять лет ходит в море. И никогда ничего не случалось! Правда, позапрошлой зимой корабль мужа получил серьезные повреждения, врезался на скорости в айсберг. Морские диспетчеры частенько ошибаются: сообщили, что фарватер чист, и вдруг у самого носа — глыба льда. Но ни свернуть, ни остановиться уже нельзя. Слава Богу, все тогда остались живы, дыру залатали. Еще я переживала, чтобы на моих мужчин не напали морские пираты, но Володя и Дима старались держаться подальше от берегов Африки. И тут на тебе! Ту бегущую строку в новостях прочитала не я одна. Минут через пять зазвонил телефон. «Тетя Люба, — поинтересовался племянник, — а наш Димка разве не на «Нефтегазе-67» ушел?» Только тут до меня стало доходить…

Все эти дни мама находилась между отчаянием и надеждой. Женщина жалуется, что в «Черноморнефтегазе», которому принадлежит затонувший буксир, никакой информации для родственников нет. Приходится сидеть у телевизора в ожидании хоть каких-то сообщений. Неизвестность изводит. У них в семье так заведено, что муж и сын связываются с домом из каждого порта. Дима постоянно отправлял маме sms из китайского городка Шинзен. Если связи нет день-два — значит, он в море. «Мамочка, я у причала», — всего три-четыре слова, и она успокаивалась. Украинский буксир доставлял разные грузы на месторождения, где стояли бурильные вышки. День-два экипаж на берегу, несколько дней в море. В этот раз, прежде чем уйти в рейс, Дима почему-то домой не позвонил.

 — Первый раз такое, — разводит руками мама.  — Наверное, был занят… Но я не волновалась именно потому, что считала: сын сейчас на берегу.

Дима Макаров ушел в свой последний рейс в качестве второго помощника капитана. Он жаловался родителям, что работы по горло, некогда в город выйти.

«Рабочее место сына — на верхней палубе. Все, кто был там, спаслись»

 — Давно уже вожу машину, — рассказывает Люба.  — Водитель я аккуратный. А в минувший понедельник из Греции позвонил муж и попросил: сильно не гоняй, мне приснился плохой сон. Рассказала ему о Димке, Володя прямо в трубку расплакался. Он ему не родной, но они такие близкие люди!

Димины родители расстались, когда сыну исполнился всего годик.

 — Я была такая ненормальная мамочка: даже на полчаса не могла с малышом расстаться, — признается Любовь Анатольевна.  — Всегда вдвоем! И с годами это не менялось. Даже личную жизнь не получалось устроить. Как только рядом появлялся мужчина, Дима с ума сходил от ревности. Он уже перешел на второй курс Херсонского мореходного училища, когда я встретила Владимира Евгеньевича. Может, потому, что будущий супруг был морским капитаном, а Дима бредил морем, мой мальчик обрадовался предстоящему замужеству. Настоял, чтобы я взяла фамилию мужа. Сам же, кстати, носил фамилию родного отца, общался с ним, а когда пошел получать паспорт, вдруг записался на мою девичью — Макаров. Мне объяснял, мол, фамилия адмиральская — значит, быть и ему адмиралом.

С отчимом они сразу стали друзьями. Первую практику Димка прошел на Володином корабле, и свой 19-й день рождения мои любимые мужчины вдвоем отпраздновали в Париже. Володя опытный капитан, знает шесть иностранных языков, и когда в рейс уходили вместе, сын в шутку жаловался мне по телефону: «Мама, повлияй на папика, я за месяц не слышал от него ни одного русского слова». Володя хотел сделать из него высококлассного специалиста. Года четыре они плавали на одном судне, а потом сын заартачился: пора делать карьеру самостоятельно. И сынок сам всего добился. «Еще пару лет, — говорил он, — и стану капитаном!» Он обожал море. Бывало, заканчиваются отгулы, муж грустнеет: не хочется оставлять дом, семью! А Димка, наоборот, на крыльях летел на свои корабли.

Пять лет сын встречался с девушкой. Но она жила в России, работала в банке, переезжать в Херсон не решалась. А сын не был уверен, что найдет работу моряка в России. И девушка, устав ждать, вышла замуж. Дима очень переживал. Шло время, у него были подружки, но прежняя любовь не отпускала. «Дима, мне хочется внуков», — сколько раз повторяла ему эту фразу! «Еще успеется», — отмахивался он. Ты дождешься, шутили мы, что возьмем себе внучат из детдома. «Да будут, мамуля, у вас внуки», — смеялся сынок. Мои мужчины зарабатывали много, необходимости ходить на работу у меня нет, и я мечтала о том дне, когда в доме появятся внуки. И вот… ни внучат, ни сына. Пусто.

Любовь Анатольевна утверждает, что в тот роковой вечер, буквально за три-четыре часа, Дима должен был заступить на вахту. Его рабочее место находилось на верхней палубе. А всех, кто был в момент столкновения кораблей на палубе, спасатели достали из воды…

Потом мама прочитала фамилию сына в списке пропавших членов экипажа. Представить корабль на 37-метровой глубине — как он лежит там вверх днищем, а внутри задыхающиеся, обреченные на медленное умирание люди… это выше человеческих сил. Такие мысли мать прогоняет и мучительно просчитывает, где Дима мог быть в момент аварии. Отдыхал перед вахтой? Работал с документами? Что же заставило его уйти с верхней палубы? Скупые кадры телесюжетов не дают возможности разглядеть место, где произошло столкновение. Ей кажется, удар китайского сухогруза пришелся как раз в тот бок буксира, где находилась каюта Димы. Каждое сообщение о том, что на стук водолазов о борт судна никто изнутри не откликается, доводит женщину до обморока. Ей приснился на днях удивительный сон: дельфинчик выпрыгивает из волны, резвится, радуется. Так хочется ухватиться за этот сон, считать его знаком надежды: сынок живой, его найдут, спасут!

«Муж сразу все понял, поэтому и заплакал»

 — Сын в последние годы жил отдельно, — вытирает слезы моя собеседница.  — Приду в гости: обед сварен, кругом идеальный порядок. Не скажешь, что тут живет одинокий мужчина. Ой, что я говорю! Какой одинокий! У него всегда гости, друзья. Хохочут, веселятся! Димке бы клоуном быть, ей-богу. Не могу представить его серьезным. Нашу собаку — боксера по кличке Мелиса — выдрессировал, как для цирка. Димка такой выдумщик был! — Люба осекается на последнем слове…

Хозяйка долго-долго молчит. После паузы устало роняет:

 — С каждым часом надежд все меньше. На трое суток воздуха в затонувших помещениях не может хватить. И о Китае мне сын не расскажет, потому что он оттуда не вернется… Муж сразу все понял, поэтому и заплакал…

Как ни старается держаться эта 50-летняя мужественная женщина, в такой ситуации это вряд ли кому-то удастся. Подруги присаживаются рядом с хозяйкой, по дому вновь плывет густой запах лекарств, женщины мне намекают, что пора оставить их одних.

 — Нет больше сил ждать у телевизора! — срывается на плач мать моряка.  — Завтра же утром выеду в поселок Черноморское. Может, там больше информации.

 — Садиться за руль? В таком состоянии? — приходят в ужас от Любиных планов подруги. Но она, похоже, не собирается их слушать.

 — Единственный сын! — несется мне вслед жуткий женский плач, от которого мурашки по коже.  — Больше у меня никого нет! Сама бы легла в ту железную тюрьму на морском дне! Господи, и это они называют спасательной операцией! Наших же детей никто не спасает!

«Я точно выполнял указания диспетчера»

«ФАКТАМ» удалось связаться с семьей капитана затонувшего судна 44-летнего Юрия Кулемесина.

 — Отец позвонил дня за два до ЧП и сообщил, что ждет смену и 25 марта будет уже в Херсоне, — рассказывает 22-летняя Ксения, дочь капитана Кулемесина.  — Мы с мамой собирались ехать в Симферополь, чтобы его встретить. Последние пять лет папа работает капитаном на судах компании «Черноморнефтегаз». Странно, но о несчастье у китайских берегов нам никто не сообщил. Позвонили родственники из России, сказали, что в последних новостях прошла информация о столкновении кораблей: украинское судно затонуло, но нескольким членам экипажа и капитану посчастливилось спастись. В воскресенье днем, уже после аварии, отец связался с нами. Он был в шоке, кричал в трубку: «Мы не виноваты! Нам дали зеленую линию! Я все делал правильно, точно выполнял указание диспетчера!» Долго говорить он не мог, сообщил лишь номер телефона, по которому ему можно позвонить. Два следующих дня мы только тем и занимались, что набирали тот номер, но он был постоянно занят.

Через 40 часов отец сам вышел на связь. Он был в жутком состоянии. Рассказал, что все, кто находился в каютах и в машине, ушли на дно. Буксир затонул за три минуты. «Я знаю: еще сутки ребята были живы, — говорил отец, — но никто ничего не делал, чтобы их спасти. Вернее, делали все неправильно, нас никто не слушал. На меня оказывают сильное давление. Допрашивали последний раз 18 часов подряд. Я устал уже объяснять руководству порта, морскому департаменту Гонконга одно и то же. Попросил таблетку от сердца, что-нибудь успокаивающее — не дали. Никому из нас никакой медицинской помощи даже не предложили. В местной прессе против украинских моряков развернули масштабную кампанию, хотят сделать нас козлами отпущения. Дескать, буксир был в таком состоянии, что не имел права выходить в море. Следователи тоже придерживаются подобной тактики». Но мы-то, семья, знаем, что это не так! Судно только после капремонта, имело все необходимые сертификаты и допуски, считалось одним из лучших в мире в своем классе.

Отец и раньше рассказывал, что в своих портах китайские суда носятся на огромных скоростях без всяких правил. Это примерно напоминает ситуацию на наших дорогах. Последний раз папа звонил домой в среду. Он нас немного успокоил: мол, прибыла украинская правительственная делегация, чувствуется поддержка. Сразу же, говорит, изменилось отношение китайской стороны — стало более терпимым и уважительным. Наши сделали отцу укол от сердечных болей, дали лекарства. Папа предупредил маму, чтобы скоро не ждала его домой — останется в Гонконге до конца разбирательств. «Даже если меня силком будут отправлять в Украину, — заметил он, — ничего у них не получится. Пока не докажу, что мы не виноваты в аварии, с места не двинусь. Это последнее, что я могу сделать для своей команды». Знаете, папа очень любил ребят. Экипаж-то почти весь молодежный. Он относился к ним, как отец. Ребята тоже уважали своего капитана.

Ксения разговаривала со мной, качая на руках семимесячного малыша. Юрий Кулемесин недавно стал дедушкой, его ждали домой с подарками для маленького внука.

 — Мы готовы ждать еще месяцы, лишь бы только отцу удалось доказать, что его вины в гибели судна нет, — говорит мне на прощание дочь моряка.