Оказывается, в старину у столичных самоубийц тоже были свои излюбленные места
Сейчас в столице люди нередко пытаются свести счеты с жизнью, бросившись под поезд на станции метро. Только с начала нынешнего года в городском метрополитене произошло пять случаев суицида. Очередной инцидент (шестой) случился 19 марта на станции «Святошин», где под колесами локомотива погиб 14-летний подросток.
С эпидемией самоубийств Киев впервые столкнулся в конце XIX века. Ничего подобного в прошлом не происходило. Опыта у врачей не было никакого. До появления специальных психологических служб никто не мог понять, как возникают волны самоубийств и как они распространяются по городу…
Современная цивилизация пришла в стольный град с некоторым опозданием. Железная дорога появилась у нас лишь в начале
1870-х годов. И вскоре в хронике городских происшествий газета «Киевлянин» сообщила: «Эпидемия самоубийств начинает, как будто, проявляться и у нас». Сказано это было еще в виде предположения, не совсем уверенно. Тем не менее прогноз газеты подтвердился. Не прошло и трех месяцев после открытия железнодорожного движения (и пока еще только специальных служебных поездов), как на рельсах нашли свою добровольную смерть два человека.
Первый «грешник» бросился под паровоз 1 марта 1870 года. Это был мещанин, попавшийся на краже. Под колеса мужчина прыгнул сгоряча и очень неудачно. «У него были оторваны обе ноги, — сообщала газета. — Когда подбежали к нему очевидцы, самоубийца еще жил. Истекая кровью, он, говорят, рассказал причину самоубийства: арестованный по обвинению в краже денег, он бежал из-под ареста и, не будучи в силах снести позора, бросился искать смерти под колесами локомотива. Рассказывают, что он сознался при этом в покраже».
Профессор Н. А. Оболонский, работавший в анатомическом театре Киевского университета, писал: «Обращала на себя внимание периодичность поступления в судебно-медицинский кабинет трупного материала самоубийц и однородность в известный период времени способов самоубийств. Так, например, если доставляется труп повесившегося, то мы уже знаем, что будет целый ряд трупов с этим же видом насильственной смерти; доставят труп девушки, отравившейся карболовой кислотой, значит, придется вскрывать один за другим трупы девушек, лишивших себя жизни тем же самым способом. Затем наступает затишье, нет ни одного трупа самоубийцы»…
Современная цивилизация обильна материальными благами, но сердца у нее нет. Во всяком случае, на всех его не хватает. Особо жестоко поступает она с теми, у кого нет сил бороться за существование. Когда-то великий Гете сказал, что «лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый день за них идет на бой». Звучит красиво, но великий поэт забыл, что на свете есть люди слабее его. Те, кто не может каждый день «идти на бой». Старая пресса нашего «богоспасаемого града Киева» проявляла больше чуткости к судьбе обделенных жизнью: «7 сентября 1881 года у полотна железной дороги, недалеко от домика будочника, весь день толпился народ. Одни уходили, другие приходили. На земле лежал прикрытый рогожей мальчик лет 14, которого накануне переехал железнодорожный поезд. Тут же возле него лежала шапка его, в которую бросали медные деньги. В толпе говорили, что мальчик умышленно бросился под поезд, т. к. ему весьма плохо жилось у будочника, у которого он был в услужении… ».
К чести журналистов газеты «Киевлянин», они не искали кошмарных подробностей, ничего не «смаковали» и не «живописали». За строчку репортерам платили всего лишь три копейки. Тем не менее коротенькие заметки о самоубийцах появлялись почти в каждом номере. Чаще всего их писали не для денег, а за упокой души. И эти «трехкопеечные строчки» действительно дышат простым и чистым покаянным чувством.
«В Киеве у дома по Большой Васильковской улице замечен был неизвестный человек с двумя детьми — мальчиком 7 лет и девочкой 13 лет. Все трое лежали в бесчувственном состоянии». Умирающими, как выяснила полиция, были киевский мещанин Георг Матер и его дети. В больнице «девочка несколько пришла в себя и рассказала, что ее отец, под влиянием безысходной нужды, не дававшей возможности приобрести даже дневное пропитание, порешил отравиться и отравить ее и брата.
С этой целью все трое пошли 9 сентября к полотну железной дороги и там Матер, подмешав в пиво мышьяк, сам выпил того пива и напоил им детей. Больше девочка не могла ничего сказать, т. к с нею начался сильный болезненный припадок. Несмотря на все старания врачей спасти от смерти несчастных, Матер и дети его вскоре скончались».
Сострадательные журналисты донесли до нас и послания киевских самоубийц. Их предсмертные записки отправлялись в темноту, в надежде, что где-то там есть живая душа, которую они не нашли при жизни.
«В доме Дзегановского по Лютеранской улице, — пишет газета, — в ночь на 7 марта разыгралась драма, производящая удручающее впечатление. Отравилась карболовой кислотой 13-летняя воспитанница домовладельца. В оставленной ребенком записке сказано: «Тяжело жить на чужой счет, потому лучше умереть, а умирать тяжело». Со слабыми признаками жизни девочка была отправлена в клинику, но там скоро умерла».
У киевских самоубийц в старину имелись свои любимые места. Мрачная репутация сложилась у железной дороги. Те, кому слышались в ее грохоте звуки преисподней, нередко отправлялись сюда для сведения своих счетов с жизнью.
Еще одним «удобным» местом для самоубийства считался Цепной мост, построенный в 1853 году (ныне на этом месте находится мост Метро).
Вешались, как это ни странно, и на ручке парадных дверей Киевского университета. Почему, не известно. Может быть, хотели попрекнуть своей смертью жестокую цивилизацию.
Частыми были случаи суицида в Городском саду. Именно здесь покончила с собой героиня новеллы киевского писателя Бернера (за это произведение он получил золотой жетон Литературно-артистического общества. Вторым лауреатом конкурса стала Леся Украинка). Стрелялись также в скверике у Золотых ворот. С веревкой в кармане отправлялись в далекую Кадетскую рощу.
«В Кадетской роще есть береза, которой, по какому-то непонятному стечению обстоятельств, уже в течение не одного года приходится играть роль виселицы для самоубийц, — сообщала газета. — Несколько дней назад на этой березе повесилась неизвестная дама, а 5 февраля на ней же повесился коропский мещанин Порфирий Линик… ».
Второе «ритуальное» дерево находилось на печерском пустыре, третье — в яру неподалеку от Жилянской улицы. А на самой улице было роковое дерево, на котором «в течение нескольких лет повесилось более 15 лиц».
Странно, но никто не требовал срубить эти злополучные деревья. Все сочувствовали ушедшим из жизни, однако желания бороться с суицидом общество не выражало. Только полиция проявляла в этом вопросе подобающую закону жесткость. Самоубийцы приравнивались к преступникам и несли посмертные «наказания». Хоронили оных за пределами кладбища без соблюдения обряда, рядом с преступниками и безвестными бродягами. Если полиции удавалось застигнуть человека на месте «преступления», с ним поступали «по всей строгости закона»: составляли протокол и брали подписку об отказе от самоубийства.
«Помню я такой случай, — пишет мемуарист Семен Ярон. — Какой-то юноша, желая покончить самоубийством, повесился на дереве в Ботаническом саду. Вовремя усмотренный, он был снят и доставлен в участок. Дежурный надзиратель поговорил с юношей и, отпуская его, потребовал от него подписку такого содержания: «Я, нижеподписавшийся, даю сию подписку в том, что более покушаться на самоубийство не буду под опасением быть привлеченным к ответственности по 29 статье устава о наказаниях».
Хлопоты полицейского ни к чему не привели. «Надзиратель, — пишет мемуарист, — взяв подписку, успокоился, а юноша вновь отправился в сад, где на другой день был найден повесившимся».
История, конечно, анекдотическая. Но смеяться почему-то не хочется…