День Государственного флага Украины, который отмечается 23 августа, для семьи ветерана сегодняшней войны на востоке Украины 24-летнего Игоря Кучмы и его отца Александра Кучмы — праздник особенный. Об истории заложника Александра Кучмы «ФАКТЫ» уже писали. Но поскольку на момент публикации север Донецкой области был еще оккупирован, а сын нашего героя нес службу в зоне боевых действий вплоть до сентября 2017 года, мы не могли называть настоящие имена героев материала и рассказывать о деталях, о которых можем говорить теперь.
Напомним: Александр Кучма, житель села Новомихайловка Днепропетровской области в мае 2014 года отправился навестить своего сына Игоря, который в составе Днепровской 25-й десантной бригады в апреле 2014-го пошел защищать Донбасс. Сначала подразделение Игоря расположилось на Краматорском аэродроме, затем заняло позиции между Славянском и Краматорском и держало под контролем трассу между ними до самого освобождения этих населенных пунктов. Александр от родного села до боевого поста своего сына ехал на машине с флагом Украины и большим запасом продуктов для ребят. На обратном пути мужчину захватили боевики. С 8 по 19 мая 2014 года он провел в Краматорском изоляторе временного содержания.
— Александр Анатольевич, когда вы осознали, что ехать с государственным флагом Украины по оккупированной территории опасно?
— После того как меня на обратном пути захватили в плен. Но этот вопрос мне задавали, когда я уже практически добрался до блокпоста, где Игорь нес службу. Дело в том, что позиции наших ребят у дороги были с обеих сторон окружены блокпостами боевиков. Наши бойцы проверяли транспорт, следовавший в Краматорск и Славянск, и боевики тоже осуществляли незаконные проверки. Как я потом убедился на собственном опыте, захватчики незаконно задерживали граждан и отбирали их авто и имущество. На их блокпосту меня, едущего с развевающимся над машиной флагом Украины, конечно же, остановили, тщательно проверив содержимое багажника. Я, как меня научил командир сына, сказал, что еду в гости к родне в Славянск, потому так много еды везу, мол, сами знаете, как со снабжением в горячей точке, а у нас намечен семейный праздник. Но мне не поверили. Одна неопрятная подвыпившая «часовая» спросила: «К фашистам едешь?» Так боевики называли солдат нашей армии. И прошипела мне вслед, обращаясь к своим «боевым товарищам»: «Запомните эту машину». И меня запомнили. Домой я вовремя не вернулся.
А уже не подъезде к блокпосту наших десантников, у стелы «Славянск», меня стали снимать. Съемочная группа представилась тележурналистами из Польши, но ветровик у них на микрофоне был с логотипом РТР. Я сказал им, что в курсе, в какой стране на самом деле находится редакция телеканала. Однако съемку России-РТР разрешил. Снимая, как мой Игорь переодевается-переобувается во все новое, что я ему привез, они спросил: не страшно ли мне было приехать с флагом Украины на Донбасс? Я ответил, что нахожусь на территории Украины, почему мне должно быть страшно? Что это фактически оккупированная территория и мне грозит смертельная опасность только за то, что еду с государственным флагом на машине, таким образом выражая свою гражданскую позицию, тогда не осознавал.
На обратном пути мою машину остановили, вытащили меня оттуда, приложили прикладом автомата по голове, повредив зубы и нос, натянули на голову полиэтиленовый пакет, связали руки. Сначала привезли к зданию Краматорского горисполкома (это я позже понял, где нахожусь). Там, как я услышал, боевик, который меня туда доставил, объявил собравшимся возле здания бабкам, что я «возил продукты фашистам», и предложил… поплевать мне в лицо. Бабки отказались. Затем меня привезли в изолятор временного содержания Краматорского горотдела милиции, где и продержали 11 дней.
Сначала в сырой камере, где я спал на голых нарах, застелив их тряпкой, которой помыл пол, а затем высушил, размахивая ею над головой. Затем выпросил себе «лучшие» условия содержания. Меня как бесполезного в плане добычи каких-то ценных сведений переселили в «люкс» — камеру на двоих, где на нарах были матрас и подушка.
— Вам кто-нибудь помогал? Или вокруг были лишь враги?
— Были адекватные люди даже в застенках. Женщина по прозвищу «Крестик» приносила нам лекарства, делилась продуктами. Следователь один был явно нашим разведчиком — руки не распускал и особо ничего не выведывал. А когда меня выпустили на волю в незнакомом городе, то волонтеры-подпольщики накормили и предложили переночевать у них дома, где я связался со своими близкими по Интеренету, а затем купили билет на автобус. Думаю, что эти люди оказались рядом не случайно — похоже, они встречали пленников, которых выпускали из застенков.
Одним из них был Сергей Константинопольский, он проживает сейчас в Европе. А вот другого человека по имени Вадим уже нет в живых. Добравшись домой, я связался с Вадимом, и он пожаловался, что находиться в захваченном городе подпольщикам становится все опаснее. Мол, ему тоже пора уезжать. Но не успел. Спустя пару дней мне сообщили, что его убили. Фамилии его я так и не узнал. Но за то время, что мой старший сын был на фронте, я узнал фамилии многих волонтеров, которые помогали нашим бойцам и информацией, спасавшей им жизни, и провизией, и прочими необходимыми вещами, которые в чистом поле, да еще в окружении врагов, не раздобыть.
Читайте также: Боевики «ЛНР» прятали нас от кадыровцев, — легендарная медсестра о плене и ранении на Донбассе
— Правоохранители достаточно активно выявляют пособников оккупантов. В частности, тех, кто причастен к захвату и удержанию людей в заложниках на оккупированных территориях. Возможно, и ваших обидчиков уже установили?
— Нет. Даже моими «впечатлениями» о пребывании в плену никто особо не интересовался. И статуса бывшего пленного не имею. Сам обращался в милицию, сообщив о своем возвращении, так как супруга подавала заявление о том, что я пропал без вести, а также заявлял о похищении у меня автомобиля и телефона. Но ни машина, ни телефон не нашлись. Хотя телефон работает до сих пор. Друзья, позвонившие на мой старый номер, попали на какого-то человека, который сообщил, что проживает на освобожденной территории Донецкой области. По его словам, эта SIM-карта ему каким-то образом досталась вместе с мобилкой в Краматорске в 2014 году. А на моей машине — ВАЗ 21−15 зеленого цвета — долго катался известный российский оккупант Александр Можаев по кличке «Бабай». Этот ранее судимый гражданин России в 2014 году выполнял роль «главнокомандующего» группировкой вооруженных диверсантов, захвативших Краматорск.
Когда я наивно пытался добиться, чтобы вернули мое имущество, оказался на крыльце Краматорского горисполкома в паре метров от «Бабая». По его экипировке и казачьей шапке понял, что это боевик, но тогда я еще не знал, что это «важная персона». Немного постояв на пороге тогдашнего штаба оккупантов, я решил, что документы мне вернули и то хорошо. Лучше поскорее убираться домой, пока обратно в подвал не упекли. Позже, когда я на YouTube нашел видео, где «Бабай» катается на моей машине, в сердцах позвонил сыну и сказал: «Сынок, если ты или кто-то из однополчан увидит нашу машину, сделайте из нее решето. Уже не жалко. В ней теперь эти мрази катаются».
— Игорь, а вы когда узнали о том, что отец попал в плен?
— Не сразу. Скорее догадался о том, что он в плену. И я, и мама долго пытались к нему дозвониться, но телефон не отвечал. Командир утешал меня, как мог. Но, честно признаюсь, я плакал и порывался расстрелять ближайший блокпост боевиков. Боевые товарищи меня остановили. Даже будучи в окружении, я так не переживал, как тогда, когда отец попал в плен. Уже был наслышан о том, что люди, которых захватили боевики, пропадали без вести или их находили убитыми, кто-то возвращался из плена инвалидом. Поэтому, когда отца отпустили, и он оказался более-менее целым, радости моей не было предела.
* О том, что отец попал в плен к боевикам, Игорь узнал не сразу
— А вы были в окружении?
— Да. И не раз. Я пошел на армейскую службу по контракту в феврале 2013 года, а вернулся на «гражданку» лишь в сентябре 2017-го. Сначала был пулеметчиком, затем освоил профессию водителя-механика бронетехники, позже — парамедика. Нашу 25-ю Днепровскую десантную бригаду бросали то в Херсонскую область — на границу с Крымом, то в Николаевскую. Там мы в боевых действиях не участвовали. А вот когда в апреле 2014-го нас отправили на защиту краматорского аэродрома, то бригада сразу же попала в сложную ситуацию, которую тут же «раскатали» по всем вражеским пропагандистским телеканалам. Провокаторы организовали блокаду техники 25-й бригады, в результате чего были захвачены три бронемашины.
Машина, в которой находился я, тоже выдержала аналогичную атаку. Люди, одурманенные пропагандой, бросались на броню, даже не понимая, против кого они, собственно, борются. Один мужчина, увидев мой украинский шеврон десантника, резко отпрянул в сторону со словами: «Так вы наши — украинцы?!» Я с ним в беседу не вступал, как нам было приказано, но очень хотел поинтересоваться: «А вы кого ожидали, против кого боретесь?»
Нашему экипажу, к счастью, удалось пройти по заданному маршруту и заступить на охрану аэродрома. Но и там ни дня не обходилось без провокаций. Наши позиции регулярно обстреливали. А в расположение проникали засланные казачки, которые склоняли бойцов к предательству, предлагая деньги и стремительную карьеру на службе у оккупантов. Увы, некоторые поддались на сладкие обещания… Затем предатели нам звонили — предупреждали об обстрелах. Вероятно, совесть их все же грызла.
Затем мы расположились на трассе. Один наш блокпост был виден всем, а ударные резервы тщательно замаскированы в лесополосе. Но незадолго до освобождения мы все же оказались в блокаде. Даже отважные волонтеры, которые козьими тропами доставляли нам воду, хлеб и прочие очень нужные вещи, в течение полутора месяцев не могли к нам пробраться.
Изредка сбрасывали боеприпасы и продукты с воздуха, но не всегда посылка приземлялась там, где мы могли ее получить. Продукты экономили, как могли, а водой запасались, собирая росу и дождевую воду в клеенку. С одной стороны, радовались, что пошли дожди, а с другой — окопы стали для нас сырой темницей. Обувь гнила вместе с носками и… ногами. У всех был грибок и прочие болячки, сопутствующие окопной жизни. Поэтому, когда мой отец привез и мазь от грибка, и прочие лекарства, да еще нажарил нам шашлыков (родители накануне специально закололи свинью), всем моим побратимам этот день запомнился как праздник. Побратимы присвоили моему отцу «звание» полкового бати и стали называть его «Батяней».
Но затем снова наступили тяжелые будни в осаде, а накануне освобождения Славянска и Краматорска мы приняли тяжелый бой. В ночь на 5 июля 2014 года начался плотный минометный обстрел — боевики палили со всех сторон по всей линии нашей обороны. Потом пошла тяжелая техника. Представляете, когда ты слышишь гул тяжелой техники, но в полной темноте не понимаешь, на каком расстоянии от твоего укрытия она находится, и вдруг прямо перед тобой из темноты и тумана появляется танк! Он в 20 метрах от тебя! Действовать нужно очень быстро, иначе — смерть.
Наша группа в том бою уничтожила вражеский танк, бронемашину их десанта, одну бронемашину пехоты. К тому же на нашем минном поле подорвались еще одна бронемашина пехоты противника и одна легковушка. Другую легковушку, которая пыталась прорваться через наш секрет, мы подбили, вытащив оттуда трех женщин. Одна оказалась журналисткой REN-TV, другая — наводчицей БМД, третья — разведчицей. Всех мы на время боя спрятали в укрытие, а затем передали нашим спецслужбам. Увы, этот бой стоил жизни моему побратиму, командиру отделения Роману Менделю.
Уже на следующий день к нашим блокпостам потянулись караваны волонтеров со всякой всячиной — даже с кастрюлями домашнего борща! А когда спустя пару дней разрешили заехать в город, мы почувствовали себя, как на параде — в освобожденном Краматорске жители встречали нас аплодисментами, бросали на броню цветы, несли домашнюю снедь, звали в гости, предлагая ночлег.
Читайте также: Экс-боец батальона «Донбасс»: в плену боевики обезглавливали украинцев, снимали кожу, вырезали сердца
— Чем вы занимаетесь в мирной жизни?
— После освобождения Славянска и Краматорска до мирной жизни нужно было еще дожить. Я еще повоевал под Дебальцево, затем под Шахтерском, Горловкой. Дослужил в медроте в Авдеевке. Впрочем, после освобождения северных городов Донбасса побывал дома — в отпуске после ранения. 2 августа 2014 года был ранен в ногу близ села Орлово-Ивановка в Шахтерском районе Донецкой области. После операции меня направили на реабилитацию в санаторий Хмельника (Винницкая область), где и познакомился с будущей супругой. Алена работала в санатории до декретного отпуска. 12 июля этого года у нас родилась дочь Карина. Сейчас живем в Хмельнике. Я работаю тренером в первом в области спортивно-реабилитационном центре для участников АТО и членов их семей, который открылся в мае этого года. Прошел обучение и помогаю вернувшимся с фронта бойцам поддерживать здоровье после полученных ранений.
* Сейчас Игорь работает тренером в спортивно-реабилитационном центре для участников АТО и членов их семей
— Александр Анатольевич, поздравляю вас с внучкой. Это первая ваша внучка?
— Спасибо! Внучка первая — мне ведь всего 44 года. Нашему младшему сыну Сергею 21 год, он еще не женат, учится в Днепровской медицинской академии, хочет стать хирургом. Плен не прошел для меня бесследно. Начало скакать давление, а осенью 2014 года у меня был инсульт. Несколько раз пришлось обращаться к дантисту, и по сей день челюсть болит при перемене погоды.
С супругой Светланой держим хозяйство — свинки, курочки, есть огород. Я на досуге собираю корпусную мебель.
*На фото в заголовке: Александр Кучма с сыном Игорем