Общество и люди

Их там нет: почему осужденные в Украине российские боевики оказались не нужны даже своим семьям

9:56 — 9 сентября 2018 eye 2179

В программе «Вікна-новини» (СТБ) состоялась премьера спецпроекта корреспондентки канала Алены Луньковой «Іхтамнєти». Пять документальных историй рассказывают о российских боевиках, которых Украина готова обменять на своих граждан, удерживаемых в плену в Российской Федерации. В рамках цикла впервые обнародованы истории четырех заключенных, согласившихся на откровенные интервью с украинской журналисткой.

— Это история о тех, из-за кого на востоке каждый день гибнут люди, — сказала автор проекта Алена Лунькова. — Такое осознание делало интервью с ними сверхсложным. Но мы решились рассказать о них, чтобы дать слово тем, кому его не дают даже в родной стране.

Известно, что сейчас в Украине содержатся несколько десятков осужденных за терроризм граждан России, которых наша страна готова обменять на украинских политзаключенных. Спецпроект «Іхтамнєти» рассказывает истории четырех боевиков из Москвы, Архангельска, Северодвинска и Нижневартовска, проехавших тысячи километров, чтобы взять в руки оружие в чужой стране. В России о них нет ни одного упоминания. О том, что они находятся в Украине, не подозревали даже многие из их родни.

Алена Лунькова вместе со съемочной группой провела неделю в России, побывав в городах, где остались семьи героев ее проекта. Она прошлась по Красной площади и поговорила с простыми россиянами, многие из которых до сих пор находятся под влиянием антиукраинской пропаганды.

— «Их там нет», — уже четвертый год убеждает всех российская власть, — рассказала Алена. — После командировки в Россию могу сказать, что их нигде нет. Ни одного баннера на Красной площади, ни одного прохожего, который знал бы фамилии российских заключенных. Этих людей будто не существует. Их настолько «там нет», что даже их семьи поверили в это. Знаете, я не требовала от этих людей признаний или раскаяния. Просто хотелось понять, кто они, как зарождается зло, чем оно питается и что в конце концов заставляет человека поднять руку на другого, переступив грань человечности.

— Вы разобрались в этом?

— Знаете, я увидела города и дома, в которых в России жили эти четверо заключенных. И поняла, что они уехали не от хорошей жизни. Рассказывают, что приехали на Донбасс изменить ситуацию, а у самих дома все очень печально — если не дно общества, то какой-то цокольный этаж. Так что далеко не идея двигала ими, а возможность заработать хоть какие-то деньги.

— Уже есть реакция на ваши сюжеты со стороны России?

— Ко мне обратилась российская журналистка, которая хочет сделать подобные материалы, встретившись с семьями заключенных, находящихся в Украине. Она попросит их написать письма Путину с просьбой поменять их родных. Знаю, что в российской прессе появились статьи о том, что украинская журналистка сделала антироссийский материал на Красной площади.

— Вы были там довольно заметной. Никто не интересовался, что за канал снимает?

— Мы приехали в Россию, подгадав под чемпионат мира по футболу. До финала оставалось пару дней, и на улицах, особенно главной площади России, было огромное количество прессы. Наша командировка прошла, как никогда, спокойно. Ни одного вопроса или задержания. Пограничник задал лишь один вопрос: «Что, будете опять политику снимать?» Я говорю: «Это как получится», и нас пропустили. Честно говоря, я даже удивилась, потому что так просто мы еще никогда в Россию не попадали.


* Съемочная группа канала СТБ побывала на Красной площади в Москве накануне финала чемпионата мира по футболу

— Вы проехали по территории России довольно приличные расстояния. Что поразило больше всего?

— Только до Нижневартовска нам было лететь четыре тысячи километров. Россия абсолютно разная, и это никогда не было секретом. Ее можно поделить на Москву и всю остальную страну. Меня больше всего поразили даже не провинциальные города, а отношение родственников заключенных, которые сидят в наших тюрьмах. Наверное, это лишний раз стало подтверждением тому, что мы абсолютно разные!

— Но почему?

— Ни один из них ни разу не обращался в государственные органы, чтобы узнать судьбу своих близких. Никто не устраивал акций протеста, не писал писем. Каждый, с кем я встречалась, считает, что от него ничего не зависит. Нужно просто сидеть и ждать какого-то сигнала. Они уверены, что им позвонят, предупредят о судьбе родного человека. А сами делать ничего не намерены. Окажись я в такой ситуации, наверное, уже била бы во все колокола. А они лишь говорят: «Ну, а что мы можем сделать?» У людей совершенно отсутствует вера в свои силы и возможности.

— А в Путина они верят?

— Еще как! И это тоже для меня парадоксально. Сначала они говорят, что у России очень сильный президент, который все решает. Но когда спрашиваешь: «А почему он не забирает вашего мужа?» — отвечают: «Ну, это не в его власти». Они не хотят разбираться и усложнять себе жизнь.

Читайте также: Только кретин до сих пор может думать, что Путин придет и спасет Донбасс, — Роман Цимбалюк

— Родные знают, что их сыновья и мужья уехали воевать в Украину?

— В семьях по-разному говорят об этом. Родные москвича Дениса Сидорова, который второй год находится в колонии Житомира, полностью зомбированы пропагандой. Называют войну на Донбассе братоубийственной. Рассказывают о бандеровцах, орудовавших на Майдане в Киеве. Девушка северодвинца Алексея Седикова вообще не знала, что Донецк и Луганск — это Украина. Она искренне удивилась, когда я ей сказала об этом. Но тут же стала рассказывать о защите русскоязычного населения. Информационные стандарты, запущенные российской пропагандой четыре года назад, очень сильно засели в умах людей.

— Неужели они всем довольны?!

Меня совершенно поразили люди, живущие в Нижневартовске. Может, сказывается то, что они находятся далеко от границы и всего происходящего, но именно там мы встретили большое количество противников существующей власти. Я была удивлена! Мы общались с таксистами, соседями родственников наших героев. Они спрашивали: «А вы откуда приехали?» Члены нашей команды переглядывались между собой, думая, говорить или нет.

Узнав, что мы из Украины, первым делом спрашивали: «Наверное, с Донбасса на заработки?» А услышав, что мы из Киева, тут же замечали: «Так вы же нас не любите!» В общем, разговор завязывался, и люди начинали говорить, совершенно адекватно оценивая происходящее. Признавались, что устали от потока негативной информации, что Россия не может быть всегда во всем права. Знаете, когда мы пару лет назад приезжали в Россию, то лишь одно слово «Украина» вызывало у людей агрессию. Сейчас я такого не почувствовала.

— Кто-то из родных заключенных отказался с вами встретиться?

— Семья в Архангельске, хотя мы договаривались по телефону. После нашего второго неудачного приезда к ним домой нам сказали, что в следующий раз вызовут полицию. Супруга москвича Дениса Сидорова звонила после того, как мы побывали у нее в доме, и просила не давать материал. Я поняла, что она боится последствий. Но, насколько я знаю, пока никто из наших героев не пострадал.

— Сколько длилась подготовка к проекту?

Все началось еще год назад. Во время одной из пресс-конференций Путина украинский журналист спросил у него о судьбе Сенцова, Кольченко. И тогда адвокат Илья Новиков написал на своей страничке в социальной сети, что лучше спросить у Путина, почему он бросает своих. И озвучил несколько фамилий русских, которые сидят в наших тюрьмах. Тогда я поняла: надо брать тему.

Самым сложным было узнать имена заключенных. Только в конце весны нам дали четыре фамилии, и мы поехали по колониям. Сначала просили о свидании, уговаривали дать интервью, позже проходила съемка. Четыре наших героя — это те, у кого уже есть приговор. Получить разрешение на общение с ними было несложно. Мы хотели записать и Вышинского, но СБУ нам не разрешила.

Читайте также: Стало известно, как Кремль может использовать украинских узников перед выборами

— Ваши четыре героя сразу согласились говорить на камеру?

Нет, пришлось всех уговаривать. Денис говорил, что, если бы приехало российское телевидение, он бы все рассказал. Но за три года его отсидки к нему ни разу не приехал никто из официальных лиц России! Говорю: «Вам терять уже нечего. Давайте поможем друг другу». Он сказал, что должен подумать два часа. Мы подождали, и Денис согласился. Уговорить его на разговор было сложнее всего.

Самое неприятное и жуткое впечатление у меня осталось после беседы с Валерием Ивановым, который сидит в колонии Дрогобыча. Он ни о чем не жалеет. Говорит, если надо, он опять пойдет воевать. Алексей Седиков тоже иногда срывался — его беспокоит раненая нога. Он все время говорил, что в Украине ему давно должны были уже сделать операцию, жаловался, что сам себе вытягивал спицы из ноги. В общем, обижен на нашу страну.

— Заключенные пытались вступить с вами в сделку, просив о чем-то?

— Денис, помню, сказал: «Хоть бы сигарет принесли». Я просила всех четверых записать обращение к родным. Олег Доронин из Нижневартовска сказал: «Не едьте ко мне». Мне потом передавали, что он очень обиделся, узнав, что я таки говорила с его мамой. Сказал: «Я этого ей не забуду». Олег озвучил нам свою версию, говорил, что приехал на Донбасс просто отдохнуть к другу. А мама рассказала правду. О том, что он ходил в военкомат, воевал с Мозговым. Его мама отнеслась к нам по-доброму, сразу пригласила в квартиру. Помню, спросила, не холодно ли ее сыну в тюрьме.


* Алексей Седиков говорил Алене, что в Украине ему давно должны были уже сделать операцию на раненой ноге. В общем, обижен на нашу страну

— В каких условиях они живут?

По одному-два человека. Доронин из Нижневартовска живет с дедом, который несколько лет назад принес на блокпост в Мариуполе банку с медом. Никто не жаловался на условия. У всех есть доступ к Интернету. В камерах у многих играет музыка. У Седикова звучала группа «Баста», а у Валерия Иванова — Владимир Высоцкий.

Мы записывали интервью прямо в коридорах колоний. Остальные заключенные в это время высовывали свои головы из окошек в дверях. Признаюсь, жуткое зрелище. Когда мы в Дрогобычской колонии закончили разговор, я услышала: «На фиг вы с ними разговариваете?! Почему их вообще должны менять?»

— Вы предлагали каждому из заключенных обратиться к Путину. Какой была их первая реакция?

— Я заметила, как у них сразу менялся голос. Они называли президента только «Владимир Владимирович». Это было какое-то трепетное отношение, можно сказать, по-пионерски. Наверное, самыми убедительными в своем обращении были Седиков и Доронин, которые при этом смотрели в камеру и говорили, что уже устали сидеть.

Как ранее сообщали «ФАКТЫ», российские власти в очередной раз отказались обсуждать вопрос об обмене незаконно осужденных в РФ украинских политзаключенных на граждан РФ, осужденных в Украине и написавших обращения к президенту РФ Путину.